Глава 57

-Если тебе интересно, большая часть моей прислуги считает тебя сумасшедшей, - Мелеагант заговорил без предупреждений и каких-то намеков на свое появление за спиной Морганы. Но она не испугалась, лишь лениво повела обнаженным плечом, но не убрала руки от витражного стекла, холодившего пылающую кожу.

-Хотя, думаю, тебе неинтересно, - подвел итог Мелеагант, подошел к девушке с небольшим серебряным подносом, на котором покачивались два тонких кубка на длинной ножке, - мне тут привезли фландрийского вина, считаю, что тебе понравится.

-Мне все равно, - Моргана повела снова плечом, пытаясь не то стряхнуть с кожи что-то, не то…

-Крыльев у тебя все равно нет, - ядовито напомнил Мелеагант, - теперь уже и не будет. Ты ведь предала их, бежала, убив…скольких?

-Мерлин сказал, что пятерых, - отозвалась она, удивляя принца, ведь он был уверен, что она не ответит ему. – Они мучали меня, обещали силу, а я к такой силе не гожусь, они терзали…

-Я знаю, - мягко заметил принц де Горр, расчетливо касаясь спины павшей феи как раз в тех местах, где оставались шрамы от очередного «урока». – Я всё знаю. Я видел.

Моргана не стала уточнять, что именно он имеет в виду: шрамы или то, как ее терзали, совсем не желая знать ответ. Сейчас Мелеагант, возможно, превосходит её по мощности, во всяком случае, как маг – точно.

-Выпей, - предложил Мелеагант, сглаживая острый край не приводящего ни к чему разговора, наливая кроваво-красную жидкость в ее кубок, подвигая к ней поближе. – Выпей, Моргана.

Она послушалась. Странное дело, ей – вечной сопротивляющейся силе, бунтующему духу, так легко слушаться и покоряться. Проблема в том лишь, что не всем под силу сладить с нею, не всем можно заслужить её покорность. Мелеаганту удалось – она признала его, пусть ненадолго и вынужденно, пусть лишь нуждаясь в убежище, а ещё больше – обманувшись иллюзорным чувством, но признала!

Моргана берет кубок почти неживыми пальцами, кубок слегка дрожит в ее руке, но она смело подносит его к губам, приоткрывает рот – она не охотница до вина, ей больше нравится эль, но сегодня, в эту самую минуту, она прощается с ещё позицией прошлого. Вино обжигает – непривычно и горько, Моргану передергивает, и странная сладость блаженства от этой горечи попадает в горло…

Мелеагант наблюдает за нею с интересом, присущим настоящему фанатику, безумцу! Он смотрит, склонив голову набок, смотрит за её чувствами и скрепляет её пробу фландрийского своим поцелуем, запечатывая вкус горящей горечи холодноватой и стальной властью.

Моргана не сопротивляется, не имеет возможности и даже мысли об этом не допускает, подавленная и пойманная в его сети, она бессильна, как кролик перед удавом. И это ей непривычно, ведь обычно – удавом считают её и это чувство беспомощности неожиданно пьянит ещё крепче и к сознанию подступает кровавая муть, но почти сразу отступает, проясняя сознание, очищая его…

-Фландрийское вино – вино горечи, - Мелеагант усмехнулся, выпуская Моргану и позволяя ей вернуться в привычное состояние. – Это вино, которое пьют несчастные победители, гордые побежденные, счастливо умирающие и горько любящие.

-Всё-то в твоей земле не так! – в легком смущении отозвалась Моргана, поправляя упавшую с плеча ткань рукава. – Всё у тебя не так, как должно быть! Порядок…беспорядочный!

-Сразу видно, что ты мало где была, - Мелеагант не обиделся, совсем. Казалось, его даже развеселило смущение Морганы.

-Дух путешествий – не мой дух! – в ярости напомнила Моргана, отходя от окна и садясь в кресло у камина, пытаясь согреться, не понимая, почему в замке Мелеаганта ей всегда так холодно. Холод этот идет словно бы изнутри, колет и давит на сердце, мешает дышать.

