Глава 21

Артур проснулся с гадостным ощущением в желудке. Он не сразу сообразил, почему почти не чувствует свою правую руку, но, с трудом повернув голову, увидел, что на его руке спит Гвиневра. Сон снял с нее любые чары и оставил только юность и наивность, которая вдруг страшно устыдила Артура.

-Дьявол…- прошипел король и мягко высвободил руку из-под головы теперь уже своей жены. Он не знал, хотел ли он видеть дьявола и призывал его, пытался ли вспомнить чье-то имя и что, собственно его «дьявол» выражало, но чувствовал, что это было самое подходящее слово.

Стараясь не смотреть на раскинувшуюся по постели девушку, на ее тонкую кожу и хрупкую фигурку, Артур торопливо одевался. Он не знал, почему ему так стыдно находиться сейчас в обществе своей законной жены, после их первой ночи, но ему было очень стыдно. Хуже ему стало, только когда он заметил небольшое темно-бурое пятнышко на белоснежной простыне…

Комок подкатил к горлу. Артур, конечно, понимал таинство брака и то, что юность Гвиневры являет собою нетронутую жизнь, но ощущение неловкости, собственной черствости и грубости захватило его.

Ее силуэт — еще неокрепший, еще дрожащий, еще готовый наполняться силой, жег Артуру сердце. Он ненавидел сам себя в эту минуту за то, что поддался и прикоснулся к ней. Она не была создана для той грубости, которую он позволил себе ночью, не удержавшись на краю опасной пропасти страсти.

Невольно вспомнилось, что когда он целовал ее — ее лицо было мокрым от слез. Было ли ей больно или мерзко от осознания близости с ним, или же страшно? Артур корил себя сейчас, что так и не выяснил этого, а просто отрубился в хмельном сне, эгоистично провалился в царство грез.

Гвиневра зашевелилась и Артур, гонимый стыдом и совестью, решил, что лучше оставить ее сейчас и дать выспаться. Может быть…

-Моргана! — Артур прошептал себе под нос, не веря сам себе, что выход так легко найдет. Кто, как не его старшая сводная сестра может помочь Гвиневре прийти в себя? Наверняка, у нее найдутся слова для его жены, наверняка, она сможет убедить Гвиневру, что Артур не хотел быть таким грубым и бесчувственным, что он исправится, что…

Гвиневра снова сонно зашевелилась, и Артур поторопился выйти вон из комнаты, в упор, не замечая полусонных служанок, блуждающих по коридору, с интересом взглянувших на короля.

Но поспать Гвиневре не удалось. Стоило королю скрыться в коридоре, как одна из девушек бросилась в другую галерею, а меньше, чем через минуту, из этой галереи вышел герцог Кармелид. Он шикнул на служанок, испуганно зашептавшихся при его появлении, и, не церемонясь, толкнул дверь в супружескую спальню, постоял немного на пороге, привыкая к обстановке комнаты, а затем плотно закрыл за собою дверь.

Герцог Леодоган Кармелид в несколько быстрых и резких шагов дошел до постели, где лежала его же дочь, и грубо тряхнул ее за плечо. Гвиневра вскрикнула и открыла глаза, увидев отца, испуганно принялась заматываться в покрывала.

-Сдвинься! — грубо прикрикнул на нее Леодоган и Гвиневра покорно, непонимающе и жутко испуганно отодвинулась в сторону.

Леодоган увидел на простыне то же пятно, что повергло Артура в бурю эмоций, и удовлетворенно кивнул:

-Хвалю! Молодец.

Гвиневра проследила за его взглядом, и алая печать стыда впилась в нее ядовитым клеймом. Лицо ее загорелось смущением, щеки порозовели, она закрыла лицо руками и зашлась в почти беззвучном плаче.

-Не реви, — Кармелид ласково потрепал ее по волосам, — все же хорошо! Все замечательно! Не реви, говорю! Дура, от слез глаза распухают — красоту потеряешь, что тогда? Кому ты станешь нужна?

