Глава 55

-И ночь упала покрывалом на город, пролетела ведьмой, принося холод, и только видел это и пел о том ветер, ведь с ночью приходит и призрак Смерти…Боже, что за бред я читаю? – Моргана с раздражением отшвырнула от себя книгу, которую держала в руках, вглядываясь в воспевающие страдание строки какого-то ныне известного поэта.

-Что тебе не нравится? – Мерлин отвлекся от сосредоточенного изучения карты и взглянул на фею, словно бы не сразу понимая, с кем говорит. – Придворным дамам этот поэт очень симпатичен. Даже королева очень благосклонно приняла его недавно!

-О да, это показатель! – Моргана фыркнула, щелчком пальцев призвала книгу в свои руки с пола и продекламировала из наугад открытой страницы. – «И резала сталь горло врагу, и только пепел летел на ветру, и умирали в пыли короли, и только немногих из них погребли!»

-А последние две строки мне даже нравятся, - вступился Мерлин, снова углубляясь в карту.

-Ещё бы! – не замедлила язвительная Моргана. – Только там, в оригинале эти строки звучали иначе и написаны были ещё лет за пятьдесят до сего…шедевра. Знаешь, как там было?

Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, восстанавливая спокойный тон, и продекламировала хорошо поставленным в спорах голосом:

-«Пали под песнею стали священные алтари, пожарища коснулись небес, хоть шли от земли, и умирали в пыли золотой короли, и только немногих из них погребли».

-Боже, - Мерлин закатил глаза, - какой мрак, Моргана!

-«Апокалипсис», перевод с Седых Берегов, - отозвалась она. – Мне нравится больше оригинал, чем сочинения этого бездарного шута!

-Шутов хватает, - спокойно согласился друид. – Только шуты они ведь тоже нужны. Мало кто читает «Апокалипсис», он слишком сложен и держит в напряжении, а людям не нужно того, над чем надо думать. Им нужно понимать здесь и сейчас, сию минуту. Пожарища, шедшие от земли, красиво звучит, но кто будет думать о том, что здесь за образ? У любого молодого человека или дамы спроси…вот, кстати, Ланселот, сюда иди!

Ланселот, невовремя появившийся на пороге с деревянным ящиком, забитым свитками и письмами с прошениями от простых людей и соседних земель, замер, испуганно вжав голову в плечи. Он не ожидал такого внимания к своей персоне от друида.

-Иди-иди, - самым ласковым и оттого более угрожающим тоном, поманил друид.

Ланселот поставил ящик в угол и с опаской приблизился к советнику, ожидая каждую минуту, по меньшей мере, превращения себя в осла.

-Вот скажи мне, - обратился к нему Мерлин, - как ты понимаешь такую строчку: «пожарища коснулись небес, хоть шли от земли»?

Ланселот нахмурился, мысленно разделяя строку на слова и соединяя из них образ.

-Ты не торопись, но всё же побыстрее, - мягко попросил Мерлин. Моргана не вмешивалась.

-Я думаю, что здесь всё просто, - наконец, промолвил рыцарь, - это образ вознесения грешников и демонов Преисподней к небесам, ведь, как сказано, было в «Апокалипсисе» - в день Высшего Суда огонь вырвется из-под земли столбом, до самых небес и…

-Твоё влияние! – мрачно перебил Ланселота Мерлин, в упор, глядя на Моргану. – Твоё! Испортила парня!

Моргана молча развела руками…

-Тот бездарь был всё-таки прав, - неожиданно подает голос фея, заставляя Артура вздрогнуть. – Ночь, падая на город, пролетает ведьмой, принося холод.

-Тебе холодно? – Ланселот не понимает, да и не знает этих строк, не знает и разговора и мыслей феи. Он только ждет разрешения своей судьбы и конца всего этого сумасшествия. – Возьми мой…

-Боже, и ты читала этого поэта? – Артур перебивает. – Гвиневра с ума меня свела, цитируя его на каждом ходу.

-Не ври, - мрачно обрывает Моргана, не оборачиваясь на Артура, и продолжает смотреть в окно, - ты не проводил с ней так много времени, чтобы она с ума тебя свела.

-Ну, - Артур заливается краской, закашливается. – Ну, придворные дамы, стихи от каждого угла!

-К чему ты это? – Ланселота не интересуют стихи. Во всяком случае сейчас. Ему интересно, почему Моргана вдруг признала чью-то правоту, да ещё и так.

-Посмотри, - Моргана, словно бы не в силах наблюдать более за окном, отходит.

Не сговариваясь, Ланселот и Артур приближаются к витражному окну и замирают, не веря своим глазам.