-И не мой, - легко согласился Мелеагант, - это дух безумцев, вроде Мерлина. К слову, о чем он тебя предупреждал на этот раз?

Моргана выдала себя быстрым взглядом…слишком быстрым. Не сумела сдержать досады – как он хорошо её, все-таки, знает!

-Хочет, чтобы я вернулась в Камелот…

-А что, разве Утер умер? – деланно удивился Мелеагант, но Моргана поняла, что он уже предвидел её ответ до того, как спросил. – Если я помню правильно, он опозорил твою мать, лишил тебя титула и земель и выслал прочь. Впрочем, я могу ошибиться?

-Не можешь! – Моргана скрипнула зубами. – Но он за это заплатит. Ответит! За каждый день…за каждую ночь!

-Вот как…- негромко откликнулся Мелеагант, пригубив свой кубок.

-Да! – бешено продолжала Моргана. – Он заплатит и ты это знаешь. За каждый кошмар, приходящий в ночи, за каждую минуту моего ожидания и заточения на Острове фей, за каждую слезу, пролитую мною, за каждую частичку страха и за каждый удар плети, за боль…

-Давай начистоту, - призвал Мелеагант, - на Остров Фей ты сбежала сама. Утер должен заплатить за позор твоей матери, её смерть от этого самого позора и твое сиротство, но то, что ты бежала к феям не его вина.

Но Моргана не услышала. Не захотела, потому что знала, что он прав. Но так удобно и так легко обвинять другого! Так легко свалить, не деля, все грехи, на одного человека! Так легко возненавидеть его, чтобы не думать о том, что это её мать решила не бороться за жизнь и осиротила её, лишила матери и Артура… так легко не думать, что и она, Моргана, уже натворила кучу всего дурного, и теперь, даже, пошла на убийство себе подобных.

-И тогда…

-Тогда пострадают многие невинные, - оборвал Мелеагант, присаживаясь на колени у её кресла. – Мерлин говорил, что первыми в любой войне умирают подлые и трусливые, но я скажу, что Мерлин не знает войны! Первыми умирают храбрецы. Те, кому мы дороги – страдают первыми. Верные нам люди, наши братья, наша опора платит за наши просчеты. Кто заплатит за твою войну, Моргана?

Моргана не поняла, как и в какой момент, перепугавшись и обессилев в один миг, потеряла сознание. Не помнила она и того, как оказалась в одной маленькой комнатке с королевой, леди Тамлин, леди Вивьен и своим сыном…

-Я же…убийца! – до леди Тамлин дошло то, что она совершила, и бедная девушка от испуга дернулась так сильно, что едва не запнулась об единственную кровать в комнате, на которой лежала полубессознательная Моргана.

Леди Вивьен, которая обрабатывала рану фее, оказавшись задетой служанкой, не распрямляясь, строго отозвалась:

-Вы спасли жизнь сестре короля! Я уверена, король вас наградит за это. Я передам ему ваш подвиг, когда мой муж прогонит проклятых бунтовщиков!

Гвиневра покраснела, молча переглянулась с Тамлин и отвернулась. Она пыталась привести себя в чувство и сохранить лицо, не выдать того, что сама способствовала заговору…да, помощи от нее не было особенно, но она знала и предала Артура! Предала мужа, не рассказала о заговоре.

Леди Тамлин, по-видимому, переживала те же эмоции. Она ещё успела подумать о том, что, скорее всего, муж леди Тамлин мертв, потому что слышала своими ушами, как кто-то из рыцарей небрежно бросил, что «кончился цепной пес Артура», кандидатов на эту должность было немного, но леди Тамлин блестяще умела держать язык за зубами…

Обе девушки были слишком молоды и не в той степени побиты жизнью и плетью судьбы, как Моргана и не обладали таким опытом. Как леди Вивьен и потому полагали, и полагали совершенно напрасно, что она не знает об их участии в заговоре и о том, что Артуру остаются минуты как королю, и хорошо, если только как королю.

