Часть 2. Падение Ордена

  • 6
  • 0
  • 0

1

Шли дни, месяцы. Скучать в Конторе не приходилось. Деятельность была настолько необычной и разнообразной, что упорно не хотела превращаться в будничную. Со временем она не только открыла мне непривычные грани нашего мира, но и распространилась за его пределы. Все началось стандартно – Гримнир пригласил меня к себе. Он был в кабинете не один, компанию ему составляла моя новая знакомая Фригг. Похоже, их разговор был закончен, но уходить Фригг не собиралась. Она удобно устроилась в кресле и потягивала какой-то дикий коктейль, как всегда, со льдом и большой концентрацией спирта. Гримнир угостил меня элем и быстро перешел к делу. Меня отправляли на поиски пропавшей сотрудницы Конторы. Вот как ее охарактеризовал шеф:

– Вконец помешалась на кельтской мифологии. Взяла себе имя Морриган, в честь их темной богини. Потом начала копировать ее стиль. Все бы ничего, да вдруг что-то втемяшилось ей в голову, умыкнула ценный артефакт и сделала ноги. Следы ведут в Етунхейм. Кстати, по скандинавской космологии ты, знаю, прошарен. А вот о Морриган, богиня которая, много знаешь?

– Ну, так в общих чертах.

– Смотри мне! – рассмеялась вдруг Фригг. – Увидишь там ворона, подумаешь, типа Один решил за тобой проследить. А на деле это Морриган и есть. В обличье своей фюльгьи, простите мне мой германо-скандинавский. Огам знаешь?

– Как-то не очень. У друидов не обучался.

– Запиши в блокнотик и прихвати с собой, пригодится.

– Совет, между прочим, дельный, – сказал Гримнир, – но продолжим. Похищенный артефакт – это сосуд Одрерир с медом поэзии.

– Ну, как же, та самая Кровь Квасира, которую Один в обличье орла частично выблевал, частично высрал. Поговаривают, оттуда и пошло выражение “сидеть орлом”.

Фригг усмехнулась в бокал. Гримнира шутка не особо развеселила:

– На самом деле, не суть важно. Артефакт этот не такой и ценный, как может показаться, просто вштыривающее пойло. Имеет скорее ритуальное значение. Вернуть его, конечно же, не мешало бы, но более интересно, как будет действовать Морриган. Что у нее в голове, какие цели она преследует.

Етунхейм, значит. Ну, не самый еще опасный вариант, не Муспельхейм с Нифльхеймом. Вот бы вышла Песнь Льда и Огня. Как у старины Джорджа Мартина. Или как у Ганса Гербиргера. Впрочем, вероятно, этот то ли ученый, то ли лжеученый спер идею у своих далеких нордических предков, за что и снискал одобрение верхушки Третьего Рейха, благоволящей к Северной традиции. Етунхейм. С чего-то же надо начинать.

– И как я туда попаду? В страну турсов? – Поинтересовался я.

– С помощью ключа, – ответил Гримнир. – Что ты знаешь о ключах?

– Ну, есть, например, ключи от дверей. Помню, у меня в детстве был ключ от какой-то неизвестной двери. И как-то внезапно прямо с потолка мне упал другой, такой же. Я все думал, от чего же они. Решил, что один от входа, а другой от выхода. Но вот что это за вход и выход – вряд ли когда-нибудь узнаю, так как потерял их давным-давно. Тем более потерял у себя в квартире, которой теперь почему-то не существует. Но пойдем дальше. Есть еще ключи, бьющие из-под земли. Родники другими словами. Есть ключи к решению проблем, ключи к пониманию.

– И все они открывают нам что-то новое. В том числе и те, что из-под земли. Все живое состоит из воды. Она – кровь Матушки-Земли. Один из основных элементов во всех мирах. Мертвая вода останавливает процесс, живая дает жизнь, источник Урд дает знания. Поэтому при помощи такого ключа и определенного ритуала ты запросто доберешься по ветвям мирового ясеня Иггдрасиля куда тебе надо.

2

И вот меня отправляют черт-те куда искать спятившую ведьму. Задача, которая куда лучше подошла бы Генриху. Он всегда предпочитал странных женщин. Не припомню, кстати, чтобы отношения с какой-либо из них зашли дальше совместных прогулок. "Не стоит впускать в наш общий мир ни капли быта, - говорил Генрих, - тогда вся романтика исчезнет, все волшебство улетучится”.