Ночь в Камелоте темна, в ней легко скрыться, раствориться. Воздух свеж, небо хоть и освещается звездами, но всё же – свет их бледен над землею Камелота, словно бы укрывает насмешливо воров и преступников от своего света, щадит грешников, отпуская им больше темноты, чем звездного света.

Улицы Камелота не освещаются по ночам. Мерлин пытался предложить пару идей по возведению магического освещения в ночное время суток для безопасности, но как-то стало не до того и идеи не дошли до совета. Редко какой рыцарь с обходом, патруль из стражников пронесет по главной улице факел, так…лишь бы не наткнуться на какого-нибудь действительного нарушителя порядка, для успокоения, для формальности.

Улицы Камелота полны тягучим ночным воздухом, который может давить морозностью с непривычки, и только привыкнув, можно начать чувствовать свежесть с этой тягучести. Улицы Камелота одинаково принимают и нищих в закутках между лавчонками и нашедших приют в старых бочках да в соломе, и пьяниц, заснувших по пути из кабака на земле, и торговцев, что обвешивают на рынке каждый день доверчивых и честных людей, и самих этих доверчивых и честных людей, которые хранят секреты подчас гораздо более страшные, чем обманы торговцев. Улицы Камелота не делят знать и священнослужителей, бедняков и ремесленников – они принимают всех. Они – свидетели любовных похождений, свидетели греха и раскаяния, веселья и горечи, смерти и жизни – молчат одинаково для всех.

Улицы Камелота хранят на своей земле и кое-где вымощенных каменными плитами дорогах следы разбойников и детей, гонцов и солдат…

По этим улицам шли умирать и любить, драться и искать примирения.

Но ночь скрывает в своем покрывале всё. Каждая ночь, кроме той, проклятой, за которой наблюдает сейчас король Артур.

В ночи каждый далекий огонек, каким слабым он бы ни был, виден далеко-далеко, отражается на далеком расстоянии, заметен и ярок.

А когда в Камелот вступает вражеская армия, армия огромная, поддерживаемая многими графствами и герцогствами, армия, сопровождаемая яростью огненных факелов в большом количестве – это можно увидеть с самого края города…

Артур едва не потерял сознание от ужаса, сжавшего его горло ледяной рукой. Ему привиделось, что он различает крики и блеск мечей, обагренных кровью, хотя ничего из этого, конечно же, не было.

Огоньки были далеко, но уже виднелись, ясно предвещая конец правления Артура Пендрагона. Они приближались стремительно, и всё никак не кончались, сплетая собою удивительное покрывало…

-С земли. До небес…- молвит Артур, вцепляясь в оконную раму до боли в пальцах.

-Тихо, - предостерегает Моргана, оказываясь с ним рядом, придерживая его. – Всё будет хорошо, мы уйдем. Тебя объявят мертвым, ты не…

Она не успевает договорить. Человеку тяжело вынести две вещи: приобрести в один миг все и в один миг все потерять. Артур пережил оба эти потрясения.

В один день он превратился из оруженосца в короля Камелота, посланника небес для простых жителей, в обладателя сокровищ, власти и женщин, в могучую фигуру, в того, с кем считаются, в того, кто оставляет след в истории.

В другой же день – он узнает о том, что был никчемным правителем, что его наставник благословил, почти что благословил, перед смертью его врага бороться за то, что досталось Артуру, что жена его тоже против, что любимая сестра едва ли не в истоке заговора и даже верный рыцарь не так уж и верен…

Два дня из жизни. Разделенные совсем коротким мигом счастья и упоения, дни, наполненные хмельными пирами и блеском кубков, лязгом мечей, поклонами и кокетством. Он так много хотел, так много не успел, так яростно желал любить и быть любимым в народе, а теперь этот народ отбирает всё!

Ярость…

Ярость приходит кровавой мутью, когда нет выхода, когда отчаяние подкрадывается со спины и касается уже плеча, когда издевательская усмешка – это любимая улыбка. Всё переворачивается с ног на голову. В минуту отчаяния мозг и тело пытаются бороться, пытаются сражаться и каждый видится врагом и каждый видится предателем. Так приходит помутнение чувств.

Артур отталкивает Моргану от себя – грубо, в грудь. Не ожидая этого, не успевая даже охнуть от боли, Моргана падает на пол. Ланселот бросается к ней и поднимает с пола, но пока это происходит – Артур словно бы попадает под влияние бесовской силы – он крушит и ломает всё, до чего может дотянуться.

