Глава 1. Проводник Пустоты

– Даррелл Лирманн, главный дознаватель Q.uestion’а, – представился седеющий мужчина. Его изумрудно-зелёные глаза впились в стоящего перед ним молодого человека, который спросонья открыл ему дверь. Как только тот увидел алую цепь на левой руке Даррелла – тут же скрылся в темноте грязной квартиры.

Даррелл рванул вслед, ловко перепрыгивая через поваленные перед ним пластиковые коробки, которыми паникующий беглец пытался его замедлить. Преступник упёрся в окно в конце коридора и обернулся; на его лбу был вытатуирован логотип компании, края которого медленно истекали кровью: злоупотребление «шумом» привело к отторжению синтетических тканей. От внезапной физической нагрузки на шее и груди мужчины проступили пятна ржавой крови: его стальное сердце дышало на ладан и вскоре могло остановиться.

– [Попытайся достать хотя бы его нейрочип], – услышал Даррелл голос Макса в наушнике, – [На крайний случай мы вытащим из него запись голосов].

– Пойдём, и с тобой ничего не случится, – попытался убедить Даррелл преступника, – Мы ищем только заказчиков – тебя можно отпустить после стирания памяти.

Преступник не ответил: он весь трясся, а его взгляд часто соскакивал на алую цепь, запугавшую его до потери речи. Даррелл протянул ему свободную от символов руку и начал медленно подходить ближе. Мужчина задышал глубже, постепенно успокаиваясь, и дознаватель слегка ускорил свои шаги.

– В Старом городе, – вдруг прохрипел мужчина, – В коллекторе на северо-западе. Задания появляются там, туда же я всё и относил, – сказал он и, закрыв глаза, вздохнул, – Больше ничего не знаю. Пожалуйста, отпустите меня!

– Во мне нет социального модуля, – покачал головой дознаватель, – Пойдём. Мы должны проверить всё, что ты сказал.

Внезапно где-то в глубине квартиры раздался пронзительный сигнал, и преступник, выпучив глаза и занеся руку, с криком рванулся в сторону Даррелла; тот отреагировал мгновенно, нырнув вниз и ударив нападающего в подбородок основанием ладони. Лёгкое тело подлетело в воздух, и Даррелл, не отрывая руки, обхватил его челюсть, с силой пробил головой преступника окно и бросил его на оконную раму. Острые осколки креплёного стекла впились в шею мужчины, и он, истекая гнилой кровью, умоляюще вгляделся в глаза своего убийцы.

– Ты свой выбор сделал, – безразлично ответил Даррелл, не обращая внимания на следивших за происходящим прохожих и не ощущая, как холодеет его душа, – Я не собираюсь его отторгать.

Мужчина хотел сказать что-то ещё, но Даррелл начал резкими, рваными движениями тянуть, поворачивать и наклонять его голову из стороны в сторону, отпиливая её от тела. Наконец он с глухим хрустом сломал позвоночник с гортанью и оторвал голову вместе с мочалкой сосудов, позволяя крови стекать по фасаду дома на тротуар. Даррелл осмотрел место отрыва, проверяя, были ли там провода. Не найдя никаких кабелей, он перевёл взгляд на тело: обрубок шеи был всё ещё нанизан на осколки, и оно медленно сползало на пол. Дознаватель тяжело ударил ногой тело, вгоняя его в гнилые доски и отправляя отрезанный ошмёток шеи вниз, в толпу зевак.

– [Голову достал, всё целое], – отчитался Даррелл коллеге.

– [Запугивание не входит в твои задачи], – сухо ответил Макс, – [Из-за твоих действий нам теперь будет сложнее действовать в неблагополучных районах].

– [Пусть], – пожал плечами Даррелл, – [Раньше тоже были случаи насилия против наших. Теперь хотя бы будут понимать, что мы готовы отвечать на это – понимать, что сопротивление приведёт к истреблению], – закончил он. Макс в ответ только недовольно вздохнул и прервал связь.

Потухшие лампы прохудившейся квартиры начали мерцать, а где-то в комнатах зашумело радио; как будто очнувшись от тяжёлого сна, Даррелл с испугом снял пульс и начал делать глубокие вдохи и медленные выдохи. Помехи электричества ослабли, и дознаватель, выудив из нагрудного кармана контейнер с быстрыми нейролептиками, высыпал горсть себе в рот и, не найдя поблизости ничего получше, смочил губы кровью из оторванной головы. Через пару минут перебои энергии сошли на нет, и дознаватель вышел из квартиры.

***

Вернувшись домой, Даррелл принялся, изредка вздыхая, за крепкий виски, пару бутылок которого он достал из высокого шкафа. Пилось плохо – по дороге из офиса руки снова задрожали, а дыхание сбилось; мужчина несколько раз закашливался, ощущая, как огненная вода обжигает глотку и заставляет яснее вспоминать запах свежей и гнилой крови убитого.

Когда же алкоголь наконец ударил в голову, Даррелл закрыл лицо ладонями и заплакал. Позволив своему телу расслабиться, он начал медленно качаться из стороны в сторону и, ударившись виском о стену, весь обмяк, позволяя рукам с громким стуком рухнуть на белую поверхность стола. Его пустой взгляд впился в неё, а в голове мягко зазвенело. Мужчина начал наблюдать за тем, как реальность вокруг него нежно подрагивала, пленённая сознанием наблюдателя. Через некоторое время в поле зрения Даррелла начали появляться тёмные пятна, и он улыбнулся: та тьма, что отделяла его последние воспоминания при жизни от первых воспоминаний после перерождения, снова вернулась – точно так же, как она вернулась этим днём.

