ознакомительный

 фрагмент

Я знал тебя до слов

Беседовать с листвою над листвой,

Качнуть их голову последним листопадом.

Обветренный распад принять собой,

И сыпаться, как сотни лет назад.

Невенчан блеск.

Тянутся к краю, как к себе,

Как к утоленью неизбежности молчанья!

Служить, пока не отслужили тайну,

Пока её не отслужили по тебе.

Что мне молчание твоё?!

Я знал его до слов!

Знал, что цветы цветут из крайнего предела,

И что меня однажды вздёрнет время

На виселице самых нежных слов.

Здесь некому прощать,

Здесь каждый на камнях пророс...

Здесь огненных корон болит стезя терпенья.

О, Вечная, я отдаю Вам время,

Которое не знает ничего.

Как жгуч и тонок праздник первых слов...

Сложить в стихи тебя, а ты меня обрящешь,

На панихиде, где «да здравствует король»

И ледяная музыка играет.

И в круге лет, и в заговоре дней,

В воде, в огне, и в медных трубах Леты,

Всем безрассудством присягать рассветам,

О, как с тобой нам остро повезло!

Латынь, я узнаю твоё лицо, 

Плеча нагого жаркое начало,

Перебирает шелест южных раны

Под пальцами кровоточащих слов.

Полетом строк, зеркальностью стрелы

Однажды время выпало из комы...

В груди так туго... Господи, храни

Всё то, что называет бренность глупым.

Вертеп секунд, целованный тобой, 

Успел обнять тебя от края и до края...

Я присягал тебе, что я вернусь как пламя, 

Что я вернусь любовью говорить.

Brevi manu

Проснись... Тебе завещаны цветы;

Их краткий миг, их яркое горенье...

И талость вод, омывшая черты,

И травы, в их риторике забвенья.

Бесценен шаг,  

Бесценна теснота,

Бесценны сны - 

Ты в их забывчивость вернешься...

Где дрогнет лёд пред вестником весны - 

Такого чистого огня цветенья солнца.

За слогом слог произнесешь себя -

Так «отказных» раскрашивают в время...

Ты говоришь, я ничего не знаю о потерях?

Я знаю их тяжелый труд.

Пока жива для голоса вода... что Данте? -

Данте только ад озвучил...

Но посмотри, как много многозвучья,

Идущего с поклоном на закат.

В глаза пускать обилие земли,

В предместье, где пророс куст для ковчега... 

Где небо смотрит сердцем человека

Сквозь весь его благословлённый путь.

*Brevi manu (лат.) - короткой буквой.

Литера

Не верь, строка, что я не твой.

Возьми из капельницы кровных слов чернила

И аллилуйя!... многих ты крестила...

Давай продолжим золотой обряд...

Люби безродно... грубость века - прах...

Осталась в кубке тишина минора,

И по устам....

Дотронуться так вольно,

Как только я себе позволю сам.

Не отступлюсь, даже прильнув к земле,

Даже всем дымом, даже всем молчаньем...

В тетради белой, навещая обещанье

Чернильной капельнице в голубых ветрах.

Как та трава... что лишь коснуться, не купить...

Лицом в рассвет встречает алые пунктиры...

Я вам скажу: что будет, то уж было...

Нас Красота читает по слогам.

Смотреть, как разгорается строка...

Подмостки эшафотные листая,

Позвать стихами откровенье края,

Там, где играет музыка ничья.

Пусть плачут роли, звали их людьми,

И смотрят в перевернутый монокль...

Театр спит, и осветитель болен...

И чертит черт царапающий знак.

И, да, оставь надежду палачу,

Как скальпель остр его клинок над тенью!

Не слышал ангелов я, 

Но я знаю - они пели...

И губы их обветривало время.

Звучи, строка, я твой печатный знак.

Обратный знак

Вы мне завещаны, Единственность моя.

Как рукопись, возвращено нам тело,

Где трещинкою откровение строки -

Граница, за которой нет предела.

Где пишется обратный знак,

Как письма от сошедшего с ума,

Нет, я не строки, я их тетива

Наполовину сказанного слова.

Сожги словарь, навязанный толпой,

Отлитое в звучанье, умирает.

Найди одно (оно всего одно) - 

То слово, что не убивает.

Сквозь соль всех непосильных слёз

В осенних парках весом в золотое,

Бог ничего тебе не уготовил,

Он просто дал тебе на время чашу слов.

Неси, пока играет светотень,

И этой раной речи обжигаясь,

Стань словом, обжигающим огонь,

Стань музыкой, которая растает.

Любуясь волхованием свечей,

Таких стихов, что за'полночь лишь пишут...

Оплаканное снегом стало ближе...

Величественных звуков белый сон,

Расстрелянный в ночи высоким «до», 

Как вес, как лист, как линия пунктира...

Подробно повторяя шепот силы

Круговращения бумаги и чернил,

И черный стол, и красное вино,

Свеченье букв и дней великолепье,

И женщину, которая столетье

Тебя не видела, но накрывала стол.

Которая искала в тишине

Твоё молчание и боль существованья...

Которая переписала пламя

Тем словом, что не убивает,

Единственной, вошедшей в твою кровь.

Золотая встречность

«Той охры листьев золотые руны...»

О, это временное захлестнет навечно!

Сжигая речь, ты станешь целой нотой,

Побыв в железной правде человечьей.

Так поцелуи вечности приходят в мир людьми,

О, невесомость, постели мне возле дома

И травы млечные, и певчии сады,

Проросшие за грань немого слова.

Куда идти, когда устала тишина?!

Мембраной звуковой готовая испепелиться...

Звучи, струна, не подведи звучанья жрица...

Сжигай минор, сжигай его до тла.

Хранящих искреннюю дрожь

Вновь это временное захлестнет навечно...

В той охре листьев золотая встречность,

Проросшая за грань мироточащих слов.

Строкой любви коронована белая ночь

Так немного - всего лишь семь заветных нот...