В стену летят подсвечники, блюда, размазываясь своим содержимым по стене и полу, картины, украшения, постель – всё срывается с яростью. Моргана прячется от грохота в объятиях Ланселота и плачет, но ни она не замечает этого, ни рыцарь не ощущает того, что его рубашка заливается слезами.

Артур барабанит в дверь, Артур кричит и вопит, ругается, угрожает, умоляет…пик эмоций – это смешение ярости и гнева. Он пинает дверь, едва не вынося её, но всё-таки дверь остаётся на месте. Он сбивает кулаки в кровь, он падает на колени, уже уставая, но, всё ещё сопротивляясь неизбежному, и рвет на себе волосы, одежду…

И наконец, по-звериному, лишаясь последнего человеческого чувства, доходя до пика отчаяния, воет.

Но дверь не поддается. За дверью есть движение. Рыцари, верные Мелеаганту советники, кто с испугом, кто с отвращением смотрят на дверь, не зная, как реагировать. Голиард спокоен…один.

Он видел падения королей, пожарища, лижущие небеса и идущие при этом от земли. Он спокоен.

И даже когда Гвиневра, что-то почувствовав, услышав, бросается на дверь, безотчетно плача и неожиданно пугаясь, внося в жизнь ночного замка ещё шум…

И даже когда просыпается в своей детской Мордред и заходится плачем, пробуждая свою няньку ото сна…

И даже, когда в городе начинается шум, открываются ставни и хлопают двери, скрипят городские вороты и жутко начинает завывать ветер, внося свой вклад в душу ночного Камелота…

Голиард остаётся спокойным. Он все это видел. Он все это знал. Ничего нового не рождает история! Она лишь меняет лица, меняет имена, но остаётся прежней и не надо жить столько, сколько живет Голиард, чтобы понять это, надо лишь уметь слышать ночь.

Мелеагант въезжает по мосту. Его сопровождает древняя кровь, воплощенная в знатных отпрысках из домов герцогов, графов и баронов. Они едут вместе, прекрасно зная, что не встретят сопротивления и потому не рискуют.

Они едут вместе, чтобы показать свою сплоченность новому королю. Они называют его «величеством», вместо «высочества», и уже привычно звучат их слова.

Позади гремят доспехами солдаты. Пешие и конные – величественное зрелище и страшное. Огонь разрывает ночь.

Ворота, открывающие путь в столицу – вот оно! Вот оно – зрелище долгих месяцев подготовки. Последняя дорога до замка и Камелот принадлежит ему.

На мгновение становится страшно – вдруг ворота не открыты? Вдруг что-то идет не так, и он ведет своих солдат на бойню? Но этот краткий миг проходит.

Стража торжественно распахивает ворота перед лошадьми, перед флагами и огнями факелов. Ночь принимает в объятия блудных детей своих и сдаётся от их колонны, отлетает прочь, но кружит над головами. А полотнище огня всё сильнее и ярче, все могущественнее.

Хлопают двери, лают псы, где-то кричат разбуженные лязгом железа дети, но это пустяки – сегодняшняя ночь будет бессонной. Сегодняшняя ночь войдет в историю. Биения сердца не слышно за лязгами и шумами, но сердце будто бы рвется из груди, торопится жить, рвется-рвется-рвется!

Кто-то выбегает на улицу, приветствует, кричит неразборчивые слова о величии и молится. Отвечая на слова горожан, начинают бить колокола, внося ещё больше суматохи в город. Ночь обижается, подлизывается то к одному, то к другому, заглядывает в глаза, касается плеча, но никто не замечает ночь. Тишина умирает, заползая в самый дальний уголок, а темнота рыдает, стыдливо пряча обнаженное нутро от разгорающихся все новых и новых факелов.

-Предатель! – выкрикивает какой-то старец в длинном сером рубище.

И прежде, чем улица успевает отреагировать, от армии отделяется пара стражников, и Мелеагант с главными своими сторонниками не смотрит даже на то, как ловко те орудуют мечом, навсегда отправляя в сон выскочившего старца.

Это война. Без жалости. И толпа ревет восторгом. И толпа подхватывает клич. Армия идет, готовая убить каждого, кто встанет на пути, но никто и не думает. Верные отряды Артура ждут у самого замка – там будет небольшая битва и ещё большее пожарище. Но это будет еще не так скоро.

Каждого же кто посмеет бросить «предатель» или «узурпатор», толпа уже сама растерзает. У нее есть пример, у нее есть жажда и есть смысл. Колокольный звон выгоняет ночь всё дальше, и она – униженная и оскорбленная отползает все дальше и дальше.