Несмотря на мурашки по всему телу, Даррелл был спокоен: казалось, что Пустота была его домом, и сейчас он снова с ней сблизился – сблизился с упоительной тишиной, с отсутствием слов, смыслов и ощущений – по другую сторону ждал один только покой, и вопиющее нарушение естественного порядка вещей, которым дознаватель считал свою вторую жизнь, приводило лишь к пронзительному, ледяному, чужеродному сквозняку, который проходил сквозь его сердце и душу и забивался в темнейшие щели этого мира и даже в пустоты между мельчайшими частицами. Мужчина безучастно покосился на заточенные ножи, учтиво спрятавшие свои светлые лезвия в деревянной стойке: наверное, стоило со всем покончить – в конце концов, его смерть была заслуженной, она имела какой-то смысл и служила ему назиданием – она имела значение ровно настолько, насколько вся его вторая жизнь была его лишена.

В глазах замерцали чёрные пятна, и Даррелл с улыбкой перевёл взгляд на руки, которые будто бы независимо от него раскачивались перед лицом из стороны в сторону. Дознаватель улыбнулся: с момента возрождения Даррелл и Линда служили проводниками чего-то неизвестного, и убийство его родича только всё усугубило: теперь она лежала прямо в центре Лондона, позволяя иному просачиваться в почву вместе с трупными соками.

Что же до него? Каждое «дознавание» заканчивалось убийством, не всегда быстрым и никогда – безболезненным. Пустота внутри сворачивалась в пружины, загораясь в неповиновении, и сливалась с его врождённой тягой к насилию; они дополняли друг друга, и глаза Даррелла застилал багровый туман, как будто всё его лицо обрастало тонкой плёнкой из плоти. Тёмные нарывы внутри кричали об одном: боль тела не позволит иному проникнуть в душу, пропитать её до корней. Жители Лондона медленно покорялись, пропускали его внутрь, и лишь некоторые оказались устойчивы к пагубному влиянию. Через разум Даррелла начали проноситься образы таких людей, и он, казалось, нащупал что-то общее, что-то такое, что позволяло их душам сохранять свой исходный образ, несмотря на влияние неуловимого запредельного.

Когда подушечки пальцев Даррелла едва коснулись гладкой поверхности истины, его растрясла Эмили.

– Что стряслось? – спросила она взволнованно. Её муж только молча обнял её за талию и, приложив голову к груди Эмили, глухо зарыдал, – Я тут, Даррелл. Я рядом, – мягко прошептала она, гладя его по волосам, – Я никуда не исчезну.

– Я допрашивал подозреваемого – с пристрастием – ну, всё как обычно, – заговорил Даррелл через некоторое время и снова остановился.

– И? – нежно спросила Эмили, погладив его по шее.

– Сбой электричества – уже после того, как он умер. Снова это холодное, липкое ощущение на душе – как будто всё тело сковано жидкой ледяной тьмой. Раньше перед смертью они сияли так ярко; сейчас, когда я знаю, куда их отправляю, это уже не приносит никакого удовольствия, – не делая никаких пауз и путаясь в мыслях, говорил Даррелл. Он отстранился и устало посмотрел в глаза своей жены, – Я всё чаще думаю о том, чтобы просто вскрыться, но ты каждый раз находишь меня до того, как я тяну к этому руку, – благодарно улыбнулся он и хотел снова прижаться к ней, однако Эмили нежным, но в то же время непререкаемым движением надавила на его ключицы.

– Даррелл, ты ведь знаешь, что делают с увядшими лепестками? – спросила она, отстранившись и направившись к шкафам за рюмкой.

– Обрывают?

– А с увядшими цветами?

– Не знаю, – покачал Даррелл головой, наблюдая за тем, как Эмили опускается за стол рядом с ним.

– Отрезают бутон, чтобы освободить место для тех, кому действительно хочется жить, – холодно пояснила она, уколов его ледяным, безжалостным взглядом.

– Ты это к чему? – расплывшись в улыбке, спросил Даррелл: всё его нутро загорелось и скрутилось в пружину, и он начал бессознательно царапать стол, оставляя в нём глубокие борозды. Дыхания не хватало, челюсть хотелось сжать до раздробленных зубов, а разум яростно пульсировал от мозжечка до паха, заточённый в теле – настолько его возбуждало безумное хладнокровие жены.

– Нельзя считать, что тебя оставили в живых только ради меня; когда Фаррелл начал думать, что живёт только ради Линды – она тут же с собой покончила, чтобы он не разменивал судьбу на такие мелочи. Вот и тебе не стоит думать, что ты тут только ради меня, – самодовольно усмехнулась Эмили, заметив взгляд мужа и понукая его взглядом перейти к делу.

– И что ты сделаешь? Размалюешь мостовую мозгами, как та овца? – прерывистым голосом спросил Даррелл и приблизился к ней, обвивая её шею пальцами и вонзая их в загривок. Эмили тяжело задышала и, упрямо столкнувшись с мужем лбами, оттолкнула его на нейтральную территорию, поравнялась с его лицом и сдавила плечи любимого запястьями, демонстрируя свою власть над ним.