Конечно, он знала это! Леди Вивьен знала это и предвидела, но гнала прочь мысли, оказавшись вновь на распутье. Она должна была сберечь королеву, полагая, что Мелеагант убьет её или, что хуже, обесчестит, а о том, что будет с сестрой короля и Мордредом, было страшно и думать. Леди Вивьен убеждала себя, что они невиновны и это было последней опорой её от помешательства, от осознания собственного предательства и того, что все кончено. Леди Вивьен не любила мужа, но уважала его и считала своим другом и, конечно, она понимала, что Гавейн, скорее всего, уже умер, но мужественно она держала себя…

Прекрасно зная, что предает корону.

Прекрасно зная, что доживает последние часы, что её не пощадят.

Прекрасно зная, что смерть ей уже не будет страшна, ведь после потери Эллен и, почти наверняка, потерянного Гавейна и навсегда утраченной чести придворной короля, смерть не страшит.

Нож, спрятанный в корсаже платья, как последняя защита для королевы, для Мордреда, Морганы и этой…Тамлин, холодил сердце, напоминая, что нужно держаться, что нужно пытаться драться до последнего. Нужно, нужно…

Какой-то особо ретивый рыцарь ворвется в эту маленькую комнатку, в гордом и сумасшедшем одиночестве, рассчитывая на легкую добычу. Из какой армии он будет, леди

Вивьен не успеет понять, но в минуту, когда этот человек бросится к королеве, оскорбляя её, намереваясь схватить её за волосы и вытащить к солдатам, как павшую дворовую девку, ей внезапно покажется, что этот человек – Кей. И тащит за волосы он не Гвиневру, а Эллен.

И с обезумевшим сердцем и криком, от которого очнется Моргана, от которого завизжит ответно Тамлин, заплачет Мордред, она выхватит из корсажа нож и всадит его куда-то в бок нарушителю мирного духа. Тот упадет…

Но успеет ответно ударить не сопротивляющуюся леди Вивьен…

Всё это безобразие прекратит Голиард, ворвавшись на шум, вместе с Ланселотом, чей меч перепачкан кровью, и несколькими верными солдатами. Он оглядит комнату, увидит напуганную Моргану, Мордреда на руках Тамлин, плачущую на коленях у тела леди Вивьен, что застыла с последней полуулыбкой и, оставив Ланселота в этой части в качестве стражи, велит им дожидаться прихода…короля.

И в ту же минуту из коридора на три этажа выше раздадутся крики:

-Славься король! Славься король Мелеагант!

И никто, кроме трех женщин и рыцаря не запомнит смерти леди Вивьен, которой показалось, что она защищает своё дитя, которая встретила смерть как освобождение, от осознания всех потерь.

У Леди Вивьен и её мужа – рыцаря Гавейна не было детей, но она была матерью. Она была в этом близка к чему-то, что ниже и выше рассудка одновременно, наделенная особым чутьем и чувством. Она считала своей дочерью воспитанницу – леди Эллен, павшую страшною смертью, обесчещенную, в грязи, в пыли…

И чтобы не потерять вторую, светлый лучик, несчастно попавший в царство теней, она пожертвовала собою. Упала на нож, упала на грязный каменный пол…

***

-Ты либо держи меч в левой руке, либо перестань скашивать удар! – наставлял Уриен, ловко отражая удар своего названного брата. – Ну, признаю, пару раз ты меня мог заколоть, молодец, но ты слишком много думаешь.

-Прошу прощения? – Мелеагант даже застыл на месте. – Это же бой! Я должен думать о тактике противника, о том, как…

-Не должен! – возразил Уриен, принимая от молоденькой служанки кувшин с ледяным травяным настоем. – Ох, на жаре – самое оно, спасибо, солнце!

Уриен шутливо поцеловал руку служанке, и та зарделась, смутилась, покраснела, вырвала кувшин и со смешком убежала.