А толпа суетится. Пробудились ремесленники и купцы, священники и торговцы, женщины и дети, старики и молодые люди. Влюбленные и ненавидящие славят короля Мелеаганта, а недовольные либо умолкают, понимая, как опасно выступать сейчас, либо тут же падают сраженные своими же словами.

И нет безразличных. И нет больше спящих. И нет тишины ночного Камелота и самой ночи тоже нет.

Кто-то вбегает в дома явных сторонников Артура, вытаскивает жителей из дома за волосы, сгоняет с постелей и издевается, кто-то сводит личные счеты, воспользовавшись минутой…

Ночь королей – самая страшная ночь для народа. Кровь льется обязательно и никто уже не станет выяснять, для чьего счастья эта самая кровь пролилась. Ночь окончательно сдает свои позиции и уползает зализывать раны куда-то в глушь, но никто и не замечает этого. Звенят колокола башен, воспевая Мелеаганта, народ кричит и ликует, гремят доспехи, лают обалдевшие от шума псы…

Ночь королей! Проклятая и славная ночь! И только Голиард остаётся спокойным в эти часы.

***

Бессознательную Лею привезла из леса леди Трелин. Она объезжала со своими двумя слугами охотничьи угодья Мелеаганта на предмет проверки дорог, а на деле – лишь желала объездить новую лошадь мужа. Муж её лошадей боялся, особенно необъезженных, и она решила и сама проветриться и помочь заодно мужу.

И, как, оказалось, наткнуться на бессознательную Лею.

-Да чтоб вас! – Лилиан от расстройства чуть кувшин не выронила из рук, когда леди Трелин, смешно смущаясь её присутствия, вжимала голову в плечи, пока слуги вносили тело Леи. – Что не так с этим местом?!

У Лилиан были свои поводы для ярости. Она была целителем и никогда не была без работы в земле Мелеаганта, учитывая же то, что крестьянам она почти не помогала – только если всё было совсем плохо и некому было прийти на помощь, когда не справлялись местные знахари. Большая часть её работы, конечно, была для Мелеаганта. Он был самым частым её посетителем долгое время. Ожоги от магических манипуляций, ранения разной тяжести и работа на износ часто отправляли Мелеаганта к Лилиан.

-Ваше высочество, - не выдержала однажды Лилиан, считавшая, что любит Мелеагант совсем невзаимно, - ну что же вы так-то? как…боже, вы себя доведете!

-Может, я хочу чаще тебя видеть! – отшутился Мелеагант и не отшутился одновременно.

Как бы ни было, после того, как Лилиан и Мелеагант официально с точки зрения земель и двора погрузились в свои чувства друг к другу, принц стал уже не таким частым гостем у Лилиан в качестве пострадавшего. Зато появился Уриен. Тот умудрялся постоянно получать не только в пьяных драках при кабаках, куда его приводила попытка заглушить тоску о Моргане, но и от самой Морганы, что пыталась избавиться от его ухаживаний. Один раз даже от Ланселота Уриен несколько получил…

А теперь Лея!

Леди Трелин смущенно объяснила, в какой части леса нашла девушку, но это Лилиан вообще не помогло. Она желала знать, что с танцовщицей не так, а уже потом все остальное. Пришлось отложить дела и заняться изучением.

Лея была без сознания и для Лилиан это было даже к лучшему. Она совершила несколько магических пассов руками, вызывая поверх тела девушки синеватую её же сущность. Здесь, пользуясь таким синеватым вторым воплощением Леи, Лилиан могла изучать тело на предмет заболеваний. Она снимала слой за слоем, чтобы понять причину бессознательности Леи.

Это было долгой процедурой, к тому же – как правило, неприятной для самого пострадавшего, который ощущал по своему телу маленькие уколы холодных иголочек. Большая часть пациентов Лилиан, когда она прибегала к такому методу, не зная, в чем именно проблема по здоровью, не выдерживала это молча, начинала шумно вздыхать и ежится…

Уриен, правда, терпел молча и мужественно. Но у него не было выхода – Лилиан ставила его на ноги быстрее любого целителя, и он снова мог существовать и действовать.

Мелеагант вообще уклонялся от такой процедуры в любом состоянии. То нарочно крутился и вертелся, то начинал шутить, то просто приставал к Лилиан, хватая её за руки, за талию и пытаясь поцеловать.

-Ваше высочество, я вас свяжу! – пообещала Лилиан как-то, уворачиваясь от его рук.

Мелеагант на мгновение остановился, а затем восторженно спросил:

-Обещаешь?