– Если и умирать, то вместе: одного раза мне уже хватило, – сходя с ума, прошептала она, глядя ему прямо в глаза и практически стеная от нетерпения. Когда Даррелл попытался её поцеловать, Эмили отстранилась, ещё не позволяя напряжению воспламениться: – Не хочу, чтобы твои слова заканчивались на ком-то другом, Даррелл, – пояснила она, пощекотав его своим дыханием.

– Я знал, на ком женился, – выдохнул он тяжело, ощущая, как всё его нутро плавится и медленно тает, – Только ты в этом мире такая же больная, как я.

– То-то же и оно, – с хищной улыбкой ответила Эмили, и они столкнулись в порыве безумия, обжигая и изрезая друг друга в яростных столкновениях.

***

– Ты куда-то собрался? – раздался металлический голос, заставив Даррелла резко повернуться; он едва не выронил внушительный пакет с нейролептиками, который был зажат у него в руке.

– Да, – вздохнул дознаватель и покачал головой: на выходе из фармацевтической лаборатории его ждало одно из тел Алана, – Предыдущий сказал про коллектор в Старом городе – кто-то приносит туда текст заданий. Так что я решил осмотреться там – если ничего не найду, посижу там чуток.

– Несколько дней? – подозрительно прищурил робот пурпурные глаза, коротко стрельнув ими к пакету в руках друга, – Ты предупредил Эмили?

– Сказал, что пару дней меня не будет – ты же отслеживаешь местоположение и биометрию, да? Если спросит, скажи всё напрямую – мне бы не хотелось, чтобы ты заставлял её откапывать моё тело вместо прямого ответа, – улыбнулся Даррелл. Робот раздался сухим, бесчеловечным смехом.

– Ну признайся, задумка не хуже, чем в молодости! – воскликнул радостно робот и, вздохнув, похлопал Даррелла по плечу, – Будь аккуратнее, хорошо? Они могут передавать информацию через имплантаты, нарушать их работу – вспомни, что с Фарреллом стало.

– Разорвал нападавших на части и продолжил путь в офис как ни в чём не бывало?

– У него отказали все органы и нам пришлось сделать из него процессор, – холодно осёк друга Алан, – Я не хочу, чтобы с тобой всё закончилось так же. Даррелл, – тяжело попросил робот, – Пожалуйста, будь осторожен.

– Что мы для тебя? – спросил Даррелл после пары секунд раздумий, – Эксперименты и испытания? Игрушки, которые можно спокойно достать с другого света и использовать? – миролюбиво чеканил дознаватель, не отрывая глаз от друга.

– Вы семья, – ответил Алан, смерив Даррелла холодным взглядом, – Семья, ради которой я готов пойти на всё.

– И кто-то из нас об этом тебя просил?

– Эмили явно не унывает с тех пор, как ты вернулся, – заметил Алан, – Да и ты вроде ещё не вскрыл себе вены от недовольства, – усмехнулся он холодно.

Не найдя подходящего ответа, Даррелл пошёл прочь, преследуемый короткими замыканиями в световых панелях. Он остановился и, замедлив дыхание, яростно разжевал несколько таблеток из нагрудного кармана, не замечая тёмно-пурпурные глаза, обращённые к нему из кромешной тьмы коридора за спиной.

– Прости, Алан, – извинился дознаватель, когда успокоился, – Я благодарен тебе за то, что ты меня вернул; вряд ли ты мог знать о тех проблемах, с которыми я из-за этого столкнусь, да и Эмили, кажется, счастлива. Просто ты сильно изменился, пока меня не было – я больше не понимаю, чего ты добиваешься и как это соотносится с твоими методами. А я не могу доверять тому, чего не понимаю, вот и допрашиваю, – Даррелл повернулся к другу и посмотрел в его пурпурные глаза.

– Всё в порядке, – вздохнул тот в ответ, – Я понимаю, что пребывание на той стороне сильно тебя изменило. По Линде было не сказать – то короткое время, что у неё было, она вела себя точно так же странно, как и до своей первой смерти – не думаю, что воскрешению вообще было, что повреждать в её голове. А вот по тебе заметно, да, – признался угрюмо Алан; он ненадолго задумался и продолжил: – Ты знаешь, в чём-то ты прав. Я очень многое вам не говорю, а твой опыт общения со мной свидетельствует о том, что пойти я способен на что угодно.

– Так может, поделишься? Не всё же одному этот крест нести – тем более, я так и не узнал, что хранилось в головах подозреваемых – только допрашивал вживую, вырывал им мозги и всё, – предложил Даррелл. Алан задумался ещё крепче, склонившись и как будто изогнувшись в знак вопроса.

– Происходит что-то странное, – сказал он шёпотом, проверив стены на наличие фиолетовых глаз Омнии, – По нашим инфосетям сквозняком ходит информация – причём сама по себе между людьми с нейрочипами, без их согласия и намерения. Перемещается, иногда управляет их протезами, что-то разведывает. Когда я начал пытаться это отследить, оно перешло на заказные действия…

– На тех, которых я допрашивал?

– Да, на них, – закивал Алан и поднял на друга глаза, – Теперь понимаешь, почему я не могу отправить никого другого?

– Оно уходит в реальный мир с такой же готовностью, как в виртуальный, – медленно и осторожно сказал Даррелл, – И при этом нельзя отправить никого с имплантатами.