-Да чтоб тебя! – беззлобно рассмеялся Мелеагант, - всех служанок мне испортишь. За кого потом возьмешься?

-Решили же, что не всех, - возразил Уриен, ничуть не обижаясь на слова Мелеаганта. Так повелось давно – он говорит, что хочет и как хочет, потому что умен.

Уриен признавал, что у него нет такого образования и склада ума, как у Мелеаганта, он признавал, что у того блестящее будущее и довольствовался своей ролью. Впрочем, принц не обижал намеренно Уриена, избегая острых тем.

-Решили же, что я твою целительницу не трогаю, - усмехнулся Уриен, проверяя равновесие своего меча. – Блестящая сталь!

-Лилиан не служанка мне, - сурово напомнил Мелеагант, оглядываясь на окно в замке девушки. Вообще, он не был уверен, что она видела его тренировочный бой, но, сражаться возле её окна было особенно приятно, надеяться, что она увидит…

Господи, Мелеагант, она всего лишь молодая девчонка, угомонись! Бери любую, и забудь, наконец, пронзительный и ясный взгляд этой диковатой девицы.

-Не служанка, а это…- Уриен сделал вид, что припоминает, - вынужденно трудоустроенная!

-Идиот, - фыркнул Мелеагант, - в моих землях нужен целитель, а ей некуда особенно податься, с Мерлином у неё не то скандал, не то провал…вот и взял. Она мне помогла недавно на турнире, там и познакомились нормально, поговорили.

-А я ничего и не говорю, - Уриен поднял руку, примиряясь, - все как хочешь! Но я надеюсь, что если у вас появятся дети, то тактом они пойдут в нее.

-Я сама дипломатия! – засмеялся Мелеагант, против воли оглядываясь на её окна…показалось, или действительно дрогнула занавеска? – Ты сказал, я много думаю в бою. Как это понять?

-А, да,- Уриен уже успел забыть, не умея держать в уме сразу же две-три задачи и темы для разговора, он предпочитал диалог, темы которого переходят плавно из одной в другую, с Мелеагантом такого не выходило никогда.- Так вот…да. Ты много думаешь. Вернее, ты слишком хорошо думаешь. Ты полагаешься на разум, а должен полагаться на инстинкт…

-Чего? – Мелеагант внимательно вгляделся в лицо друга. – Тебе голову напекло?

-Нет…- Уриен перекрестил рот. – Или да. Не знаю, неважно. Ты полагаешься на рассудок, но он не нужен в бою. В бою погибаешь, если думаешь. В ближней битве нужно не стратегией брать, а умением или же…инстинктом, опытом.

-По-человечески, - обозлился Мелеагант. – Ты говоришь, что нужно просто…не думать?

-Да, - признал Уриен. – Ты не должен думать, тебе сердце подскажет.

-И в этом секрет рыцаря Уриена? – не поверил Мелеагант, хмурясь. – Полагаться на чутье, а не на разум?

-Да, – кивнул Уриен, понимая, первый раз, как глупо звучит на самом деле этот совет. – Так поступают многие рыцари и солдаты. Храбрец не думают, когда бьются, об ударах…

-Храбрецы погибают первыми! – вспомнил Мелеагант, но пояснять отказался. – Давай ещё раз.

-Что, заметил - таки, что она смотрит? – не удержался Уриен и Мелеагант прожег его самым ласковым взглядом…

Странное чувство – идти по замку, в который приезжал мальчишкой вместе с отцом, на поклон к королю Утеру…

Странное чувство – идти по замку, что был по праву твоим и был отобран…

И теперь стал твоим. Навсегда. Уже навсегда.

Это даже не восторг! Восторг – это тлен, это легкое помутнение, а тому, что испытываешь, когда поднимаешься по каменным ступеням, нет иного слова, как «безумство». Вот оно, совсем рядом, в камне, в мечах рыцарей, в блеске факелов по стенам! вот оно! Вот оно!

Колокола гудят, славя нового короля, а старый заперт и ждет милостивого разрешения Мелеаганта бежать, трусливо бежать с сестрою и сыном…

Королева сейчас тоже в изоляции, ждет его милости, бежать с любовником.