Я сидел в баре “Каверны” (желания пить в Конторе не было, хотелось отстраниться от своих проблем, пообщаться с человеком непричастным) и потягивал пиво из кружки. К столику подошел Фидель. Мы заказали водки, солений, выпили по первой и Фидель, закуривая, спросил с иронией в голосе.

– Ну что, Варг, познал загадки природы? Попутешествовал по параллельным мирам?

– А мы все по ним постоянно путешествуем, – ответил я.

– В смысле?

– Знаешь, откуда появились мифы о всяком там рае, аде, чистилище?

– Их придумали попы, чтобы стричь купоны с доверчивых прихожан.

– Ты в этом прав, чувак, да не совсем. Эти мифы основаны на реальных событиях. Есть реально мир, где все пиздато, и мир, где все ужас как хуево. Но они, представь себе, тесно переплетаются между собой…

– Образуя такую себе веревочку, – усмехнулся Фидель.

– Ну, они ж не твердые. Скорей такой себе полураствор, полусмесь. Вот ты замечал, вроде все в жизни у тебя хорошо, и вдруг резко – начинает одно за другим всякое говно происходить, и все твои успехи как бы уже и не успехи, да и вообще неведомо откуда возникает куча грузняка и головняка. А потом нахуяришься, например, или просто проспишься, и вдруг оказывается, что практически все твои проблемы – и не проблемы вовсе, а так, мелкие трудности, большинство из которых решаются сами собой. Почему, кстати, важно нахуяриться, когда тебе паршиво. Точка сборки смещается в другое положение, и есть немалый шанс, что сместится именно куда надо. Говорят, что алкоголь проблем не решает, а на самом-то деле случается, что и решает.

– Ну, это наверно, просто вопрос восприятия.

– По сути все наше существование – вопрос восприятия. Мы воспринимаем мир искаженно, как линейный поток времени. В то время как время – это вовсе не поток, оно скорей как спокойное озеро, или че-то типа того. Знаешь, почему мы не помним свои прошлые жизни?

– Наверно, потому что нет никаких прошлых жизней, – улыбается Фидель, начисляя еще по одной и извлекая сигарету из портсигара с изображением Эрнесто Гевары, – мы живем один раз, потом умираем и пиздец. Просто миф о собственной уникальности заставил нас поверить в бессмертие души, а на самом деле мы нихуя не уникальней вот этой сигареты или вот этого стопаря водки. Разве что пиздим больше, но это вряд ли достоинство.

– Не, дело не в том. Просто наш мозг не может перестроиться с линейного восприятия. Ведь наши прошлые жизни, они ж не обязательно в прошлом, могут же быть и в будущем, и наоборот, следующие могут быть где-то во времена Македонского. Если он вообще был. Ведь известно, что история – это тупо предание, мы нихрена не можем сказать, что было, скажем, даже сто лет назад, не говоря уже о том, что было в далеком прошлом.

– Как жизни вообще могут быть прошлыми и будущими, если ты утверждаешь, что прошлое и будущее – это только наше восприятие?

– Ну, в нашем восприятии могут. А кроме нашего восприятия для нас по сути и нет ничего.

– Круто, – улыбается Фидель, – значит у меня еще есть шанс попасть на Вудсток.

3

Клайв сошел с электрички и отправился дальше пешком. Прямо по лесу, идти по проложенной современной дороге не хотелось, а направление он знал хорошо. Да, дорога была сама по себе жизненной необходимостью, но по ней ездили автомобили, начиненные мерзопакостными дьявольскими устройствами, громоздкие, выпердывавшие из своих выхлопных труб зловоние. Клайв не признавал более сложных металлических устройств чем меч или, максимум, водопровод. Идти по лесу среди всего сотворенного Богом великолепия было приятно, можно было размышлять о вечном, либо ни о чем не думать, просто воспринимая прекрасную природу вокруг. К сожалению, дорога до поместья Игнатия, где Клайва ждали дела Ордена, была чересчур короткой, чтобы сполна ей насладиться. Однако надо было спешить – задание, судя по всему, было срочным, а получить удовольствие от прогулки по лесу Клайв еще успеет, если, конечно, ему не придется вскоре принять смерть за веру.

Загородный особняк у Игнатия был огромным. Впрочем, это вовсе не говорило об его стремлении к роскоши. Верховный инквизитор жил в небольшой скромной келье, все остальное место занимали гостевые комнаты, комнаты для медитации и молитвы, лаборатории, в которых он ставил свои опыты. Клайва Игнатий встретил не в самом особняке, а в одной из прилежащих построек, напоминавшей огромный хлев. В стойлах в хлеву были прикованы цепями грязные заросшие люди с безумными взглядами. Кто-то из них пел псалмы, кто-то шептал молитвы, один жадно пожирал отруби из глиняной миски, зарывшись в нее лицом.