– Почти, – тепло улыбнулся Алан, – Я могу доверять тебе. Ну ещё тот факт, что ты два десятка лет провёл на том свете, так что вряд ли тебя могли вычислить и подкупить, – беззаботно рассмеялся робот, – Мы почти у цели. Сейчас мы можем выйти непосредственно на тех, кто несёт в себе этот вирус – ну, или программу, или что это вообще такое. Даже если оно ускользнёт из их тела, мы явно сможем что-то узнать из логов их органов – так что если не сможешь достать их живыми, то собери как можно больше синтетических частей, хорошо?

– Понял тебя, постараюсь, – кивнул Даррелл и подал Алану руку, – Тогда я поеду скорее. Спасибо, что всё рассказал.

– И ещё одно, Даррелл, – Алан крепко сжал руку друга и тяжело посмотрел в его глаза, – Если ты за два дня там никого не найдёшь, возвращайся сразу же, дольше не жди.

– В чём дело? – тревожно спросил дознаватель, неосознанно попытавшись выдернуть руку из стальной хватки робота.

– В каждом следе этой сущности, в каждом принесённом тобой мозге было упоминание чего-то важного, что произойдёт уже через три дня. Ты времени зря не тратил и скакал от задания к заданию, так что говорить я не видел смысла – ты и так на износ работаешь. Сейчас же у тебя работа, которая может растянуться во времени – не трать слишком много, ладно?

– Да, хорошо, Алан. Буду за этим следить, – подтвердил дознаватель, и робот отпустил его руку.

– Будь осторожен, – в очередной раз попросил Алан, – Я не хочу терять второго друга этой штуке.

– Когда выследим и разберёмся с ней – отпразднуем где-нибудь это втроём, ладно? – весело улыбнулся Даррелл, – Эмили давно тебя не видела, спрашивает про тебя. Только используй своё настоящее тело, а не металлическое! – потребовал дознаватель и тут же скрылся за дверью в основной зал, не позволяя другу отказаться.

Алан с болью посмотрел на свою руку и, вздохнув, перевёл взгляд на закрытую дверь: всё страшное было впереди.

***

– Тянем жребий? – спросил Алан. Его друг оценивающе осматривал закрытые окна дома, в котором без сознания лежали десятки ни в чём не повинных людей: взрыв вроде бы не должен был задеть поджигателей.

– Тебе за плохие анекдоты не захочется меня прикончить? – серьёзно спросил Даррелл.

– Давай, жги, – с улыбкой повторил своё согласие Алан и повернулся к другу, чтобы услышать всё получше.

– Сбегают, значит, два психа из психушки. Но санитары – люди коварные, звери изощрённые. Они перекрывают все входы и выходы, сразу вызывают полицию – сбегает не абы кто, а самые опасные пациенты. Наши беглецы не унывают! – бегут на крышу, чтобы оттуда попытаться перелезть в соседний дом. К сожалению, ни пожарной лестницы, ничего – совсем ничего!

– И что делают? – спросил Алан, чтобы анекдот не казался слишком затянутым.

– Один из них говорит: «Смотри! У меня есть фонарь того санитара, которого мы задушили. Давай сделаем так: я посвечу на ту сторону, а ты пройдёшь по лучу. Потом я кину тебе фонарь и ты поможешь мне сделать то же самое». Второй растрогался, разрыдался, обнял первого и в слезах говорит ему: «Давно мне никто так не доверял! Ты даже не боишься, что я убегу с фонарём!» – закончил Даррелл, слегка покачиваясь.

– Вроде концовка другая ведь, – заметил Алан.

– Ну да. Просто страшно заканчивать анекдот на подозрительной ноте, когда собираешься идти в заполненный газом дом, – подытожил молодой человек и начал натягивать комбинезон, который они одолжили у знакомого Алана; как будто о чём-то вспомнив, он натянул кислородную маску и захватил с собой один баллон.

– Не боишься, что я подожгу всё до того, как ты выйдешь? – крикнул вслед Алан, наблюдая за тем, как Даррелл борется с дверью и подбирает проехавшееся по полу полотенце. Тот повернулся и попытался что-то прокричать, но, осознав свою немоту, только поднял вверх большой палец и закрыл за собой дверь. Через некоторое время он показался в окне неподалёку, открыл его и, выпрыгнув наружу, вернулся к Алану.

– Я говорил, что так даже проще было бы, – пожал он плечами, снимая комбинезон и проверяя, не оставил ли на бетоне следов, – Знаешь, сгореть среди людей, которых обрёк на смерть. Наверное, было бы справедливо, – неуверенно объяснил он и, закурив, поделился сигаретой с другом, – Всяко лучше, чем жить дальше с ненавистью к себе, – закончил он и бросил окурок в сторону открытого окна.

Даррелл и Алан с замиранием следили за полётом маленького огонька, готовясь к взрыву. Окурок приземлился в паре метров от окна – к их беззаботному смеху.

– Да твою же мать, –пожаловался Даррелл, зашагав к дому, – А ведь так круто было бы!

– Почему ты это делаешь? Жил бы нормальной жизнью, как остальные. Не думаю, что в мире мало людей, которые себя ненавидят – как-то же справляются, – громко спросил Алан, затушив сигарету о капот машины.