Попадая в такт и сбиваясь с такта...

У ног её любви коронованный бог,

У ног его любви коронована птаха.

О, эти строки вам, берущие сердце моё,

Читающие его построчно...

О, это вам, тем, кто алое пьёт вино, 

Такое жаркое, что краснеет подстрочник. 

Да, это тем, кто смелее говорит с красотой,

Кто не разменян, кто строкам цены не знает...

Строкой любви коронована белая ночь,

В ней безупречен тот, кто змей приручает.

Побуквенное

Не слушайте звуков пустых магистралей, 

иллюзий погони, затравленных бремя...

не умерли скрипки, они на ладонях того, 

кто смычок поднимает на время...

на время игры или время прощанья...

такой не одолженной, полной свободы...

кто нежные струны принес на закланье

пустым магистралям , магистрам субботы.

задумайте ноту, озвучьте пострунно...

но не прикасайтесь к бездушным тетрадям...

играйте себя пока это возможно...

дышите по-буквенно... не умирайте.

Восьмой ноктюрн

Молитвенная,

Когда мы переплетены так невесомо...

Вбирающие воздух, которым молчать опасно,

Вдыхаем ненаписанные строки, 

соприкасаясь словами.

Так вызревают одновременно 

голод, близость, поэзия....

То, чего нет в словах - это ты;

Литеры, продрогшие до слога, до звучанья -

Всё, достигающее неумолимого совершенства.

Евангелие твоих движений,

Черты рисуя между строк... прочесть тебя...

Мне хочется тобой дышать, 

Мне хочется тебя пить,

Мне хочется к тебе возвращаться

Вот уже тысячу лет и один день.

Ветви обнаженной души 

распустятся новыми листьями...

Так живущее тело ощущает радость жизни.

Восьмой ноктюрн, ношу твой алый цвет...

И берегут Хранители твои невидимые буквы,

Что ярче тишины последней.

Белые чернила ночи, черные перья ночи...

Медленный поцелуй в губы...

Все слова мои пронизаны тобой.

До слов рожденные, мы замирает так,

Словно боимся разбить реальность...

Найди меня в строках,

Тех, что остались в тебе задолго до нас.

Отрывок, выпавший из алого стиха -

Бесконечный словарь 

с одним и тем же количеством букв... вариации...

Когда мы пили пламя, 

когда, срываясь, падали друг в друга...

В иную реальность воды,

В спрятанный от нас трепет...

Мы прильнули к глазам его,

Мы прильнули к рукам его,

Мы, привыкшие к цветам,

Смотрели друг на друга так,

Словно мы и есть пламя,

Обжигающее лаской их цветение.

Смерть - это то, что было уже до тебя и меня.

Слова отрываются, как листья,

И капают с серебряных чисел восклицания -

Наши обожженные взгляды и губы...

Молитвенные, как откровенье,

Как властно правит бал касание,

Чтоб и тогда, когда мы опадем к ногам вечности,

Дыхание нашей «маленькой смерти»

Звучало восьмым ноктюрном.

Тихо ступает ангел мой белый

Тихо ступает ангел мой белый...

Золото листьев стало певучим.

Ночь именная рассмотрит нас лучше,

Если с тобой мы просители веры.

Тает строка, а за нею вторая

Умерли скрипки, играют литавры

Видишь на землю ступает стозвучный

Холод декабрьский пасынок драмы.

Нежное форте на темных качелях -

Так открываются строки дыханью... 

Все уже сказано кем-то и где-то?

Все уже сказано, разность в молчаньи.

Высокий сад из диких роз

Высокий сад из диких роз.

Огненные птицы на старинном гербе.

Пролить в тебя рассвет

И, оторвавшись от тебя лишь телом,

Недосказанность взять с собой в летальность слов.

Этот мир за порогом нашего дома - пустота.

Когда все струны обнажены,

Звучать музыкой...

И вычеркнуть строку, где нет тебя...

Любовь моя, я, и когда умру, 

смогу тебя касаться,

Свисая ивою к воде минорной.

Скользить по обнаженной коже между букв, в огне...

Храня тебя в ладонях жарких...

Где музыка приходит и садится у рояля,

Без позволенья проникая в нас.

Закрой глаза и слушай -

Высокий сад из диких роз в цвету...

Опавшие страницы времени на вечность ближе,

А на гербе две огненные птицы,

Вмещающие солнце и луну.

И рвалась у строчек моих тетива

И когда ты воцаришься меж моих строк, 

Белый кипарис уронит на землю цветы, 

И чернильное небо прочтет псалом 

В дрожь воды. 

Положив акафист на черный тон, 

Не сдержав бутона,

Раскроется Тишина. 

Видишь, как цветет строка на ветру, 

Видишь, как дрожит на весу листва. 

Ты ещё не знаешь, 

как сладко смотреть в твой огонь. 

Ты еще не знаешь, судьба моя, 

Как, касаясь алых полутонов, 

Я писал тебе письма в тетрадях сна... 

Этим жалом грифельным бередя 

Нежный взлёт на стебле чёрном-чёрном, 

Где рвались у судьбы моей края,

И молчал кипарис белым шелком.

Пречисто

О времени, о теле и о камне 

Живущему, как прежде, на земле 

Я расскажу на белизне бумаги 

С заглавной буквы в ветхом букваре. 

Испившие синонимы взросленья, 

Я ничего для вас не говорил... 

Да, было время, да случилось время 

И капало риторикой чернил 

Свободной паузой, исчезновеньем рук, 

Причисленных к словам, 

На путь молчанья... 

Запоминай мгновенье наизусть, 

Когда нам выделено время для прощанья. 

Когда по памяти отбелены виски, 

Когда по памяти прочитана молитва, 

И вытекают небеса из под руки.. 

Пречисто. 

Где слышишь трепет перед выдохом строки. 

Когда слова имеют вес и скорость, 

И время опадания с руки, 

И долгую пронзительную скорбность... 