– Вот они, – с гордостью сказал Игнатий, – старцы-чудотворцы, принявшие обет аскезы. Господь наделил их воистину уникальными способностями. Каждый из них стоит куда больше, чем все вместе взятые излюбленные сарацины Шамиля, чье малодушие, ты, Клайв, уже, полагаю, мог оценить.

– А почему они прикованы?

– Видишь ли, это часть епитимьи, наложенной ими самими на себя. Без этого они бы не достигли таких высот. Их сила в их удивительной вере и самоотречении. Но в этом же в то же время и их слабость. Вот зачем мне понадобился ты.

– В чем же я лучше их, – спросил Клайв, – сильнее физически?

– И это тоже. Но главное – ты не настолько благочестив. И не настолько предвзят к нашим врагам. Я собираюсь послать тебя в Етунхейм. Старцы бы просто не смогли туда попасть, так как не способны поверить в его существование. Для них это ересь и мракобесие. Тои взгляды более широки, ты справишься.

– Етунхейм, – Клайв призадумался, – это страна великанов из скандинавских сказаний. Я отправляюсь сражаться с великанами.

– Нет, – ответил Игнатий, – тебе, скорее всего, не придется с ними сражаться. Твое дело – разведка. Контора зачем-то посылает туда своего человека. Твоя задача проследить за ним, выяснить его планы. Если его деятельность всерьез будет способствовать укреплению силы наших врагов, возможно, придется его устранить. Вот, держи, здесь подробные инструкции.

Игнатий достал из кармана конверт и передал его Клайву. Тот помолчал некоторое время и сказал:

– Прежде чем я уйду, можно вопрос? Не относящийся к делу.

– Спрашивай.

– Почему именно “Контора”? Почему они называются так?

– Я не могу ответить тебе наверняка, – сказал Игнатий, – вероятно, дело в том, что они пренебрегают духовностью, углубляясь в материальный мир и уделяя слишком много внимание запретным наукам. Мы служим господу, они же служат любопытству и своим низменным желаниям. А теперь – иди. У тебя не так и много времени.

Клайв вышел. Игнатий достал мобильный телефон и набрал номер:

– Здравствуй, Шамиль… Я послал Клайва… Да, уверен… Да, он не до конца понимает наши цели и идеалы, но это и хорошо… Почему хорошо? Наиболее ревностно люди относятся к соблюдению тех правил, которые они не понимают, уж поверь моему опыту.

4

После пары недель чтения текстов о Етунхайме и медитации на его образах, Гримнир отвел меня в достаточно живописное местечко в огромной балке неподалеку от какого-то села. Это была площадка у водопада, к которой мы не без усилий добрались по скалам. Ритуал оказался настолько простым, что это даже где-то немного разочаровало. Видно, Гримнир был магом такого уровня, что ему не требовались для изменения ткани реальности какие-то помпезные внешние эффекты. Он просто зажег огонь, бросил туда какие-то сушеные травы, кажется, смесь бузины с чем-то еще. Затем, подождав, пока они прогорят, плеснул на костер воды, и нас окутало облако пара. Гримнир нарисовал в потоке рукой необходимую последовательность рун, схватил меня за шиворот и швырнул в водопад. К счастью, портал у него получился на славу, и я, вместо того, чтобы удариться о скалу, полетел куда-то вперед. Единственное, что пошло не по плану – это то, что у меня, как я потом узнал, появилось сопровождение. Не успел Гримнир запечатать проход, как из-за соседней скалы выскочил парень с мечом и в кольчуге и стремглав бросился вслед. Его попытка была успешной, и он тоже нырнул в образовавшийся в водопаде портал. Гримнир на мгновение призадумался, пробормотал что-то вроде “ну, успехов”, и запечатал проход.