– Ну и из-за чего они себя ненавидят? Из-за трусости, слабости, неспособности попытаться что-то изменить? – спросил, раскаляясь, Даррелл. Он вернулся к машине, кинул окурок на капот и снова яростно защёлкал зажигалкой. Наконец сломив её волю, он глубоко затянулся, глядя пустыми глазами на безжизненное окно, плывущее газовым маревом, – Я всегда знал, что что-то со мной не так. Всегда чувствовал, что во мне сидит что-то тёмное и вот-вот вырвется наружу. Прятал внутри, ходил по психологам, психотерапевтам и психиатрам – слушал бредни про необходимость эмпатии от первых, бредни про травмы от вторых, бредни про «неясность клинической картины» от третьих. Знаешь, к чему все мои попытки быть нормальным привели?

– М?

– Да ни к чему не привели. Чем больше я знал о человеке – его жизненной ситуации, семье, любимых людях, привычках – тем сильнее хотелось его растерзать, когда эта ярость падала мне на глаза. Вырос я в обычной семье без всякого там насилия, без нелюбви, в школе не травили – откуда взяться психологической травме? Даже при родах ничего из ряда вон выходящего не было. Было бы отклонение помягче – я бы ничего не сказал, потому что много таких людей, на самом деле. Но ярость приходила такая сильная, что мне приходилось задерживать дыхание и отключаться, чтобы её сдержать – всё тело наполняла такая готовность к насилию, которой я даже во время нападений в Афгане не ощущал.

– Ты воевал в Афганистане? – спросил с удивлением Алан. Даррелл хмыкнул и снова затянулся, критично смерив несгоревшую часть сигареты.

– Ага. Подумал, что направленное насилие поможет мне хоть немного понять, откуда ноги растут.

– Смертельная опасность поможет лучше комфортного кресла психолога? – спросил с дружелюбной издёвкой Алан, протянув руку к пачке сигарет и сжимая и разжимая пальцы, требуя добавки. Даррелл искренне рассмеялся и протянул ещё одну раковую палочку.

– Прикинь, правда помогло! Там это всё происходило на автомате – убиваешь всех, кто не в форме. Когда зачищаете позиции в деревнях – никто даже за гражданскими потерями не следит, всё списывают на огонь по своим со стороны талибов. Не приходится думать о том, кого убивать – больше думаешь о том, почему вообще хочется убивать.

– Угу, – глухо согласился Алан и закивал, – Я тоже поначалу старался как-то это объяснить, как-то выбирать цели – в итоге понял, что мне без разницы, кто погибает.

– Ты-то зачем это делаешь? – спросил Даррелл, чтобы передохнуть от экспозиции.

– Не знаю наверняка, – пожал плечами Алан, – Я вырос в детдоме – меня бросили в бокс и благополучно забыли обо мне, а усыновить никто не усыновил. Ну и лет в 7 появилась та ярость, про которую ты говорил – понятно, что с того момента никто уже меня бы не взял. Посидел в колониях, но в итоге выправился и вроде как даже схожу за нормального члена общества. Только вот пусто это всё, понимаешь? Нет какой-то ценности, нет значимости в жизни. Нет какого-то воздействия на мир – ещё с детства думал о том, что ничего не изменится, если умру. Но когда я избил первую жертву – понял, что нашёл выход. Понял, что в какой-то момент человек думает, что погибнет, и его мозг приковывает внимание к опасности – ко мне. Ты говорил про эмпатию – что чем лучше ты понимаешь, как человек ценит жизнь, тем сильнее хочется увидеть его боль; здесь то же самое. Чем большее человек забывает в своей попытке выжить, тем значимее ты предстаёшь в его глазах, тем живее себя чувствуешь, – исповедался Алан и посмотрел на ряд окурков, украшавших капот, – Слушай, не хочу тебя торопить, но у нас трупы стынут.

– Да, прости, забыл. Причина у тебя похожая, только ты о себе думаешь, а я почему-то о других. Не замечал, какие у всех потухшие глаза? Лишённые раздирающих душу эмоций и чувств, переживаний – не говорю о том, что что-то важнее другого, просто все как будто засели в свои норы и прячутся там от собственных душ – своей правды, своих сердец. И перед смертью они как будто на миг просыпаются – видят всё ясным, незатуманенным взглядом. Не помню, когда мне это пришло в голову, но на войне я это увидел, когда напичканный осколками мальчик полз, чтобы закрыть собой младшую сестру. Осознание скорой смерти в глазах, готовность с ней столкнуться – такая чистота и искренность, которую я никогда до этого не видел. Когда попробовал её – уже не мог перестать, и мне постоянно хочется ещё и ещё, а ярость как будто пошла в нужное русло. Поэтому теперь я уже не могу остановиться, – подытожил Даррелл и, не задумываясь, затушил сигарету, – Чёрт, у тебя последняя. Бросить не забудь.

– Ага, – согласился Алан и приметился к окну, – Я рад, что тебя встретил. Наверное, судьба – встретить друга с такой же яростью и другим объяснением.

Алан бросил окурок и отвернулся, чтобы сесть в машину. На его лице появилась самодовольная улыбка – самому было смешно от того, каким пафосным всё казалось – и эта двойная исповедь под полным звёзд небом, и их драка до этого, и особенно не смотреть на взрыв за спиной.

– Ты куда? Иди подбирай, – прыснул Даррелл и засмеялся, содрогаясь от хохота.

– Да блядь! – протянул Алан и потопал к дому, повесив голову. Даррелл пошёл следом, чтобы получше увидеть, как они с другом опозорились. Они задумчиво присели рядом с окурком и переглянулись, – Тебя тоже это всё достало?