Жизнь, поганая ты тварь…великая ты штука! Странное чувство – это не победа, это не триумф, это…вознесение!

Так может чувствовать себя пророк, когда сбылось его самое великое пророчество. Подниматься к трону, что стал твоим – все равно, что восходить в чертоги Богов, став им же подобным.

Пламя дрожит, дрожат слова приветствия, сгущается воздух и триумф в каждом движении Мелеаганта. Это победа, это полное покорение судьбы, это то, что он должен был сделать!

-Ваше величество! – Голиард склоняется, сходя со ступеней, ведущих к престолу, где стоял он Стражем, ожидая прихода нового короля, уступает дорогу. – Трон ваш!

Мелеагант унимает внутреннюю дрожь и милостиво кивает ему, идет…

Всего три шага разделяют жизнь. Три шага до трона, три шага от трона. Два шага. Шаг. Как просто и как сложно. Главное не остановиться. Главное, суметь не остановиться.

Ему подносят мантию короля…уже сшитую специально для него, из черного бархата, с торжественным золотым и серебряным шитьем, с гербом его дома и знаком Камелота. Ему подносят королевский меч…не Экскалибур, конечно, но не знать – не отличить от настоящего, уложенного каменьями и острого. Ему подносят королевский кубок и перстень…

Застегивают меха, вешают на грудь знак защиты и благословения от Дракона и под этими знаками власти Мелеагант понимает, что окончательно победил.

Он становится на правое колено, он присягает трону, поднимается и садится на престол, понимая, что это теперь его…честно отвоеванный, честно полученный.

Впрочем, в игрищах трона нет честности, есть меньшая и большая подлость и победитель всегда считается менее подлым.

«Славься» - три, четыре…семь…девять, одиннадцать! – раз разрывает зал, дрожат витражные стекла. На улицах дрожит толпа, кричит, жаждет видеть нового короля. Он выйдет к ним через минуту…сначала – оглядеть верных рыцарей…

Показалось или нет? В правом углу будто бы Уриен… храбрец, названный брат, павший первый. А в левом…конечно, Мерлин. Улыбается. Счастлив.

-Благодарю вас…- Мелеагант обращается к ним, к этим двоим, к тому, кто заменил ему отца и тому, кто был ему братом.

Но толпа рыцарей и советников принимает это на свой счет и разражается очередным «Славься!».

***

-Лея, ты снова залезла под стол?! – Лилиан наклонилась, чтобы проверить свою догадку…да, так и есть – маленькая девочка, щуплая и тоненькая, снова забилась под стол Мерлина. Нашла куда! Ладно бы ещё – под кухонный, так нет, под столом Мерлина – вечная паутина, пауки и грязь! Он словно бы все это специально разводит, а Лея, как залезет, так и перемажется в грязи, платье потом стирать, Лею переодевать…

Она вообще умудряется часто пачкаться. То в грядки упадет, затанцевавшись, и тут, конечно, к Мерлину вопрос – на кой черт ему грядки, на которых ничего, до появления Лилиан, не росло даже, но Лея, конечно…

-Там…гроза! – Лея закрыла перемазанным вареньем рукавом лицо. Лилиан глубоко вздохнула. Злиться на девочку бессмысленно, да и страх – это явление обычное, человеческое, понятное. Но вот где она умудрилась запачкать вареньем рукав? Сладкоежка, как и Мерлин. Неудивительно, что он так с нею возится…хотя, это хорошо даже – Моргана, чтобы не огорчать друида тем, что он понятия не имеет, что она любит и что не любит есть, просто отдает привезенные сладости Лее. Все счастливы. Лилиан тем, что в доме нет скандалов, Моргана – тем, что её не трогают, Мерлин – что он угодил строптивой воспитаннице, а Лея…тем, что у нее весь нос в сахарной пудре.

Один плюсы, куда ни глянь!