Я назову одну из тех утрат - 

Так тишина удерживает стены, 

Так неминуемое тело помнит страх, 

Страх обретения потерянной вселенной... 

Сняв отпечатки слов с своей руки, 

Перекрестив пришедшего с молитвой... 

Вот в этот смрад отмеренной тоски 

Я отпускаю всё 

Пречисто.

Пока я не забуду все слова

Не знающий где пасть во тьме, 

Мой первый снег - 

Небес немое кредо, 

Где уходила дальше белого ответа 

Ладонь, скользящая по вымокшей щеке. 

О, центр тяжести, не усмиряй строки 

Летального сквозного песнопенья, 

Крестом отмеченное время 

В словах намоленной руки. 

Так невесомо, наизусть 

Лететь не повредив реальность, 

Тональность или поминальность 

Тобой отмеренной тоски; 

Евангельских промокших дней, 

Тех, что родились за пределом фразы, 

Как неминуемая разность 

Того, кто жил, с тем кто молчал стихи... 

Пока я не забуду все слова.

Монета упала третьей стороной

Ибо одежды мои черного цвета...

Светоносность дороги,

Настоящее всегда внезапно –

 Оно такое же живое, как

Новое небо и старые звёзды.

Когда ты по ночам смотрел в эту насыщенную темноту, 

Ты видел рассыпанные камни своих дней.

Ибо одежды мои белого цвета…

Что ты создал из слов?

Записывай, испытывай их смерть нитью повествования.

Всю ночь меня озаряют слова,

И я бьюсь о них своим дыханием.

Любая бумага хранит место и время, 

Имя твоё и того, кто ждёт опоры.

И я пью, пью эту смесь белого и черного...

Бросая вызов высотам,

Постигая твою женственность, поэзия...

Постигая твою поэзию, моя женщина.

Как у дождя невыносимая жажда воды,

Так у меня - ты извечно во мне.

Сколько вопросов убито ответами...

Эрос, утонувший во времени,

Ты поймешь меня,

Если знаешь, что такое 

Спуститься к месту свершения казни

Ради права на Свет.

Контуры вечера,

Звуки свечей,

Я написал на твоем теле первое слово.

Ночь сотрет его…

На столе предо мной рассыпаны строки…

Попроси мотылька раздуть их пламя... 

Монета упала третьей стороной…

Inter nos

Вновь чернила окрашены поздней

Этой жёлто-багряной молитвою.

Время дикорастущих

Означает - оставь мне себя

В этих завязях вечности,

В этих прятках простуженных,

В этих спелых, как смерть,

Письмах календаря.

В этих связках карминных

Совпадёт возвращение 

Этих рук вечеров

С этим контуром слов...

Где стыдливостью азбук

Пишут Боги сплетение

Наших рук, наших глаз

В тесноте поездов.

Это путает ночь

Тени бабочек с белым...

Это время химер...

Это тронуто сердце зимы

Теплотой фонаря...

В нас шевелится время

С невесомою переменной...

Оставляя себе меня,

Оставь мне себя

Последней буквой 

в алфавите лета

*Inter nos(лат.) - между нами.

Первозванный

И тот, кто ничего не хочет удержать,

владеет всем

Э.М.Ремарк

Лист первозданный

Цвет первозванный

Флёр откровенья

За пазухой бренной

Ведает тайну

Смертное время

Лист первозданный

Тропою цветенья.

Чело-Вечности

Шепот целует и ранит.

Тишина, ты говоришь безупречно.

Тишина - ты ли имя Вечного?

Не молчи, это больно...

Я записывал за тобой вдохи,

Я записывал за тобой взгляды.

Я твоими ветрами распят был.

Вдыхай меня осторожно,

Я - несказанное слово,

Я - письма без слов,

Тайно стирающий различия,

Не убоявшийся твоих объятий.

Осень - бессилие сильных мира сего.

Запела золотом Строка,

Ей известны все оттенки истины,

Ей ниспослано Слово...

Вскрыты вены человечности...

Чело-Вечности.

Закат всегда начинается с равнодушия,

Как и слепые метафоры

Не приблизившихся к Богу,

Пытающихся приблизить Его к себе...

Мне не уснуть под вашу колыбельную,

Разделенные в себе...

В поисках удобных снов, 

вы выучили мёртвые слова.

Не'чего вам дать мне кроме времени..

Вы ведаете, что творите,

Раскаленные пустотой...

Вам страшен творящий, ибо он неудобен...

Он не знает власти и подчинения, игрищ ваших...

В этом мире нужно быть собой до конца...

Музыка вольных строк

В моих белеет волосах...

Твоя молитва - Белые «одежды -

Самый тяжёлый аккорд – «Блаженны нищие духом...»

Ты никогда не будешь удовлетворен жизнью,

До тех пор, пока во всём не совпадешь с Богом.

Посмотри на меня взглядом Христа, и я поверю тебе.

Слезы всегда падают тенью

На тех, кто их вызвал.

Одолжишь ли ты мне свою гордыню на время?

Я взамен одолжу тебе свою боль...

А теперь давай поговорим.

Проходящий тест на «самоубийство»...

У чьих колен возложишь ты Дары и себя?

*Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды (праведности), 

ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы (смиряющиеся), 

ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, 

ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать 

и всячески неправедно злословить за Меня.

Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: 

так гнали и пророков, бывших прежде вас.

*согласно евангелиям от Матфея и Луки, 

выражение из Заповедей блаженства, 

употреблённое Иисусом Христом в Нагорной проповеди.

Дверь к седьмому ключу

Из октавы небес просы'палось верхнее «ля»,

Словно пальцами Листа последний пробег по роялю...

Ференц, я осознал, пыль вокруг - это память...

Как и всё, что осталось за желтым листом октября.

Тонко, но не извлечь. Надпишите свечу.

Звук смешается с черным, но выдаст нас белый,

В этой странной симметрии э-т-о-г-о странного тела,

Я на слух подобрал дверь к седьмому ключу.