– Да, уже как-то затянулось всё. Пора заканчивать. Давай только на ноги встанем, а то как гопота сидим.

Друзья поднялись, и Алан с отвращением затянулся горелым бычком, ощущая на себе глумливый взгляд Даррелла.

– Ну мы же по-крутому сделать хотим, да?

– Не спорю, не спорю.

Вздохнув, Алан бросил сигарету в открытое окно. В воздухе на мгновение очертилось сиреневое облако, тут же расцветшее красным, оранжевым и наконец жёлтым пламенем. Два тела отлетели к машине, второй раз за ночь раскопав землю. У Даррелла в ушах зазвенело, и он, вспомнив о войне, выпустил наружу громовые раскаты смеха. Открыв глаза, он вгляделся в полное звёзд ночное небо и улыбнулся – на душе было чисто и легко, как будто он только что родился. Вспомнив о заметании следов, мужчина провёл руками по ушам – действительно, из правого текла кровь. Он закинул голову влево, чтобы не запачкать тротуар и проверить состояние Алана. Алан тоже смотрел на него; из его левого уха на щёку стекала струя пурпурной крови.

– Ей-богу, тусоваться с тобой – адски крутая ебола, – блаженно протянул Даррелл, улыбнулся и достал из куртки ещё одну пачку сигарет, – Лопату потом достань – перекурим, выкопаем землю с кровью и валим. Сигарету будешь? – дружелюбно спросил он.

– Уёбок, блядь, – пробурчал Алан, взяв сигарету. Извергая потоки едких ругательств, он повернулся на другой бок и прикурил от куска горящего чего-то, приземлившегося неподалёку, – Сука, знал ведь, что ты не просто так лыбишься.

– Ой, да завались, – рассмеялся Даррелл и похлопал друга по рёбрам; оба от боли резко выдохнули и снова засмеялись, – Вот сейчас лежим – небо темнее и звёзды ярче от того, какая хорошая ночь выдалась. Не говорю уж про то, что на душе так легко, как будто только родился. Скажи ведь, оно всё того стоило, Алан!

– Да, – выдохнул примирительно друг и расслабленно посмотрел на небо, – Оно того стоило.

***

Даррелл бесшумно вдыхал спёртый воздух канализации, вслушиваясь в приглушённое эхо города. Оно растворялось в его сосредоточенности, позволяя узнавать протекающие трубы и капель их сорной воды. Нетронутый, отсыревший пакет с нейролептиками лежал под рукой мужчины, неподвижно сидящего в ожидании. Он долгое время блуждал по безжизненному лабиринту, выискивая подходящее место; запомнив все постоянные звуки канализации и отметив для себя их местоположение, он устроился в самом центре и теперь мог отслеживать большую их часть – или, по крайней мере, их едва слышное эхо. Заметив, что ожидание не беспокоит его рассудок, он решил оставить нейролептики до лучших времён – возможно, его организм стабилизировался, и теперь ему не придётся их пить для того, чтобы Эмили могла его видеть. Даррелл тепло улыбнулся: не мог дождаться того, чтобы снова оказаться дома. Разговоры о надвигающейся катастрофе беспокоили его, но он надеялся, что они с Эмили ещё успеют немного пожить.

Где-то прошелестел неосторожный шаг, и Даррелл вскочил, сразу обнаружив место вторжения. Мужчина бесшумно ступил в сорную воду и начал медленно перемещать ноги, не издавая ни звука. Таблетки в пакете перекатывались в контейнерах, но дознаватель не думал, что человек сможет услышать что-то настолько мелкое. Шелест воды повторился уже совершенно в другом месте, и Даррелл насторожился: никто не мог так быстро переместиться на такое расстояние. Остановившись и осторожно разложив нейролептики из контейнеров по карманам, дознаватель медленно положил пакет в воду и выставил руки, приготовившись к сражению. Пистолет неприятно холодил рукоятью отсыревшую рубашку, напоминая о своей бесполезности: выстрел в узком коридоре оглушил бы Даррелла и в то же время оповестил бы всех преступников о его местоположении.

Даррелл медленно перемещал ноги в зловонной воде, вслушиваясь в гулкое биение сердца и не замечая каких-либо новых звуков. Многие пересечения он видел уже несколько раз – гости явно перемещались быстро, достаточно быстро, чтобы избежать ознакомившегося с местностью солдата. Он поморщился: кто бы ни был с ним в канализации, они не блуждали бесцельно; они скорее всего даже не искали здесь какое-то сообщение. Они знали, что их тут будут ждать, поэтому и скрывали своё присутствие; они знали эту местность – значит, готовились к чему-то. Всё это говорило Дарреллу об одном: они охотились на него точно так же, как он охотился на них.

Его лицо исказила хищная улыбка, а сердце забилось чаще: казалось, будто он вернулся в свою молодость, в эти убийственные игры с Аланом. Он больше не был каким-то неоспоримым авторитетом и угрозой; холодок страха прополз по его спине, и он представил себе ждущую его дома Эмили. Заведённый ужасом потери, он глубоко вздохнул и расплылся в улыбке: хорошо было быть смертным.