Сам Кармелид полагал, что его слова это действительно здравый аргумент против слез, но Гвиневра, которая осознала, что увидел отец, пробужденная так рвано и грубо, вытащенная из снов, в которых, не станем уже лукавить, большая часть была отведена Ланселоту, не смогла утешиться. Более того — слезы сдавили ее сильнее…

-Ну-ну, — растерянно приговаривал Кармелид, не понимая, что ее так расстраивает. Она ведь стала королевой, больше ей не грозит нищета и униженность герцогства Кармелида! Больше ей не нужно экономить на платьях и уборах. — Всё хорошо, все хорошо… он был с тобою груб?

Гвиневра, дрожащим от слез голосом отозвалась:

-Отец, я не хочу говорить об этом, пожалуйста!

-Ты должна терпеть все его прихоти, — наставительно произнес Леодоган, обнимая ее за плечи, — не реви, дочка! Скоро ты понесешь…

Леодоган неловко коснулся губами ее лба, вытер грубой рукой текущие хрустальные слезы из ярко-голубых глаз:

-Ты родишь ему наследника. Ты понесешь от него. Он приблизит к своему престолу меня, как твоего отца и мы с ним наведем порядок.

-А как же я…- одними губами прошептала Гвиневра, — я не вещь…

-Ты не вещь, — заметил Кармелид, — но ты должна правильно распорядиться собою. Я скажу тебе, как правильно, слушайся меня.

Он не удержался от колючего слова и добавил:

-Или закладывай мои действия Моргане и получай от нее жалкие подачки!

-Закладывать? — Гвиневра взглянула на отца глазами, полными слез и укора. — Я никого не закладывала! Никогда!

-Конечно, — саркастично согласился герцог, — она просто так, сама по себе, сочла вдруг, что я жесток с тобой! Гвиневра, дочка, радость моя, ты единственное, что у меня есть. Если бы я мог, я бы позволил тебе жить, как только ты захочешь, но ты не можешь. Тебе не повезло родиться у меня, но мне повезло быть твоим отцом. Я стараюсь для тебя одной. Потерпи немного, и скоро ты

будешь при дворе истинной королевой, с которой считаются, которую любят! Ты будешь супругой, достойной не только Камелота, но всей Британии…

Гвиневра попыталась поверить, но вместо того, чтобы слушать отца, чтобы поддаваться на его речи, она пыталась представить, как там Ланселот… проснулся ли он? Плохо ли ему? Она видела, что он вчера много пил, и что Моргана часто подсаживалась к нему…

Может быть, они знакомы? А может…

Страшная мысль пронзила душу королевы Гвиневры. Она представила Ланселота и Моргану, в жарких объятиях друг друга и ее сотрясло от внутренней дрожи. Она поняла, как беззащитна перед ликом судьбы, и что хуже — ничего и никому не может поставить это в упрек. Разве не любила Гвиневра Артура еще до недавнего часа? Разве не благодарна она ему и сейчас? Может ли королева распорядиться жизнью и судьбой сестры своего мужа-короля? Может ли указывать тому, кого любит, кого любить ему? Да и потом, даже если допустить, что она, Гвиневра, совсем еще юная особь, каким-то чудом и стечением обстоятельств лишится совести и приобретет небывалую удачу, чтобы убрать Моргану с пути…

Нет ни единого шанса, что Ланселот останется с нею, Гвиневрой. А еще, если Ланселот действительно с Морганой, если он счастлив с нею, пусть будет счастлив, пусть так и будет!

-Ты меня не слушаешь! — заметил Кармелид раздраженно. — Я стараюсь…

-Мне больно, — пожаловалась Гвиневра, — оставь меня, отец. Оставь…

-Солнышко…- Герцог перепугался не на шутку, он вскочил, заметался, чувство отцовской жалости затмило на мгновение все его амбициозные планы. — Я позову целителя, я…

-Не нужно, — взмолилась Гвиневра, — пожалуйста, папа, позови мне Лею. Мне станет легче от ее присутствия.