Я исчерчен словами в эту бездонную ночь,

Я здесь что-то забыл и за этим сегодня вернулся...

Может быть, это «вера», 

Может быть, это русский «авось»...

Может это осколки 

Одного 

Невесомого 

Слова.

Sub specie aeternitatis

Громкая тишина... терракотовые дни осени...

в зеркале подступающем проступает синица весны...

терновник вспомнит сон... 

насквозь пройдя сквозь твои руки, отдающие тепло...

толкая на тропу цветения... 

соединения с шепотом небес...

вздрагивает непригубленное ныне...

и взрывается в тебе дыханием...

ты можешь оказаться на месте ночи...

но ты выбираешь свет...

и он говорит тобой... 

и соприкасается память твоя с памятью ветвей...

и неустанно отдавая свет, 

ты не перестаешь плакать о тех, 

кто остался в ночи.

*Sub specie aeternitatis (лат.) - с точки зрения вечности.

A fortiori

Избави нас от тщеты умирания... от хлада сердца...

от птенцов, не вставших на крыло...от всего привычного, обозначенного нами мертвыми словами...

тянутся проталинами живые... 

по бокам белым звоном поющие...

бегут следы наших дней соединяться с кем-то иным...

вече новообращенного... после Эдема... 

где поют те, кто может, 

и ветрами воют те, кто не пребывал в тяжести креста...

клинопись... когда я следую чуть ближе, чем возможно...

где идут, не касаясь временем, оступившиеся за край неба...

достаточно произнесенного слова,

и в деке души, в виолу окрашенной, 

произносится вечное.

*A fortiori (лат.) - Исходя из более весомого

Вочеловеченное время

Всё, что касаемо строки - вочеловеченное время...

Такое долгое до-верье, в две человеческих руки...

Так все стихи устремлены в простую точку замедленья...

Гортанного, елейного моленья...

в две человеческих строки.

Диапазонами утрат, хрустальных высей откровеньем...

Такое долгое терпенье... в две человеческих тоски.

У обреченного виска - жизнь тенью сурдоперевода...

И пыли звездной непогода и золотые мотыльки.

Вдыхаю ненаписанные буквы

Лист унесенный паствы, говори, не отворачивай лица,

Падая в забытье, в таинственную немощь.

Лист - это будущее листа...

Слоги морщин, помнящие ушедшее,

Словно есть у них на это время.

Сотворенное друг с другом...

Первое качание, я помню тебя,

Рожденный около ключицы Ангела,

Летел на землю, к ногам деревьев ложился.

Линии становились всё более четкими,

Они прорезали наши ладони,

С каждым новым изгибом

Списки тёплые и холодные пополняя,

Подстрочник перекрещивая.

Новь видений, отпущенная не навсегда – 

гибель минувшего.

Где любой из сделанных шагов 

всего лишь приближает последний...

Конец нашего я

Начало нашего я.

Смотри на всех встреченных иначе.

Пересечение наше замечено.

Твои цвета растворяются в моих,

Мои цвета в твоих.

Время - это перечисление всего сотворенного.

Ни в ком следа не оставляя,

Пересекли сегодня всполохи души.

Пентатоника,

Замедленные, уловленные звуки безвременья,

Подвластные твоим губам...

Граалем стекающие,

Выскальзывают багряным шелком в прорехи мира.

Вдыхаю ненаписанные буквы...

Вино Валькирии

Срывая цвет с запястий, 

Наши руки сплетались, 

Вторгались друг в друга, 

Пускали корни, 

Словно ветви, искали весны 

Во исполнение желаний... 

Биением птиц твой трепет. 

Столь хрупкие, мы доверяемся друг другу, 

Плывем к глазам Аргуса, 

Звук на полуслове оборвав. 

Перетекание близости в молитвы; 

Пальцы, ласкающие губы, 

Вздрогнувших тел качели... 

Твой огонь для моих ладоней. 

Утопающие следы сутр... 

Осыпайся к ногам, 

Как дозволено женщине, 

знающей тайну воды и воздуха... 

Брось это всё в огонь. 

Фимиам по белым выдохам...

Плечи и ключицы звуками прикосновений... 

На черных строчках, 

На белых строчках... 

О, легче слова! 

И в нас, как в тигле, 

соединятся все голоса 

прирученной тишины. 

И распустятся цветы в крови,

заговоренные жизнью. 

Многоточие притч - 

Сверху вниз - читать твои руки, 

твою грудь, твои живот, твои бедра ... 

Твоё сердцебиение... 

А после...

произносить друг в друге жизнь. 

Мы лодка, 

Мы река, 

Мы тело неба... 

Мы ощущенье невозможного 

В ритмическом повторении, 

Чтобы точный смысл 

Проник в каждую клеточку любовью. 

Ты в моей речи сердца... 

Подающая вино валькирии, 

Одолжившая мне перо Феникса, 

Буквы шафрановые 

положившая мне в книгу закладкой... 

Как горячи лезвия твоих глаз. 

Сквозь моё и твоё сердце 

Листать в горячем воздухе друг друга. 

Тотемные линии прикосновений 

Оплетали пальцы. 

Невольность всевластия на краю рая... 

Недоговоренная мной, ты становишься мной... 

Погружая меня в себя пыткой алой. 

И большего не дано знать... 

Одним глотком, 

вдохом единым эта тонкая черта, 

Больше не удерживающая полёт. 

Идущая во мне... 

Края наших тел играют сотворение, 

Сотворение тиары власти... 

Править сонату лунную, 

Когда не дышит ночь... 

Жемчужина "Венеры" 

По желобу языка... 

Дальше, чем ночь, 

Дыхание женщины...

Кто научил тебя 

Быть женщиной 

Такой близкой...

Perfect

Предельный бессмертный предел, 

И когда ты пытаешься поговорить со мной, 

Ты не можешь понять ничего обо мне 

Потому, что моё подлинное рождение далеко, 

А моя автобиография –

струна обвившая гриф скрипки... 