5

Пройдя через портал, я оказался в огромном поле из засохшей лавы. Вдали виднелся какой-то небольшой архитектурный объект странной формы, еще дальше – похоже, лес. Я начал вспоминать, что мне известно об этой земле. В голову сразу же почему-то пришел миф о том, как етуны слепили из глины что-то вроде своего варианта голема, который должен был помочь Хрунгниру в битве с Тором. В мастерстве создания големов етуны явно уступали евреям, так как несчастное создание оказалось способно только на то, чтобы обмочиться и быть убитым мальчиком Тьялви, прислуживавшим громовому божеству. Затем по пути к необычному архитектурному объекту я вспомнил историю о том же Торе, который принял за хижину рукавицу одного из великанов. Мысли, как известно, далеко не всегда возникают на ровном месте, и, подойдя ближе, я понял, что то, что я принял за постройку, на самом деле гигантская рукавица. Вот интересно, как преобразовывался этот мотив в народном творчестве. В украинском фольклоре, скажем, все еще рукавичка, но уже далеко не такая большая. И вместо Тора со спутниками там уже всякие лягушки-квакушки. А в русские сказки все эти лягушки и мышки перекочевали, а вместо рукавички откуда-то возник теремок. Ну, да ладно, заглянем внутрь.

Внутри оказалось существенно свежее, чем я думал. В принципе, и с чего бы было не свежо, помещение ведь вентилируется, а рукавица давно не использовалась. Ну, да детали туалета просто по определению не могут ассоциироваться со свежестью, поэтому и ощущения странные. Я огляделся. Внутри был только деревянный топчан и какая-то деревянная табличка с резными символами. Я аккуратно зажег огонь на зажигалке и обнаружил еще одну интересную деталь – лабиринт, нарисованный на стене (т.е. на внутренней поверхности рукавицы). Впрочем, нарисован он был, по всей видимости, от скуки, поэтому я не стал к нему присматриваться, а сконцентрировал внимание на символах на табличке. Я узнал огам. Значит, похоже, я напал на след, посмотрим, что здесь написано… “Catch the Rainbow”. Вероятно, это не просто название песни. Здесь должен быть какой-то глубинный смысл.

Больше, похоже, внутри делать было нечего. Тем более, с улицы начал доноситься гул. Он примешивался к леденящему скрежету, доносившемуся со стороны леса, о котором я забыл упомянуть. Скрежет, вероятно, объяснялся тем, что, согласно мифам, этот лес был железный.

Я вышел из рукавицы и увидел парня в кольчуге с двуручным мечом в руках. Он шел прямо мне на встречу. Кого-то он мне напоминал – похоже, один из псов Игнатия. Эге, а я-то безоружен, эдак и в капусту порубит, крестоносец хренов. Впрочем, смотрел он куда-то мимо меня. Я обернулся в сторону леса и узрел нехилый отряд женщин-троллей верхом на огромных волках. Они направлялись в нашу сторону. Крестоносец, гордо подняв голову, двигался к ним на встречу, размахивая мечом.

Похоже, этот отважный безумец будет вскоре пировать в чертоге Одина. Да, он, вероятно, христианин, но в Вальхалле не особо смотрят на вероисповедание. Тем более, христианин, полагаю, условный. Просто парень, подсаженный на средневековую романтику. В чем-то заслуживающий восхищения, несмотря на то, что изначально примкнул к избравшим путь разрушения.

В мои же планы скорый визит к Вальхаллу не входил, у меня была еще куча в Мидгарде. А как туда попасть? Я осмотрелся по сторонам, и увидел вещь, еще более удивительную, чем женщины-тролли из Железного леса – радугу, упирающуюся в землю. Видимо, тот самый знаменитый мост Бильрест. Что ж, настало время поймать радугу, как завещала Морриган. Вперед.

6

Мы расположились в баре Конторы, я, Генрих и Винс. Я рассказываю о своих приключениях в Етунхайме. Рассуждаем о судьбе того парня из Ордена. Скорее всего, он мертв, но Генрих сомневается:

– Кто сказал, что эти бабы из Железного леса его завалят? Может они его на пир решили пригласить?

– По их виду не скажешь.

– По виду сложно что-либо сказать. Часто самые ужасные вещи выглядят вполне безобидными и наоборот – то, что нас пугает, на самом деле не таит никакой опасности. – Генрих с довольным видом прихлебывает саке.

– Да, согласен. Тут еще вопрос восприятия. Вот, например, детей в детстве бабаем пугают, а меня им напугать было невозможно. Реально ведь слово смешное – “бабай”. Ну, как можно бояться кого-то с таким именем. И вообще, кто его знает, куда он детей утаскивает. Может, куда-то в замечательное рок-н-ролльное место. Не зря ведь в англоязычных странах его называют “boogeyman”. От слова “boogie-woogie” (ну, или наоборот).

– А как они выглядели? – Интересуется Винсент.