-От служанки-то? — возмутился Кармелид, но покорился. — Хорошо, сделаю, как хочешь.

***

-Сам понял, что сказал? — ласково осведомилась Моргана, пребывающая в состоянии духа куда более мрачном, чем это было обычно. — Какая, к черту, Гвиневра?!

Фея злилась. Фея была напугана. Фея была ослаблена.

Ее совершенно сбил с толку внезапно обладающий какой-то утаенной прежде от нее силой Мелеагант. То, с какой легкостью он выдернул ее из Камелота, лишь для демонстрации своих способностей, слегка подкосило ее моральный дух, она поняла внезапно, что растеряла свои лидирующие позиции и пыталась теперь как-нибудь извернуться и придумать то, что вернет ей лидерство в этом лабиринте интриг, мести и выживания.

Мысли не шли. Ей сильно мешало то, что голова гудела от замечательно-отвратительного пиршества, да и кости ломило. Моргана пыталась вспомнить, много ли она танцевала и вообще танцевала ли? — и не могла. Память работала отрывками, и она продолжала прокручивать то, что в данный момент было важнее.

Моргана и так не была особенно расположена к встречам, особенно с Артуром, а то, что он появился во время ее необходимого, но не лезущего в горло завтрака, да еще и просто остановился у ее места и начал мяться — раздражило сильнее.

Фея попыталась не замечать его, сделав вид, что поглощена завтраком и мужественно сунула в рот кусок хлеба, щедро намазанный куриным паштетом. Однако это оказалось ошибкой. Уже жуя кусок, и упорно глядя в стол, Моргана поняла, что откусила слишком много. Выплевывать на глазах у короля показалось ей некрасиво, и проглотить она тоже не могла, потому, продолжая интенсивно работать челюстями, она, сохраняя огромное усилие над собой, жевала кусок.

Прожевав, она вздохнула и залпом отпила ягодный сбор, увидев же краем глаза, что Артур все еще стоит у ее места и мнется, Моргана не выдержала и спросила:

-Чего тебе, братец?

-Доброе утро, Моргана, — Артур, словно с облегчением дождался ее слов и принял их как за приглашение. Он сел рядом, и тоже принялся намазывать паштет на пшеничный кусок хлеба. — Ты прекрасно выглядишь.

-Чего не скажешь о тебе, — не удержалась фея, — где твоя жена?

-Спит, — покраснел Артур и увлекся бутербродом. Моргана дала ему ровно две минуты, затем не выдержала снова:

-Какого черта тебе нужно?

-Я же твой брат! — Артур с усилием проглотил действительно нежующийся кусок и жалобно взглянул на фею.

-О, точно! — Моргана криво ухмыльнулась, — вылетело из головы. Так что тебе нужно?

-Я хочу, чтобы ты поговорила с Гвиневрой, — Артур склонился к Моргане, понижая голос до вороватого шепота, — мне кажется, я не очень хорошо обошелся с нею. Я хочу, чтобы ты сказала ей, что я могу быть нежным. Гвиневра не должна…

-Сам понял, что сказал? — ласково осведомилась Моргана, повышая голос так, что ее услышал даже Гавейн, вводивший в зал покачивающегося Кея. Гавейн обернулся на ее слова, но Кей в это время запутался в своих ногах и едва не уронил хваленого рыцаря. — Какая, к черту, Гвиневра?

-Которая моя жена! — Артур схватил Моргану за локоть, не заметив, или сделав вид, что не заметил, как она передернулась от отвращения или страха, — прошу тебя! Ты женщина…

-Спасибо, я в курсе, — кивнула серьезно Моргана, вырывая из пальцев Артура ткань своего платья.