Сзади рассыпались шаги, и Даррелл рванул в сторону; мимо него пробежал мужчина с ножом в руках. Дознаватель ударил ногой по голени врага, и тот рухнул в воду; Даррелл без промедления наступил на руку с оружием и, выхватив его, ударил мужчину в горло. Тело затрепыхалось: его кибернетический мозг выдавал критические сигналы, заставляя ноги и руки биться подобно рыбе на суше. Дознаватель тут же зашагал прочь от трупа и скрылся в боковом проходе, в небольшом ответвлении, в ожидании новых преступников. Сжимая промокшую рукоять ножа, он скрипел зубами и нетерпеливо смотрел в потолок, ударяя затылком стену и изнывая от кровожадности.

– Он здесь! – раздался крик из бокового хода: к удивлению Даррелла, один из них – молодой парень – передвигался именно по ним, а не по трубам. Дознаватель метнул в преступника нож, но парень ловко его поймал и ринулся к Дарреллу. Тот ударил нападающего ногой в грудь, однако преступник успел порезать его голень; Даррелл только расплылся в улыбке и с хохотом последовал вслед за отпрянувшим парнем. Нападавший попытался ударить Даррелла ножом, однако тот ловко поймал вооруженную руку и тут же получил сильнейший удар в подбородок, заставивший его склониться вбок и ненадолго потерять сознание; парень попытался вырвать свою руку из стальной хватки, но этим только вернул Даррелла в реальность; мужчина повернулся к нападавшему и впился в него безумными, одержимыми насилием глазами.

Дознаватель резко потянул парня на себя и мощным движением всего тела ударил его головой в подбородок; Даррелл тут же скрутил и рванул его руку за спину, заставляя парня громко закричать и выронить нож на землю. Нападавший упал на пол и закатался по нему, сжимая уцелевшей рукой уничтоженное плечо. Мужчина улыбнулся, вспомнив что-то приятное, и раздавил голову беззащитного подростка тяжёлым ударом раненой ноги. Даррелл безумно захохотал, сгибаясь и разгибаясь в спазмах смеха. Во время одного из таких гимнастических разгибаний он ощутил режуще-пламенную боль чуть ниже сердца и с замиранием понял, что его только что ударили ножом в спину. В ту же секунду осознав, что сердце продолжало биться нормально – так нормально и быстро, как это было возможно с ножевыми ранениями – Даррелл отпрянул вперёд и резко повернулся, оставляя нож в руках убийцы. Увидев знакомый цвет глаз, дознаватель снова расслабился и, выпрямившись, улыбнулся.

– Я ведь говорил тебе – никаких полумер. Первая фраза, что вообще тебе сказал! – медленно, хищно, разочарованно и чуть обиженно проговорил он, впиваясь в пурпурные глаза одного из тел своего друга.

– Я хотел сделать всё незаметно, – оправдался Алан, – Чтобы ты не знал, что это я. Ну, видать, уже смысла прятаться нет, – пожал плечами старый друг и отбросил нож в сторону, – Могу всё объяснить, если ты

Алан не успел закончить фразу: Даррелл резким скачком сократил дистанцию между ними и с неимоверной силой ударил друга в бок; робот немного поморщился и разрезал воздух нисходящим движением руки, однако Даррелл уже отпрянул и снова встал в стойку, приготовившись к бою.

– Конечно, ты на это не купишься, – тепло улыбнулся Алан, – Знаешь ведь, что живым не уйдёшь, и все эти разговоры только для того, чтобы ты ис

Даррелл снова подскочил и, нанеся удар в то же место, ретировался.

– Кому я вру, – вздохнул Алан, – Это же последний шанс с тобой подраться как в старые-добрые, да? – нетерпеливо буркнул он и рванул к Дарреллу с громким хлопком, разрезая воздух ударом своей руки. Даррелл слегка уклонился от прямого удара и, схватив руку друга, перебросил его через себя вон из коридора, прямо в сточные воды.

– Ты как раз в моём вкусе, – хищно, с мертвецким холодом в голосе прошелестел Даррелл, наблюдая за тем, как Алан поднимается, – Всё худшее в лучших пропорциях.

– Взаимно! – воскликнул Алан и, снова рванув к Дарреллу, нанёс сокрушающий удар сбоку; Даррелл опять схватил атакующую конечность и, легко сбив равновесие друга, тяжело ударил его о стену, заставив часть кирпичей обвалиться на робота. Пока тот медленно поднимался, мужчина наносил тяжёлые удары по голове друга, на что тот не обращал никакого внимания. Когда Алан выпрямился, Даррелл снова отпрянул и с ехидной улыбкой съязвил:

– Думаешь, можешь себе позволить управлять целой компанией одновременно с боем? Алан, я хочу всё твоё внимание только для себя – удели мне пару минут!

– Да, ты прав, – признался Алан, – Никаких полумер, верно? – спросил он мягко, и его глаза засветились так ярко, что начали освещать канализацию подобно фонарю.

Даррелл снова сократил дистанцию и начал наносить быстрые удары левой рукой, однако Алан безо всякого труда ловил их в воздухе, заставив Даррелла заскулить – его кулак превратился в кровяной мешок, изнывающий от боли. Освещение канализации заискрилось: рассудок дознавателя снова дестабилизировался, и глаза Алана начали сбоить: он всё чаще выставлял руку в другую сторону, но даже успешные удары Даррелла, казалось, не наносили никакого урона; робот просто поворачивал голову на место и, наконец устав от этого, с силой оттолкнул ослабшего врага ногой. Даррелл тяжело дышал, и капание крови мешало ему сосредоточиться на Алане. Сотрясение, которое нанёс ему погибший парень, заставило всю канализацию закружиться в безумном танце, что только подчеркнуло стремительно приближающуюся опасность: Алан бежал по воде, и его глаза подсвечивали этот безвкусный калейдоскоп дешёвым привкусом пурпурного. Джеймс победоносно улыбнулся: оптическая проводка робота была на пределе.