– Ну, как троллихи выглядят. Здоровенные такие, уши большие. Я, знаешь ли, не мастер описывать внешность. Меня описания внешности в книгах, например, всегда смешили. Так когда я читаю, что у персонажа длинный нос, он представляется мне настолько длинным, как будто речь идет о Пинноккио, решившем заняться политикой. О всяких там носах картошкой или пуговкой, квадратных лицах и прочем лучше вообще даже не думать. Книги для меня просто кишат уродцами.

– Кстати, Варг, – переводит тему Генрих, – что ты думаешь о так называемом птичьем языке?

– Полагают, что птичий язык – изначально сигналы, имитирующие голоса птиц, которыми обменивались разведчики. Но предание говорит, что некоторые люди действительно понимали речь птиц (например, Один, Сигурд). Естественно, птицы сами по себе не вели каких-либо содержательных разговоров, тем более касающейся жизни людей. Однако они служили как бы биопередатчиками, которые использовали древние. Так, как корова была запрограммирована на то, чтобы есть, давать молоко и быть зарезанной на мясо, птицы были запрограммированы на передачу информации. Этим можно объяснить и легенду о воронах Одина (хотя есть и альтернативные трактовки, например, что ворон – его фюльгья).

– Но птицы же в основном тупые. Почему бы не доверить передачу более умным животным. Например, котам или ослам? – Удивляется Винс.

– Что тупые – это только плюс. Они не анализируют информацию, просто выдают ее не задумываясь. Поэтому можно избежать ее искажения. Кроме того, умных животных существенно сложней программировать. Тех же котов, например, даже в разы сложнее, чем людей. Плюс – скорость передачи данных, птицы перемещаются достаточно быстро.

– Совершенно верно, чувак, – одобрительно кивает Генрих, – я, кстати, эту технологию активно тестирую. Сейчас продемонстрирую.

Генрих закрывает глаза и замолкает, по всей видимости, посылая мыленный сигнал. В бар впархивает небольшая птичка с коротким торчащим вертикально хвостом, садится ему на плечо и начинает что-то щебетать ему в ухо. Закончив передавать сообщение, она улетает.

– Любопытные вести, народ, – сообщает Генрих, – в Ордене разворачивается междоусобная война. Игнатий взбунтовался против Шамиля.

– Ставлю на Игнатия, – говорю я, – в отличие от Добронравова он хоть и псих, но не идиот.

– А что будем делать мы? – спрашивает Винсент.

– Мы займемся моим любимым делом, – с улыбкой отвечает Генрих, – будем сидеть и созерцать, не вмешиваясь.

7

Игнатий вошел в огромное здание склада из металлических панелей на окраине города. Снаружи малопримечательная постройка таила в себе воистину удивительное содержание. Как мы уже знаем, Игнатий не был взыскателен ко внешним проявлениям. Все три этажа здания, и еще три подземных занимали лаборатории, в которых выводили бойцов для его новой армии, и казармы для них. Втайне от высшего руководства Ордена Игнатий нанял лучших мировых генетиков и алхимиков и готовился к перевороту. Ему наскучило убожество, в которое скатился Орден, эти толпы юродивых, травящие идиотские байки за стаканом мерзкого пойла и шарахающиеся от каждого проявления магии. Надоело отупевшее ханжеское руководство со своим эклектично-нелепым пантеоном. Хотелось истинного величия.

Отряд мучеников на загородной ферме был детской шалостью по сравнению с теми существами, что пополняли наш мир здесь, в Бестиарии. Игнатий последовательно обошел все три этажа, благожелательно улыбаясь ученым, слушая их доклады о результатах работы и созерцая плоды их деяний воочию. Надо сказать, они достигли потрясающих успехов, и армия тварей уже была практически готова.

Третий и второй этажи здания были отведены для клонов антропоморфных существ. Здесь Игнатия ждали астонии, люди без рта, питающиеся запахами. Их удивительному обонянию позавидовал бы сам Жан-Батист Гренуй. Компанию астониям составляли безголовые блемии, нос, рот и глаза которых находились на груди, и скиаподы – прыгучие одноногие люди с огромными ступнями, уродливая копия героев сказки Клайва Льюиса.