Лилиан, ожидавшая насмешки или ещё какого-то ехидного комментария не сразу сообразила в чем подвох, зато потом с раздражением ткнула его пальцем больнее, чем нужно было:

-Идиот!

Мелеагант откинул голову на подушку и захохотал, наслаждаясь выступившим румянцем на щеках девушки…

Сейчас же Лилиан пыталась понять, что не так с Леей, почему молодая девушка вдруг так потеряла сознание? Не больна ли…

«Кто знает, чем её в этом Камелоте могли заразить!» - подумала Лилиан и продолжала снимать слой за слоем.

-Сердце в порядке…легкие тоже. Желудок…

Физическое воплощение Леи было почти в идеальном состоянии. Она мало употребляла вина, почти не ела сильно жареного и жирного, много двигалась и в принципе была практически здоровой.

Лилиан взглянула на плод – он развивался нормально, чуть подсвеченный синеватым цветом. Все как положено – пока без нарушений.

Второй слой – слой нервной системы, конечно, являлся почти противоположностью первому. Лилиан выругалась, наблюдая за шевелящимися обрывающимися белыми ниточками по всему телу, свидетелей всех поражений и обид.

-Ладно, это поправимо!

Лилиан наскоро парой взмахов руки соединила шевелящиеся ниточки, как смогла и сделала себе заметку, что нужно приготовить для Леи чего-нибудь успокаивающего, но обморок с этим состояние Лилиан не могла связать – тут было что-то другое.

Слой чувств…ну да, здесь всё ясно – много страха, много горя, много тревог. Нужно почистить. Пара взмахов. Тяжелое сложение фигур и вроде бы можно ещё просуществовать.

«Нужно её полностью привести в норму перед родами», - подумала Лилиан, и пошла в следующий слой, пообещав себе, что займётся этим позже.

Слой жизни…ну ничего, здесь тоже почти все в порядке. Так, пара повреждений, но это пустяки – полностью здоровых не бывает, это тоже не могло вызвать потерю сознания.

Дальше и дальше, Лилиан шла глубже, погружаясь в плоть магического воплощения, ища причину обморока Леи. Дойдя до слоя сознания, Лилиан решила всё-таки «включить» Лею не дожидаясь конца процедур, и дернула за один из синеватых огоньков проекции.

Лея включилась быстро, со стоном. Открыла глаза, увидела над собою – себя, только синеватую, обвитую магическим волокном и замерла, вглядываясь…

-Как ты? – спросила Лилиан, мельком отмечая, что Лея вернулась.

-Нормально, - слабо отозвалась она. – А что со мной?

-Не знаю, - признала целитель, разгребая следующий слой. – Физическое состояние в норме, чувства, нервы – терпимо, плод развивается хорошо, проводимость замечательная, я ищу…

-Я…закашлялась, - Лея прикрыла глаза, вспоминая, - и выплюнула что-то кроваво-чёрное.

-А?- Лилиан даже оторвалась от работы. – Что? Но…физическое состояние у тебя лучше, чем моё, честно! Не нашла я признаков болезни! Ах, ты ж…

Лилиан грубо выругалась, её пальцы ловко дошли до последнего слоя – магическая сущность. Вместо синеватого блеска здорового магически одаренного человека, она увидела огромное черное пятно в области плода, расползающееся по телу Леи.

Лея это тоже увидела и вскрикнула…

-Как? Как это…- выдохнула бедная девушка, глядя на Лилиан глазами, полными серебряных слез.- Что это такое?

-Проклятие, - посерев, ответила Лилиан. – Моргана…помнишь, Мерлин сказал, что Моргана не выживет, если родит Мордреда? Что он, связанный её же проклятием забирает её жизнь?

Лея моргнула, слеза выкатилась по её бледному лицу…

-Думаю здесь также, - глухо отозвалась Лилиан, - думаю, оно же…

-Но почему? – Лея в ужасе провела рукой по животу, пытаясь принять мысль о том, что ребенок. Которого она уже ждала и уже выбирала ему имя, убивает её. – Я не Моргана! Я не проклинала его!

-Да знаю! – Лилиан в раздражении швырнула проекцию тела Леи в пустоту, сминая безжалостно всё, что сделала и, чувствуя бессилие. – Знаю! Почему это случилось, не знаю! Может, у Артура кровь поганая! Может, ещё чего! Мерлин нет, боже…как нам быть? Не знаю, Лея. Я буду пытаться, я буду изучать, но я не знаю…

Лилиан зарыдала, упав на колени перед постелью Леи и чувствуя панику, подступающую к горлу.

-Боже!

Лея обняла Лилиан, в её собственных глазах слез не было – она поняла в чем тут дело.