-Вылезай! – строго говорит Лилиан, но с трудом удерживается от улыбки. Лея не может вызывать злости, она очень милая в своей естественности, осталась бы такой, а то…

Лилиан отгоняет мысли о Моргане. Нельзя, нельзя так думать! Мерлин сказал, что Моргане пришлось многое вынести, значит, к ней нужно быть снисходительнее и нужно любить её и помогать во всем. На это Лилиан была согласна.

А вот несогласна она была с тем, что Лея настойчиво лезет к Моргане и вьется вокруг нее так, словно никого важнее нет. Моргана шпыняет девчонку по поводу и без, к Лилиан же относясь с какой-то насмешливостью, а Лея…

Лилиан хмурилась, но молчала. Даже, когда увидела, зайдя к Моргане ранним утром, что пока фея совсем не по-фейски и не по-придворному спит, разбросавшись по постели, Лея мирно дремлет на самом краешке, боясь потревожить её, но не оставляя свою любимицу.

Позже, когда Лилиан спросила об этом у Морганы, она пожала плечами:

-Говорит, что ей страшно у себя, приходит. Пусть спит, не мешает же.

Ей она и впрямь не мешала. Лея вообще узнала о Моргане много во время таких тайных прокрадываний в её комнату. Узнала, что Моргана тайком вылезаю ночью в окно, иногда возвращается только с рассветом, пахнущая сеном и лесом, запачканная дождем и горя взглядом…

Где скитается – непонятно.

Но Лея молчала, привязанная к своей любимице странной преданностью. Моргана ни разу не пожалела её, не позаботилась, напротив, насмешничала, и над Лилиан, которая заботилась о девочке, посмеивалась…

И оттого было обиднее! Ведь Лилиан пыталась стать Лее, что была младше неё лишь на пару лет, сестрой, но так и не стала, уступая этот пост Моргане, которая не нуждалась ни в сестрах, ни в братьях…

-Если тебе страшно ночью, я могу оставаться с тобою, - укрывая Лею одеялом, вечером сказала Лилиан. Лея же капризно скривилась:

-Я к Моргане хочу!

Лилиан тяжело вздохнула и оставила Лею…

Вот и сейчас. Лилиан пытается уговорить Лею вылезти из-под стола, говорит, что гроза – это не страшно, она не собирается потакать Мерлину, который сам, порою, залезает под стол…

Даже когда нет грозы.

Лея должна выйти сама. Она должна преодолеть свой страх, но не прятаться от него. безуспешно. Лея куксится и капризничает, но стоит пройти мимо Моргане и строго бросить мимоходом:

-Вылезай сию минуту!

Как Лея вылезает – покорно и послушно, жмется к Моргане, но та проходит мимо, отрывая от себя объятия девочки.

Позже, когда Лилиан уходит погрустить и подумать о своем одиночестве в этом близком доме, и сидит, прислонившись спиной к яблоне, приходит Моргана. Без предисловий и ожиданий, без разрешений и вежливости садится рядом.

Лилиан смотрит настороженно и отодвигается чуть дальше – ей неуютно с Морганой, кажется, словно она перед нею виновата в чем-то.

-Лея тебя любит, - сухо бросает фея. – Очень. Ты ей нужна. Позаботься о ней. Пообещай мне, Лили…

Лилиан смотрит во все глаза, поражаясь человечности, проступившей на мраморном лице Морганы.

-Я ей не мать и не сестра. Не подруга, - продолжает Моргана тихо, - никто. И никем не буду. Обещай мне, что позаботишься о ней. Она обманывается на мой счет.

-Обещаю, - тихо отвечает пораженная Лилиан и, когда Моргана, коротко кивнув, поднимается с земли, спрашивает, не удержавшись:

-Ты что, прощаешься?

-Почти, - с неохотой отзывается Моргана и уходит быстрее, чем Лилиан пытается её остановить.

Моргана сказывается больной и не появляется за ужином. Мерлин пожимает плечами, оставляя ей её покой.

А утром выясняется, что Моргана бежала