-Хочу на охоту! — заголосил Кей, садясь рядом с королем и обрывая секретность его переговоров с Морганой, — сегодня же!

-Кей, не сегодня, — Артур попытался быть мягким, но с досадою перед самим собой он признавал, что сохранять хладнокровие и любовь к юродивому молочному брату ему все сложнее. Он не умел вести себя при дворе, позорил его, Артура, мешал всячески, и, что хуже, они даже не были при этом кровными родственниками! Как назло, на грех и шепот дьявола, рядом крутилась настоящая его сестра, умная, точеная из благородного материала, Моргана, умевшая жить при

дворе. Показать Моргану своим подданным было гордостью для Артура-мальчишки, что сел на престол и теперь пытался хвалиться всем подряд. Он хвалился женой — бледной красавицей, пусть очень юной, из бедного герцогства, прошедшей все рынки невест, но все-таки, доставшейся ему, хвалился сестрой, удалью своих рыцарей…

-Почему? — захлопал глазами Кей и его губы задрожали. — Почему? Ты не хочешь брать меня на охоту? Мы поедем за Драконом?

-У меня дела с Морганой, — не моргнув глазом, соврал Артур.

-Неправда, я справлюсь без тебя, — хихикнула Моргана, — у меня дела с твоей женой сегодня, не сегодня.

-Ты…- не поверил Артур своему счастью.

-Поговорю, — кивнула Моргана, которая почти была готова разрыдаться от распирающего ее чувства умиления к Артуру, который за чистую монету принял ее стремление поговорить с Гвиневрой, и не заподозрил даже никаких нечистых помыслов.

-О! Моргана! — молодецкий вопль Персиваля через половину зала заставил всех вздрогнуть. — Ваше величество!

Персиваль раскланялся с королем, но сел не с ним, а ближе к фее и, жадно горя взглядом, спросил:

-Ну, а чем закончилась та история?

-Какая? — Моргана напрочь забыла, что она рассказывала ночью под хмельным угаром веселья.

-Со священником и его прихожанкой, — напомнил Персиваль.

-А…- Моргана просветлела лицом, обернулась на недоумевающего Артура и перегнулась через стол, чтобы рассказать ему на ухо. Она что-то шептала ему прямо в ухо, не замечая косых и заинтересованных взглядов придворных дам, когда же она вернулась на место, Персиваль снова молодецки загоготал, и в порыве охватившего его веселья, даже схватился руками за живот. Моргана снисходительно улыбалась, глядя на него.

-Ты когда поговоришь с Гвиневрой? — не вытерпел Артур, раздраженный и Кеем, донимавшим его, и вниманием придворных не к нему, а к смеющемуся рыцарю, и какой-то новой Морганой, которая становилась любимицей его людей.

-Когда…- она оперлась на руку, внимательно глядя на Артура, — когда-нибудь, Артур. Здесь спешить не надо!

Она значительно посмотрела на него, пристыдив одним лишь взглядом, и Артур с внезапной тоской понял вдруг, что то, что он король, ничего не решает. Он что-то упускает, что-то очень важное, позволяющее управлять не на уровне короны, а на уровне сердец и душ. Это недоступно ему и от этого странно и пусто, жутко и безразлично. Бледные тени подняли змеиные головы внутри его собственного тела и угодливо зашипели что-то совсем неразборчивое, но приятное и дурманное. Моргана снова заговорила с подходящими рыцарями, которые приветствовали сухо и отрывисто короля, а затем, уже теплее, говорили с феей. А Артур не

замечал этой сухости, он пытался вспомнить, что ему напоминает блеск ее темных волос и, не отслеживая своих же мыслей, король задумчиво наблюдал за нею.

А граф Уриен Мори наблюдал за ним.

***

-Я не могу понять, кто ты! — Лилиан с досадой взглянула на своего-несвоего принца. — Хоть убей, не могу!