В ней горят ноты, в ней всё дыхание,

всё тело, всё звучание души… 

Ты знаешь, что такое поэзия? 

Это строки будущего мгновения; 

«Действие, начавшееся в прошлом 

И продолжающееся до настоящего, прошедшего, 

Либо будущего момента речи, включая его. 

Редко используется в реальной жизни».

Отчего же ты закрыла лицо и заплакала, как девочка? 

В нашей крови бьется фуга одиночества... 

Качнулись звезды... 

Исполосованное ветками 

Просит воды. 

Что-то изменилось в нашем голосе… 

Струна заденет междустрочья, 

Расчерчена траектория, 

И летит белый первый всадник, 

Охлаждая костры инквизиции. 

Не развенчана, не отступит, 

протянутая на встречу, 

строка холодной ночью. 

Срывающимся с веток, 

Уже достигшим совершенства, 

А значит - приблизившимся к вечности...

которую на земле зовут смертью. 

Тех линий помнишь ли ты изменения? 

О, змеи безрассудных упований, 

Блеснуть над миром трепетной звездой... 

Отталкивайся, и летим… руку! 

Когда ток нашей крови един, 

Не останови 

Летящих смычков многословность... 

Да прибудет с нами затяжной прыжок! 

Когда всё принимаешь, и смерть становится жизнью. 

Облетают листья, оставляя нас. 

Облетают звезды, 

оставляя на теле богов порезы(шрамы.) 

Хлыст ветра любил мою спину, 

И паузой полнились мысли. 

Им(богам,)склоненным над нами, 

Сжимающим нас, как букет сирени... 

наша любовь.

Входи и властвуй

Стертые ветрами надписи, 

Разбитые на такты... 

Утешаю твои раны, целуя их, 

Чтоб впервые пережить рассвет. 

Открой священный страх, 

Что мы с тобой обнажено-родные… 

Что мы с тобою воскрешение из пепла, 

Удерживающие в равновесии два мира на кончиках пальцев. 

Среди декораций павших эпох 

Стоять тишиной 

И молиться... 

Что рождается в ране? 

Смерть или любовь, 

Не раздевая, обнажает нас? 

Протяни руку к признанию - 

В тебе я, нерожденный ещё... 

Во мне ты, нерожденная ещё... 

Любовью переполненной строкой, 

Строкою переполненной любовью. 

О, роза Иерихона, 

За каждым твоим нежным "мой" 

Шипы твои еще нежнее стали... 

Входи и властвуй, из уст переходя в уста, 

За каждым жарким полднем дождь приходит, 

Причастный тайне «дотянуться ближе», 

Когда не жаль падения на землю. 

Пусть замирает тьма, подобная не нам, 

Высь ценит только сердце. 

Белые бедра листа, 

Блаженно обретающие строки, 

Блаженно обретающие жажду, 

Блаженно испившие яремной впадины пульсацию...

Искавшие тебя, 

Блаженно расточающую аромат... 

Блаженны те слёзы, которыми я наполнял твои глаза... 

Я ими был, осознав, что бессильна слава, 

и смерть бессильна.

Мы не из них... мы из любви. 

Смотри последнюю из тайн, 

Смотри, в ней коронованная тень, 

Катрен Поющих губ, звенящих тел... 

О двое, что одно - вы бесконечность, 

Всех тех, кто смел пойти к обетованным. 

Играющие вечностью песка 

Когда сонеты облетают лепестками... 

Когда... 

Когда песчинка становится жемчужиной. 

Диезом в сердце

Гефсиманский портал обернется кем-то... 

Загорчит время. 

На кромке обрыва чаши 

Истрепанные строки Лорки... 

И благодарность тонкого луча 

Запита жертвенной метелью. 

Бесслезно обмелевшие глаза, 

Висок царапинами придорожной пыли, 

Гарсия, Вас, наверное убили 

За то, что Вы любили "сгоряча". 

Напившийся печалью ковыля, 

Передаваемого небом губы в губы, 

Диезом в сердце или пулей глупой, 

Гарсия, Вы любили палача. 

Сверкнувшие под выстрел звуки 

Фонемой матерной за грань шкалы 

В ручейное сквозное имя, 

О, Федерико, демон так же с ними 

Играет в стадо обезличенных вещей. 

И, налетев ладонью на крыло, 

Крыло строки, начертанной в тетради, 

Трав соками поились снова маки, 

И шорохами листьев пел святой. 

В который зарекался раз 

Переиначить суховей всесильный гений, 

Закат пронзительно-расстрельный, 

Чтоб намертво забыть, что сам себе не свой. 

О, Федерико, ускользает время, 

Следя за вашей буквенной игрой. 

В предсердье 

Ложится снега тише, 

На шее бьется жилкой звук живой.

Не утешить листья

Не утешить листья, 

Но и им обещано быть исполненными. 

Не утешить листвы, 

Но и ей завещано весной заговорить. 

Нанесённые раны - они уже были... 

Мной, тобой, кем-то... 

Не утратить прикосновений... 

И мы касание храним, 

И наше кто-то... 

За белыми розами серафический выдох. 

Спасенные от геометрии ожидаемого, 

Предавшие недействительность правильного рисунка... 

Под дождь с цветами алым трепетом... 

На нас их запах, 

И время нас лакает, алкает, ласкает... 

Спасенных от геометрии ожидаемого. 

Невероятное изношенное платье ноября 

Беззвучно плачет и читает 

Песка цитаты.

Трепетные, живые, любящие

И с шахматной доски летели короли и королевы...

Куда бы мы не сбежали, мы прорастём травами,

Теми, в которых отцы дали нам два псалма – 

любить и не лгать.

И молился сам Бог за нас,

Для того чтоб мы всё вокруг превращали в любовь.

Пей из этих ладоней!

Это Его Ангелы смотрели за тобой с того берега.