Первый этаж был предназначен для нужд персонала. Здесь находились столовая, общая гостиная, санузлы и комнаты отдыха. А вот спустившись на грузовом лифте на первый подземный этаж, уже можно было наблюдать в помещениях за толстым бронированным стеклом оживленных героев мифов. Здесь были огромные единороги со слоновьими ногами, лошадиными туловищами, оленеподобными головами и хвостами, как у вепря. Они ревели низкими голосами, угрожающе выставив в сторону наблюдателей большие, более чем метровой длины, толстые черные рога. В другом вольере двупалые рогатые сциталисы с длинными хвостами и шеями и завораживающими гипнотическими узорами пятнистой шкуры, спокойно лежали, поджав ноги, и ждали, пока кто-то из людей заглянет к ним на огонек, завороженный их красотой.

На втором подземном этаже обитали еще более удивительные существа. Мирмиколеоны – гигантские муравьи с львиными головами. Жили они недолго, так как муравьиные органы в конце концов не справлялись с львиной пищей. Но это делало их и куда более свирепыми. Были здесь и амбисфены – ядовитые ящеры, одна голова которых располагалась на шее, а другая – на хвосте, и бонаконы – быки с конской гривой и рогами загнутыми назад, метающие на несколько метров обжигающий ядовитый навоз. Впечатляющее зрелище представляли собой анталопы – эклектические порождения средневекового безумия, сильные звери с телом антилопы, головой тигра и пилообразными рогами, которыми они способны были пилить деревья. Не менее удивительным существом можно назвать и левкрокоту – быстрое животное с оленьими ногами, львиными грудью и хвостом и барсучьей головой с огромной пастью и челюстями в виде одной сплошной кости. Помимо своей необычной внешности левкрокоты интересны и тем, что они способны подражать человеческой речи.

Самый нижний этаж был отведен исключительно для любимиц Игнатия – мантикор. Существа кроваво-красного цвета с львиным телом, большим скорпионьим хвостом и лицом человека. Стремительные людоеды с голубыми глазами и дивным голосом, напоминающим смесь звучания трубы и флейты.

8

Шамиль Добронравов читал свою традиционную воскресную проповедь в специально выстроенном для этого зале. Это было огромное помещение со стенами, расписанными ликами святых, цитатами из Библии и стихами из Корана. Аудитория проповедей зачастую превышала суммарное количество прихожан всех монотеистических храмов города. Горожанам нравилось чувствовать себя причастными к особой духовной миссии Ордена.

Шамиль проповедовал со сцены вдохновенно, обильно сыпля цитатами из священных писаний, не особо вникая при этом в их смысл. Он не ставил себе задачу чему-то научить последователей, единственной целью было поддерживать их покорность. А общеизвестно, что люди наиболее тщательно соблюдают те правила и наиболее рьяно отстаивают те идеи, которые не понимают.

Добронравов хотел, чтобы его воспринимали как великого библейского пророка. Его не волновало, что в сознании воспитанных на медийной культуре обывателей образ пророка был практически неотличим от образа телевизионного американского проповедника второй половины XX – начала XXI веков. Так было даже проще. Выкурить утренний косячок и вещать убедительным голосом высокопарные фразы, периодически прерываясь, чтобы послушать восторженные аплодисменты.

В это воскресенье было что-то не так. В публике было что-то неправильное. То тут, то там Шамилю попадались на глаза лица, которые явственно выделялись из общей массы. Старческие лица, грязные, с всклокоченными бородами. Вроде бы ничего необычного – обыкновенные бомжи и опустившиеся одинокие пенсионеры, коих среди его аудитории всегда было немало. Однако что-то было неправильное в их взглядах. Никакой усталости, никакой надежды, никакой тоски. В глазах стариков словно бы попеременно вспыхивал огонь церковных лампад, чередуясь с холодной синевой небес. В глазах этих людей будто мелькали облака и плясали языки пламени. Они не аплодировали, не внимали сладкоголосым речам оратора. Они глядели на Шамиля с презрением, некоторые что-то при этом бормотали, один мужчина с улыбкой загонял себе иглы под ногти, еще один задумчиво жевал сырую немытую картофелину.

Добронравов, хоть ему и было не по себе, продолжал проповедовать. Без запинок, только голос его звучал несколько громче, чем обычно. Он вещал, пока не был заглушен непонятно откуда взявшейся музыкой. Словно из ниоткуда раздался звук церковного органа, невпопад с ним вступили духовые. Орган звучал бы бесподобно, если бы не звуки труб, в которые словно бы гудели глухие безумцы.

Это был сигнал. Необычные старики поднялись со своих мест и неспешно двинулись к сцене. Шамиль интуитивно понимал, что лучше бы ему поскорее убраться подальше, но против воли замер неподвижно. Старцы обступили его, повалили на пол и принялись его бить. Кто чем: кто цепями, кто сучковатой палкой, кто просто ногами. Аудитория безмолвно взирала на происходящее.