-Я — принц Мелеагант де Горр, сын Багдамага де Горра, властитель…- начал было с придурковатой улыбкой Мелеагант, но, получив небольшой тычок под ребра от своей целительницы, вздохнул, — что ты хочешь знать?

-Твоя магия…- Лилиан нахмурилась.

Он обнаружил свою магическую силу следующим же утром от той, которая разделила жизнь Лилиан на «до» и «после». Мелеагант, как бы, между прочим, щелкнул пальцами, позволяя силе пробежать огоньком между его пальцами и стечь куда-то на пол.

Лилиан сначала решила, что спятила. Потом, что спятил он. Наконец, до нее дошло, что безумие не позволяет языкам силы появляться в руке и прыгать по ладони, и ей даже стало жутковато.

-Ты маг…- она отодвинулась от него, в неожиданности, но не в страхе. — Нет, господи, за что еще и это?

-Боишься? — лениво осведомился он, заведомо зная ответ, — и нет, Лилиан, не совсем я маг. Мне это говорил еще Мерлин.

-Ты знаком с ним? он учил тебя? — Лилиан взглянула на принца, чувствуя, что в ее голове крутятся вопросы, начиная от «почему ты не обнаружил этого раньше», и, заканчивая «кто знает еще?».

-Знаком, учил, — Мелеагант отвечал с неохотой, — но рассказывать об этом я пока не желаю.

Вот и все. Об это «не желаю» разбились все вопросы Лилиан. Она была слишком умна, тактична и сдержанна, чтобы допытывать Мелеаганта, а он, как нарочно поддразнивал ее. Но это были не все сюрпризы.

Оказалось, что глаза, которые видела Лилиан на стене, вполне имеют еще и тело. Вернее, около двух дюжин тел, плетенных из желтовато-черного сгустка какой-то природной магии, недоступной для восприятия Лилиан. Эти тела были небольшими, у них было что-то среднее между человеческой рукой и когтистой лапой, они наклоняли голову, глядя на своего господина Мелеаганта слепыми желтыми глазами. Они слышали его и чувствовали. Они имели огромные рты и весело прыгали, словно виденные Лилиан когда-то в одном из зажиточных графств, обезьяны.

От этих теневых созданий (Лилиан так и называла их про себя — Тени), исходил шум. Их когти скребли, как по металлу, они общались между собой, используя какой-то звук, который ближе всего походил на хриплое «мряу» и перемежался шипением.

Лилиан боялась их до черта. Тени же боялись Лилиан.

Они однажды выпрыгнули к ней из стены, в пустой зале, куда ее позвал Мелеагант. Тени ожидали встречи с Мелеагантом, и приняли Лилиан в какой-то момент за него. Сложно было сказать, кто кричал громче — две дюжины прислужников своего принца, обнаружившие себя или целительница, которая вообще собиралась жить долго, счастливо и помогать людям.

Мелеагант появился в тот день почти сразу. Он сначала убедился, что с Лилиан все в порядке, затем успокоил своих прислужников, что-то резко обронив им на незнакомом Лилиан языке, затем успокоил уже свою целительницу.

-Какого черта это было? — спросила она, утыкаясь в его плечо и готовясь разреветься.

-Мои прислужники-идиоты, — отозвался Мелеагант, поглаживая ее по спине, — прости, ты не должна их видеть, о них никто не знает. Даже Уриен. Ты первая, к кому они…внезапно, решили выпрыгнуть.

Лилиан успокоилась, хоть и не сразу. До сих пор она вздрагивала от внезапных шумов и окриков, ругани теней между собой, и дрожала, заметив в темноте на стене горящие желтые глаза. Но она больше не кричала от испуга и пыталась сжиться с Тенями, которые, впрочем, проявляли ответную тактичность и старались не появляться при ней. Они обнаруживали себя иногда, принося подарки от Мелеаганта, и панически начинали метаться, смешно натыкаясь друг на друга, пытаясь спрятаться.