Это Его Ангелы провожали тебя сюда,

Каждый что-то шепнул на дорогу.

Любовь свята, но тебе будут лгать, что её нет.

Если погаснет свет, зажги его в своем сердце...

Трепетные, живые, любящие,

Это они спасали всегда всех остальных.

Учившие нас белому и черному...

Небо на этом языке не произнести!

Ждать расстрельно следующего такта

А сам я - только ветер.

А сам я - только мгновение,

Молоточки, ударяющие рояль

Для продолжения аккорда.

Скольжение клавиш...

Шум множества инициалов 

на афишах Его царства...

Глаза черных клавиш,

Глаза белых клавиш...

В руки заселяются звуки

Истонченные до света.

Ты уходишь или остаешься

Ждать расстрельно следующего такта...?

И после падения в звук

Знать, что по обе стороны клавиш 

последнее целование...

И звучат ноты, повторяя обет красоты...

Я уже молил о чаше...

Снег стал розам венком невесты.

Неутоленное предвкушение целует разрывы нот,

Они когда-то звались цветами...

Долго, одного воздуха касаясь,

они стали необязательным присутствием слов.

Они не утратили яви тела,

Они преданно падают к нашей грусти,

Они - возможность выразить сердце.

У них в запасе вечность...

И то, что сейчас ты скажешь не вслух,

Не приняв колею формы, - и есть ты...

Фуэте мотыльков и звуков,

Рассказать тебя может лишь Бог.

Девочка, девушка, женщина, вечность...

Взмахом Руки сотрут нас с тобой, как обычай.

Пальцы сомкни, не отпускай мою шею,

Платье твоё тяжелеет осенней добычей,

Платье твоё, рожденное вместе с тобою.

В голос осанна,

В голос качаются ветви...

Алый бемоль, желтый бемоль...ожоги...

Девочка, девушка, женщина, вечность...

Ты рождена с вензелем млечной дороги.

Высших регистров жажду пришла поить

Стальных альковов, черных бемолей постриг...

Учат адепты твой неземной алфавит,

Учат наивные сердцебиение воли.

Запах весны, вето растущих нот...

И до щелчка полной тьмы успей распуститься...

Этот елей, эти движения жрицы,

Эти истории темных твоих очей.

Голод ладоней, лепет полночных уст...

Устья созвездий, терции прикосновений...

В этой поэзии твоих распустившихся роз

Властной случайностью вырежет Бог откровение...

Вензелем "V"

Простые слова

Можно свести поэзию к простым словам, 

но никто этого не делает.

Величие извлеченного фрагмента,

Дыхание отбитой капли упавшей на землю,

Изгиб ветра, удерживающего падающий лист...

Предельно вознесенная семантика

При обжиге обретает иное свойство,

Идёт шаг в шаг с ударами наших сердец...

Абсент риторики...

Мельчайшии подробности обнаженного совершенства...

Апофеоз, где возможность повторения сведена на нет.

След взгляда затягивается...

Ты можешь озвучить единство?

Окликни звуки во имя забвения.

Nascita di Venere

Ветви с жестами Сандро Боттичелли,

Уже не воспринимающие нас как должное, 

Примеряются к изгибам строк, 

Очертив по контору губы, 

Выемку оставив посредине, 

Выемки прорезав между слов... 

Уже не воспринимающие их как должное... 

И вновь выпадает непрерывность, 

Равная глубине оторвавшихся

 и дыханию обнаженных ветвей... 

Насколько хватит нас, 

Вот этих, так широко держащих воздух, 

Вчитывающихся где-то здесь и сейчас, 

заполняющих собой уязвимое?! 

Песка ответы за спиной. 

Упомянутые в книге течения скорости света 

Пронзительны.... 

На обратную дорогу выпадет первый снег - 

Кто-то должен был коснуться их, 

дозволенных душой телу... 

Куда переселяются души? 

Куда переселяется нежность? 

Жизнь переплёта истирается... 

Не торопись дать имя Любви, 

Она видела так много со дня Её Сотворения. 

Не изменившаяся до сего времени, 

вздрагивает от мертвых ярлыков. 

Она так тонка под тяжелыми одеждами... 

В том тихом сближении… 

В том жаре солнца, совпадающего с тобой, 

Светлое видя в нас, 

и этим укрощая тёмное. 

Слепок наших ветвей рассыпет время... 

Ветви с жестами «Рождения Венеры» Боттичелли, 

Уже не воспринимающие нас как должное, 

Примеряются к изгибам строк, 

Очертив по контору губы, 

Выемку оставив посредине, 

Выемки прорезав между слов.

*Nascita di Venere (лат.) – рождение Венеры

Алое предисловие

Сольная партия. Осень.

Чем ты читаешь холод?

Листья жмутся друг к другу,

Вечность свою зовя...

Этот знакомый почерк,

Эти знакомые меры,

Кем взыскано за эту осень?

Кем взыскано за тебя?

В самом начале строки

Равное чистописание,

Наполненный листьями прочерк

Нежно вскрывает слова...

Как ладно, как ладанно,

Слышишь? -

Симметрия яблок сакральна,

Толкают их в этот синий

Толкают... на глазах у тебя.

И кружатся бабочки ветра -

Жёлтые жрицы Гогена...

Одна над землею зависла -

Может судьба моя?

И учит мои ладони

Учитель музыки - ветер...

Сколько себя я помню,

Он струны растил из меня.

О, сколько себя я помню,

Я ветром огню молился,

Где темные-темные лица

Всё тянут и тянут свой след.

Слышишь? - намокла кровью

Рубаха, что вечностью чистой

Пришла оглянуться на ветер,

Пришла посмотреть в свой рассвет.

Хочешь уйти? - Останься!

Телом лоснится воздух...

Покорность листве прививают

Выстрелы слов в упор.

В ладанках кружат святые

Чтобы забиться в рану,

Чтобы вновь сбиться с ритма

Спевшим собой любовь.