9

Толпа пьяных парней в грязных рубищах приближалась к университету. Они вразнобой орали псалмы, били в бубны, размахивали кадилами с дымящимся ладаном и передавали по кругу ведра с сильно разбавленным спиртом кагором. Возглавлял шествие Васька Старообрядец, молодежь из Ордена шла к университету бить студентов.

Когда они дошли до университетского двора, Васька подошел к статуе основателя заведения, демонстративно плюнул на нее и сморкнулся, зажимая одну ноздрю. Затем он влез на расположенный у входа парапет со статуей льва и обратился к товарищам:

–Всыплем-ка, братцы, растреклятым студентишкам по самое оно. Они ж, вестимо, язычники все и сатанисты. Понавыучивают у себя в университетах всякой хуйни, и расходятся по миру, переполненные вредных знаний и умений. Ходят, и пудрят добрым людям мозги, вещая о всяческом там космосе и прочей бесовщине. Выпускают книги с искаженными фактами. А ведь мы-то с вами знаем правду, братцы. Знаем, что Магеллан никогда не совершал никакого кругосветного путешествия, а сверзился, дурень, в бездну с края земли. Нам прекрасно известно, что Гагарин не летал ни в какой несуществующий космос, а расшибся о небесную твердь!

– Верно, Васька! – закричали из толпы. – Не нужно нам этих их образованиев, чтоб правду знать!

– Вы гляньте на этого льва, – продолжал Старообрядец, указывая на статую, – что за богомерзкое изваяние. Кому, кроме бесстыдных язычников придет в голову делать львиное изображение с лицом, столь напоминающим человеческое. Это ли не признак поклонения Зверю?

В ответ на это статуя открыла рот и пропела мелодию голосом, напоминающим флейту. Через миг огромный скорпионий хвост воткнулся жалом в грудь Васьки. Мантикора оскалилась, глядя на шокированную публику.

Борцы за святую веру попятились, и стоявшие сзади наткнулись прямо на рога единорогов. Из здания университета вышел Игнатий. Он придержал дверь, выпуская следовавших за ним еще нескольких мантикор, анталопов и мирмиколеонов. Началась кровавая бойня. Великий инквизитор глядел на действия своих созданий с легкой улыбкой, тихо читая благодарственную молитву.

10

Пришло время уходить, Игнатий осознавал это. Он распил прощальное ведро освященной водки с юродивыми старцами, выписал щедрое выходное пособие научным работникам, отписал имущество Ордена монастырю и сердечно распрощался с мантикорами, благословив их и всех остальных созданных его подручными тварей плодиться и размножаться. По крайней мере, тех, кто был на это способен.

Позади была львиная доля его жизни, проведенная за вербовкой сумасшедших, пытками, интригами, войной и бессмысленными попытками возвеличиться, переполненная религиозным лицемерием, ложью и подлостью. За всей этой возней Игнатий так и не нашел свой Священный Грааль, да и вообще не добыл ничего ценнее малополезного праха сгоревших ангелов.

Лишь на склоне лет инквизитор обрел ясное понимание того, что только личные переживания даются нам Богом, а все переживания, связанные с социальными взаимодействиями – от Дьявола. Борьба за власть, влияние и статус является отравой для души. Растворяясь в этом болоте, человек постепенно перестает замечать естественные радости жизни.

Игнатий намеревался совершить долгое пешее путешествие в обход кишащих суетой городов по лесам, горам и пустыням, а затем осесть где-нибудь в уединенном ските и провести остаток своих дней в посте и молитвах. Впервые за всю жизнь он чувствовал себя свободным.

11

Я понятия не имел, где мне искать Морриган, но она нашла меня сама. После долгого отсутствия ведьма зашла во внутриконторскую соцсеть и скинула мне в личку песню “Norwegian Wood”. Вряд ли речь шла о Норвегии, я там так и не успел пока побывать, хотя давно собирался. Да и слишком уж много привязок к Скандинавии как для фанатки кельтов. Родина “The Beatles” тоже отпадала. Мерсисайд – это не Корнуолл какой-нибудь. Единственное, что приходило на ум, это так называемые Фьорды в Нью-Вавилоне. На самом деле они представляли собой побережье замусоренной городской речушки неподалеку от гипермаркета, в котором тусовавшаяся там публика затаривалась бухлом, и настоящие фьорды напоминали весьма условно. Лесом с натяжкой можно было назвать посадку между гипермаркетом и водоемом. Попытка – не пытка. Я набрал полный рюкзак дешевого ирландского вискаря и поехал туда.