Лилиан, наблюдая за ними, делала вид, что ей ни капельки не смешно, но на деле у нее была стойкая ассоциация с разгромом войск Помпея Великого, совершенным Юлием Цезарем. Тогда, один из флангов Помпея врезался случайно в свой же союзнический фланг и обратил в бегство, в котором многие солдаты были убиты своими же соратниками в возникшей неразберихе.

В целом, Мелеагант не пытался ее заставить существовать с Тенями. Вообще, в его поведении мало что изменилось. Он также был вежлив и обходителен с Лилиан на глазах двора, и мало взаимодействовали, но теперь Лилиан ездила с Мелеагантом на прогулки, и была частой гостьей в его залах и покоях, после того, как было покончено с делами. Впрочем, дела у Мелеагант не заканчивались никогда. Она поражалась работоспособности этого человека, его терпению и трудолюбию. Он разрабатывал одновременно две-три реформы из разных областей жизни своей земли, успевал еще переписываться с союзниками, подкупать и шпионить, вести контроль за деятельностью своих советников, вершить суд, объезжать земли, предпринимать вылазки против наемников, видеться с Лилиан, учить язык, читать что-то очень сложное (Лилиан даже не сразу понимала порою, что в названии таится), переводить, тренироваться в боевом искусстве и что-то совершенствовать в магическом.

-А сон тебе не нужен? — предположила Лилиан раздраженно, когда проснулась посреди ночи и с удивлением отметила, что Мелеагант что-то пишет на длинном свитке при свете свечи.

-Нужен, — Мелеагант устало потер глаза, — но я должен закончить письмо в Андалузию. Прости, тебе мешает треск свечи? Я сейчас перейду в залу…

-Сиди, чтобы я видела, — хмуро бормотнула Лилиан и поднялась с постели, на ходу надевая и застегивая шаль. — Я помогу.

Она приблизилась по холодному полу к его столу, залезла с ногами в кресло и спросила:

-Что делаешь?

-Я должен переписать эту главу с пометками, — Мелеагант пододвинул к Лилиан другой свиток.

-Хорошо, — кивнула целительница и зевнула, — ох, прости. А что это?

-Обращение к философии, — спокойно ответил Мелеагант и приготовился записывать под диктовку.

-Что? — Лилиан взглянула на принца и вздохнула, — ты убьешь себя работой! Артур столько не трудится. Он вообще, если верить письмам Уриена, не трудится.

-Я не Артур! — Мелеагант ответил спокойно, но его глаза полыхнули, и на миг Лилиан почудилось, что за его спиною полыхнули желтые глаза Тени. — Я не это отродье Пендрагонского слабоумия.

-Мир, мир! — Лилиан замахала руками и предприняла честную попытку проснуться, чтобы начать диктовать. — Так…кхм. Записывай: «всякое вещественное движение, не есть ли оно произведение звучного и гармонического потрясения воздушной жидкости? Идеи же совершительного разума находятся на обоих концах черты, что дает им меру, но сон — есть образ смерти. Мое «Я» прерывается сном, смертью — нет, иначе было бы ничтожество. Истинная смерть, осмелюсь возразить вам, находится в самой жизни, но мы знаем только одну маленькую частицу бытия нашего и…»

Лилиан остановила чтение. Мрачно отодвинула написанное в сторону.

-Не нравится? — с опаской спросил Мелеагант, прерывая запись.

-Знаешь, — Лилиан кашлянула, — я, вообще-то, воспитанная девушка, почти как леди, но это такая…дрянь.

-Ты со мной не согласна? — Мелеагант отодвинул свой свиток и отложил перо, — но ты не прочла до конца, чтобы…

-Чтобы согласиться, нужно понять, что я читаю! — заметила целительница, — я же по отдельности понимаю слова, а вот что вместе они пытаются сказать — нет! А я никогда не была самой глупой.