Голову запрокинув

К самому синему морю

Как же им хочется веры,

Как же им хочется пить!

Волос упавший - трата

Неприкасаемой траты!

Крестообразное время

Слезы подносит пить.

Ты - невесомо - во взоре,

Снова расходятся рёбра

Я отпускаю гончих

Касаться тепла бедра.

Ноги не чувствуют страха,

Яд растечется по крови,

Алое предисловие,

Азы новых слов - зима.

Ты меня не увидишь,

Ибо жива бесконечность...

Свеча обжигает ветер,

Ветер задует свечу.

На самом краю листопада

На самом краю листопада...

Воздух сожаленья 

фрагменты возводит в идеал.

Опыт игры у времени так велик...

А после пойдут комментарии - 

символика узнанного

На самом краю листопада.

Чтобы помочь тебе пройти через безмолвие

Поранит ладонь осколок дождя...

И ты, подражая произношенью,

Подойдешь на край листопада.

По образу и подобию....

Когда ты внутри всего,

И когда ты снаружи всего,

Предисловие отпускает твой дух в ветви.

Так любить - не отпуская корней, 

переплетая пальцы...

Всё, что в груди, всё для тебя.

Так невесомо,

Словно вынули из груди теплое сердце 

и чиркнули им о воздух листьев.

К лику земли...

Выбирая, каким листом быть,

Положишь голову

На её обнаженные колени,

И воздух отпустит капли...

Роняя ноты на твоё лицо.

И ты бросишь их в богов,

Научившись не просить.

Целуя мокрые листья,

Их боль, их нежность, 

Их забвение, их обнаженное;

Целуя их душу,

Целуя, чтоб губы помнили.

Подсеченные серпом под ноги жнице,

Да споют вам птицы Алконост!

В промежутках слов - коан.

Есть о чем сказать - есть о чем молчать.

Никто не знает, как бьется моё сердце.

Тебя будто нечаянно толкнут лететь...

Дрогни, пересекая себя...

Не оглядывайся, не бойся - это всё невзаправду.

Из всех спрошенных об ответе,

Ты один знаешь ответ.

Раскачиваются молитвенно иные берега...

В самом сердце листопада

Листья листьев...

И никто не знает, как бьется их сердце…

И никто не задумывался

Как бьется сердце Бога.

Заплачь, молчаливый ветер

Отрывает вас от меня, 

И меня отрывает от вас листопад... 

Осыпается воздух буква за буквой,

От цветенья устав. 

Блестит нитями строка, 

Чтобы научиться состраданью иному... 

В каждом имени узнавая своё... 

Словно в этот миг:

«Молчи» - заплакал вечер... 

Молчи, заплаканный вечер, 

Ты был словом, ты был фразой... 

Взвешенный в воздухе, 

В дрожащих обьятьях дождя... 

Заплачь, молчаливый ветер

Никто не знает сколько нужно любви...

Сколько её достаточно,

Сколько её не хватило...

Никто не знает сколько любви нужно,

чтобы ты выжил.

Все туже шёлк и строки на запястьях

О, эти письма из Эдема, кожей к коже... 

Жди поздний синий, Пей огонь... слова устали... 

Ты, шепотом одетая во всё. 

Все туже шёлк и строки на запястьях, 

Вода прикосновений талых вод, 

Крест-накрест... руки и... 

И абсолютный звук пройдет мурашками 

По обнаженным венам. 

Мой бледный зверь ступает в лунное свеченье... 

Кто знает ноты, тот не знает правду нот... 

Кто знает форму, тот не знает 

Осенних бабочек касавшихся огня. 

Мои стихи к тебе, мои тебе стихи... в них я горю... 

Развязывая звездные пуанты, 

слагая тени в мертвую петлю. 

Словопослушна нагота дисканта, 

Нежней, чем разомкнутся лепестки, 

Твои, такие алые движенья... 

на розах выдоха покорны и легки. 

Непостоянством непроизносимых слов 

Строка из глины, Алый вечер пьян 

Освобожденным от запрета нам, 

Где бредит ароматами сандал, 

такой опасный аромат - моя любовь... 

Изрезанные светом, 

Вот весть о праве быть твоим творцом... 

Круженье над исписанной тетрадью... 

Играют тени, и часов пружины, подражаньем, 

Пометкой о прочтеньи наших снов. 

Какими мы играли временами... 

Какими мы горели письменами… 

До самой глубины создания огня… 

Смертельная неосторожность ты моя... 

Ты - письма из Эдема в бренном храме.

После прочтения

Выронить этот залитый солнцем стих,

Сбивчиво пересказать предчувствие гостя...

В склянках осеннего неба иллюзии птиц,

Свитками гнёзда, поводом многоголосье.

Копии листьев на самом краю ветров,

Капают монограммы моно-влеченья...

Текст древних рун как мелодия утонченья

Кто-то кормил сегодня вечность из рук.

Кто-то кормил собой высоту синевы...

Кто-то отдал риторике рукопись тлена...

Кто-то искал... может быть, это ты?!

Белым молчишь, этим отчаянно - белым.

После прочтения снова бледнеют холсты...

А я порезался о самую кромку вселенной,

Выронил этот залитый молчанием стих...

После прочтения, после его прочтенья.

Ваше Высочество, Ваше Величество...

Я слушаю тебя, Ваше Высочество, Ваше Величество... 

Прикосновений длинные фразы, 

Прикосновений дерзкие мысли... 

Я пока не выбрал время года для твоих глаз, 

Опускаясь на колени пред берегом Реки твоей… 

Твоя обнаженность делает пронзительной каждую деталь, 

В твоей ладони ночь, следы луны в долине моего сердца. 

Я - твоя тень в дни солнца, я - твоя песнь в дни ночи... 

Так демон сбрасывает доспехи, так ангел снимает крылья 

В совершенно ином, 

Подступившем к сердцу звучании женщины.