Руки человека скользнули в карманы и бросили перед лицом врага россыпь разноцветных таблеток. Глаза Алана по привычке запечатлели движение каждой пилюли; мгновение спустя робот понял смысл этого действия и отключил распознавание объектов, но зрительные нервы уже расплавились. Ослепший робот пронёсся мимо Даррелла и снова рухнул в воду, вопя от злости. Дознаватель тяжело вздохнул и медленно коснулся раны на спине: из неё всё ещё медленно текла кровь. Оставив друга барахтаться в воде подобно тонущему младенцу, Даррелл зашагал прочь из коллектора.

Спустя пару поворотов едва держащийся в сознании человек услышал за спиной стремительные шаги; повернувшись, он тут же был поднят в воздух металлической рукой.

– Я всё ещё слышу тебя, мудак, – прошипел Алан, – Думал, просто уйдёшь от меня после всего, что сказал? Поверь мне, – рассмеялся робот, – Ох, поверь мне – всё моё внимание уделено тому, чтобы ты истёк кровью подвешенный в воздухе как скот, находчивая ты мразь. Я думал, мы сразимся, как в молодости – не думая о будущем, полностью погрузившись в насилие. «Никаких полумер» – куда это делось? Куда ты делся, Даррелл?! – вскричал, потряхивая друга, Алан.

– Теперь мне есть, что терять, – едва слышно выдохнул Даррелл и, достав пистолет и поднеся его к микрофонам в голове робота, согнул руку, зажав одно ухо плечом и другое ладонью, – Отъебись, ради бога.

Звук выстрела оглушил робота, заставив его выпустить Даррелла и, закрыв уши руками, извиваться от боли. Дознаватель медленно пошёл прочь, надеясь добраться домой живым. Теряя сознание от слабости, он словно в бреду впился в свою руку зубами, глотая горячую кровь и немея от боли; как он и надеялся, адреналин придал ему немного сил. К сожалению, лампы начали лопаться одна за другой, уходя от него вглубь канализации, и вскоре он оказался погружен в абсолютную тьму.

– Надо было выпить хотя бы парочку, – с сожалением сказал Даррелл, слыша приближающиеся шаги, прекратившиеся ровно на границе выброса, – Видно, не судьба мне вернуться, Эмили, – со слезами прорыдал он и, осознав момент слабости, упрямо зашагал прочь из канализации.

Через некоторое время он услышал шум воды за спиной – видимо, выброс уничтожил насосные системы, и сейчас она бесконтрольно двигалась по трубам. Даррелл ускорил немощные шаги, однако вскоре его настигла волна и, сбив с ног, понесла куда-то вперёд. Несколько раз ударившись о стены и практически потеряв сознание, мужчина понял, что кто-то схватил его за левую руку; Даррелл с трудом разглядел в воде пурпурные глаза, и по всему телу пробежал электрический ток. Алан взбирался по руке Даррелла, как по канату, медленными, но уверенными движениями приближаясь к его глотке. Дознаватель попытался сбить друга с руки, но робот упрямо карабкался, время от времени соскальзывая до запястья, но не отрывая глаз от своей жертвы. В панике перебирая свои возможности, Даррелл сделал то единственное, что казалось ему хоть отдалённо разумным: впопыхах достав пистолет из кобуры, он прижал дуло к плечу и взмолился о том, чтобы попасть в сустав. Сдавив спусковой крючок, Даррелл взвыл от боли, позволив пузырям ускользнуть в тёмную воду; отпустив рукоять пистолета и со страхом вглядевшись в ошарашенные глаза друга, человек вонзил свои пальцы в плечо и согнулся, зажав предплечье между стопами, и изо всех сил рванул ноги прочь, выкручивая ладонь.

Вода поглотила его крик и слёзы боли, но увидев, как пурпурные глаза Алана отдалились и скрылись в ответвлении труб, Даррелл победоносно улыбнулся: было непонятно, задохнётся ли он до смертельной кровопотери или наоборот, но умрёт он точно от своей руки.

Дознаватель довольно хмыкнул над своей последней шуткой, и в его глазах отразилось свинцовое, затянутое облаками небо: его вынесло в объятия Темзы, и река схоронила его под своей тёмной гладью. Даррелл медленно опускался на дно, понукаемый к бездвижному перемещению скованным течением. Вокруг него в толще воды толклись другие трупы, и чёрными водорослями взвивались массивы застывшего жира и мусора. Всё вокруг затихло, и боль в оторванной руке перешла на второй план: Даррелл отчаянно цеплялся за жизнь остатками сознания, и всё, что он мог делать – это любоваться бликами размытого облаками солнца на зрачке серого глаза реки. Однако и этот момент спокойствия был прерван: его нутро вдруг загорелось желанием оказаться где-то ещё, где-то в другом месте, куда он так долго шёл и где его так сильно ждали. Потянувшись оторванной, фантомной рукой к поверхности, Даррелл подумал на исходе своих сил, позволяя мысли выйти последними остатками воздуха:

– Эмили…