-Конечно же, нет! — Мелеагант тепло улыбнулся и сжал ее руку, — ты принадлежишь к числу очень умных людей, и я…

-Ничего не поняла, — хмыкнула Лилиан, и потянулась за поцелуем к Мелеаганту.

-Лилиан, — он коснулся ее легкий поцелуем и попытался вернуться к работе, — ступай в постель, я сейчас приду, только закончу главу. Иди спать, правда!

-Мы оба идем спать, — не согласилась Лилиан и нагло коснулась губами его шеи, точно зная, что для него это действует лучше всякого отрезвителя. — Пойдем, брось все это! Пошли бытие в небытие. Все равно, никто кроме Мерлина тебя, наверное, не поймет в Британии. Ну, Леди Озера, может еще.

-Чтоб ты знала, — Мелеагант поцеловал руку Лилиан и принялся расстегивать ее шаль, — эта статья написана в соавторстве с сэром Николасом. — Его идеи поразили меня и вдохновили на создание…

-Я не знаю, кто он, — Лилиан не позволила договорить, потянула Мелеаганта за собой и обоих скрыла ночь.

***

«Мой дорогой Мерлин, ты, наверняка, продолжаешь презирать меня за мою слабость и трусость, продолжая говорить самому себе, что и ты не меньший трус, но я пишу к тебе не для того, что насмешничать над твоими ранами прошлого, поверь мне! Я пишу к тебе с вестями тревожными и пугающими, не являясь в жизнь твою непрошенным свидетелем твоего ничтожества, нет! Мне было видение — пожар. Я чувствовала, как горит человеческая плоть и как раскаленные камни Камелота темнеют от пролитой на их стены крови. Мерлин, милый друг моих сотен лет, грядет война, грядет буря и в буре этой скроется наш день. Твой король, твой любимец должен будет выбирать… Я видела это! Видела все. ОБЕ Чаши находятся под ударом. Хранители слабеют с каждым часом и скоро…о, Мерлин, я боюсь жизни, что нас ждет! Леди Озера»

Мерлин едва успел прочесть письмо глазами, как голос Морганы заставил его оторваться от строк.

-Мерлин, а, Мерлин? А знаешь, что я у тебя сейчас спрошу? Та-ак спрошу…

Разгневанная Моргана со свитком стояла на пороге Зала Советов. Весь ее вид демонстрировал, что она не рассчитывает на теплую беседу.

-Что? — Мерлин попытался улыбнуться, дрожащими пальцами он хотел было сунуть письмо Леди Озера в карман мантии, но его руки дрогнули, и письмо упало на пол, чуть позади Мерлина… он успел переступить, чтобы Моргана не обратила внимания на валяющийся кусочек пергамента. — Что такое, Моргана?

-Что с картой? — в гневе вопросила фея, не заметив манипуляций Мерлина, и с грохотом развернула свиток, демонстрируя изъеденную жучком карту Камелота. — Мерлин, это единственная карта Камелота!

-Я восстановлю…- пообещал Мерлин, — пара магических фокусов и…

-И? — Моргана сунула карту ему под нос, чтобы Мерлин заметил еще кое-что. Через всю границу Камелота с герцогством Леодогана Кармелида рука самого Мерлина в хмельном бреду написала крупными буквами друидского наречия: «Пендрагон — осел»

-Боже, — Мерлин спрятал лицо в ладонях. — Господи, я сотру…

-Нет! — отозвалась зловредная Моргана, — там несмываемая материя, видишь? Рисуй новую, друид! Давай-давай, чтобы завтра была у меня!

-Отдай эту, — попросил Мерлин, протягивая руку за испорченной картой, но у Морганы уже созрел план по ее использованию, и она свернула карту в сверток и сунула подмышку, щелкнув Мерлина по носу и, усмехнувшись, скрылась в дверях. Мерлин подождал для верности секунд тридцать — вдруг вернется и наклонился за письмом Леди Озера, брошенным на пол…

С неописуемым ужасом он понял, что письма нет на полу. Его вообще больше не было.