На Фьордах все было как обычно. Разрозненные компании гопников, неформалов и бывших неформалов, много мусора среди редких деревьев. Я нашел более-менее уединенное место, устроился на пеньке и принялся за виски. Я не знаю, сколько времени я так сидел, прикладываясь к бутылке и глядя на отражение луны в воде. Часы служат только для приблизительной синхронизации действий, по-настоящему же измерить время невозможно. Как говорит Генрих, это просто стакан виски в руках Будды. Именно поэтому оно течет столь неоднозначно для нас. Будда делает большие глотки и малые, отставляет стакан, взбалтывает жидкость в сосуде, подолгу держит его неподвижным. Мы можем описывать время как угодно, это наше право до тех пор, пока не наступит Пралайя и все так называемые права не утратят смысл.

Со временем стало тихо. Видимо, отдыхающие либо разошлись, либо заснули где-то в кустах. Из сумрака вылетела ворона, опустилась мне на плечо, каркнула и клюнула в щеку. Не знаю, хотела ли она мне что-то сообщить, я так и не записался на курсы птичьего языка. Ворона вспорхнула на дерево на краю посадки, и я последовал за ней. Птица перепархивала с дерева на дерево, а я все шел по тропинке, осознавая, что все глубже погружаюсь в лес, которого здесь отродясь не было.

Я шел между деревьями, периодически прикладываясь к горлышку бутылки, с высоко поднятой головой, наслаждаясь легким ветерком, дующим мне в лицо. Все мысли потихоньку улетучились, я просто воспринимал чудо ночного леса, чудо ночи как таковой. И боги вели меня туда, куда необходимо. Не зря во многих традициях столько внимания уделяется остановке внутреннего диалога. Постоянные пререкания с собой не дают нам воспринимать сигналы из более тонких миров. Высшие сущности слишком вежливы, чтобы вмешиваться в наш разговор с самими собой.

Я вышел на поляну, в середине которой стояла избушка на курьих ножках. Ворона впорхнула в одно из ее окон, и я понял, что я пришел куда надо. Ножки были, на самом деле, лишь стилизованы под курьи – искусная работа по дереву. И постройка не вертелась, а стояла на месте. Зато была вся исписана огамом. Я поднялся по лесенке и постучал в дверь. “Входи”, – пригласил меня молодой женский голос.

***

Мы сидели за столом, попивая из деревянных чашек свежеприготовленное зелье – что-то горячее, вкусное и с небольшим градусом. Избушка покачивалась на ножках, создавая ощущение, близкое к легкой морской качке. В печи уютно потрескивали дрова. Стены были исписаны друидическим алфавитом. Морриган рассказывала о своих целях:

– Тенденция к объединению традиций существовала еще в начале XX века, изначально она оформила в рамках эзотерических обществ. К концу века мода на эзотерику у духовных искателей начала потихоньку проходить, и многие сообщества мистиков отошли от герметичности. В начале XXI века традиции стали объединять в массовой культуре. Контора претендует на прогрессивность, но до сих пор разделена на отделы и отделы внутри отделов. В то время как настало время для смелых экспериментов. Я начала с относительно близких друг к другу традиций. Выбор избушки Бабы Яги не случаен. Ведь она стояла на границе мира живых и мира мертвых. Пусть и теперь символизирует переход от разобщенности к синтетическим чудесам нового времени. Со временем я планирую более смелые эксперименты. Добавлю немного Африки, несколько фишек от коренных народов Америки.

– А мед поэзии тебе зачем?

– Да просто вкусная штука. И вдохновляющая. Но я в последнее время подтянула мастерство в областях зельеварения и изготовления целебных настоев. Так что можешь вернуть его в хранилище. Надеюсь, Контора не будет меня преследовать?

– Преследования – вроде как не наш профиль. Мы наблюдаем и исследуем.

– Ну, я и не скрываюсь.

Что ж. Инициатива интересная. Посмотрим, что из этого выйдет. Многие люди стремятся изменить окружающий мир. Однако их стремление ни к чему не приводит. Они могут совершенствовать механизмы, разрабатывать новые технологии, менять общественные устои и где-то даже само восприятие окружающих. Это изменяет всего лишь уровень комфортности пребывания в мире. Сам же мир при этом остается таким же, как и был. Все та же расширяющаяся Вселенная, все тоже бесконечное взаимодействие космического льда и огня, все тот же сон Брахмы.