Неизлечимы

Сошедшие с ума... Это то, что сильнее нас,

Это то, что неразрывно...То, что не лечится,

Это то, откуда уже не возвращаются.

Ты превращаешься в слух, в речь, в касание...

Мы ныряли с чёрт знает каких скал

В воздух, которым дышим.

Плыви в моих руках, плыви к мысу надежды,

Плыви, 

чтобы начать с безмолвия нашей первой встречи...

Одевайся лепестками нежности,

Плыви в сон моря моего,

Плыви, пока не смолкнет над нами гарпун времени, 

Плыви воплощением вкуса земного.

И сложит нас время в строки

Чтобы высказать случайно сердце.

Рассыпаны ноты среди прелюдий...

Из праха ты вышел, в прах возвратишься.

Мы с тобой точка...

Точка - это то, что нельзя разделить.

Падаем вслепую с небесного обрыва

В танец промедления тел,

Когда на подходе всевластия

Под острым ливнем поцелуев,

Под острой рифмой пить любовь.

В устье речи, у самого сердца,

Заповедуй мне...

Подступая к жертвенному горлу

Слишком близко откровенья шёлк.

Как по латыни, идти... по буквам пульса.

Насколько далеко мы зайдем?

Как далеко мы зашли!

Помнишь, как мы были водами?!

Помнишь, как мы были сиянием льда?!

Помнишь, как мы были огнём?!

Мифология закончится на нас.

И знаки нежности следуют за пальцами, 

словно метафоры.

Войди в мой свет,

Сошедшие с ума вдвоём 

уже неизлечимы.

Опаленным сонетом

Тонкое касаний, сделай меня песней, 

Сделай меня нежностью. 

Опалённым сонетом пленного тела звук. 

Огненные ключи - Твои золотые рифмы... 

И когда ты мне шепчешь судьбу, 

И когда ты опускаешься на колени алым, 

И когда мы владеем лезвием этих взглядов, 

И когда я укрощаю 

твое безбожно-нежное пространство, 

И когда прогибается небо линией начатых рук, 

Я - лишь поэзия... 

Я больше чем... 

Я меньше чем... 

Я весь. 

Демон ли твой, ангел ли твой - весь. 

В твои бессонные долины бреда, 

В твои бессонные долины бедер 

Изображением времени в движениях воды 

Коснуться тебя, любовь моя, 

И оступиться в звук. 

В глаза твои, 

в которых всегда было больше, чем любовь. 

Как совершенен рисунок твоих губ, любовь моя... 

Я принесу тебе немного слов... 

Горлом и стихами оживляя все, что не зажило, 

Всё, что не изжито спустя много книг... 

Прозрачно и хрупко летит дождь. 

Подсказки осени... 

Длительность не знает руки, 

Почерк не знает длительности... 

Из растрепанных книг скользнёт промедленье...

Веришь ли ты любви? Насколько ты веришь ей? 

Разве забудут тебя и меня? 

Разве сорвут?! 

Как громко летит листва! 

Возьму, не торгуясь, слова из другого мира, 

Дни их сочтены... 

Мы уже давно стали ро'вней всем ранам земным. 

Небо имеет форму нашего терпения. 

В телах тающих завещанные удары сердцебиения 

Облетают отпустить голос... 

Ласкаешь огненный локон Лилит, 

Падаешь в ее обнаженность 

Оперенной стрелой, начертанием слов. 

Кто ты, любовь моя?! 

Располосовавшая уста хаоса, 

По крови моей божественно ступающая... 

В изгибах ласки ветра твоего 

И имя моё и пламя.... 

Мёбиусом возвращенная в подреберье, 

Демон ли мой, ангел ли мой – вся.

Семь дней

- Во что ты сегодня играешь, дитя? 

- Я сегодня нарисовал ангела... 

- Но где же он? Лист пуст.

- Ты просто не видишь, он же белый. 

- Чем ты сегодня занят, дитя? 

- Я разделил небо и воду... 

- Почему ты такой чумазый, дитя? 

- Я сажал цветы и посыпал песком море

чтобы цветам было где пустить корни 

- О чём ты задумался, дитя? 

- Я не мог уснуть и создал солнце, луну и звезды...

чтобы мой цветок мог отдыхать и мечтать.

- Чему ты улыбаешься, дитя? 

- Я рыб придумал и птиц. 

- Что ты грустишь, дитя? 

- Я создал мужчину и женщину, и животных, 

чтобы они общались со мной,

 и мне не было так одиноко, 

но они занялись собой... 

- Где ты, дитя? 

- Я создал всё, что хотел и это хорошо, я отдыхаю

Литерой белого моря

Отданный Богу, твой, без условий, остальное стихами...

Как мотылёк меж страниц, меж строки и пера...

Господи, мы ведь тогда уже всё это знали -

Нам не дожить до твоего утра.

Эти стихи - их издают только в чёрном,

В окаменевшем, как твердь, в благословенном потом.

Как же убийственно-хороши звуки алых агоний,

В боли цветущих ладоней откровенья души.

Ходишь опять по воде? Для чего тебе это?!

Мёртвый для мёртвых язык, для живых белый слог...

Слышишь, читают Его у бездомных ворот,

Слышишь, вновь ищут Его эти белые люди

И называют - смеющийся над нами Бог.

Это подкожно - пульсацией алфавит,

Бренные дни, странные даты, вечные строки,

Всё переделать и снова идти воскресать

Кровью рябиновой перекрестив дороги.

Перебираю жарко чётки молитв,

Свечи стекают в несколько несжигаемых строк...

Смертники, живущие вечно, это - Любовь

Пишущих к Богу литерой белого моря.

Хрупкая преданность

И древо, и листва, и в шелесте - нигде. 

И в тесноте - никто, и в нежности - не мне. 

Просохнет кисть седым в предсердии небес, 

Проснусь в твою листву и выйду в осень весь. 

Я древу и листве, я синим над золой, 

Я лепестками нот белею над тобой, 

Нежно роняя хрупкую преданность.

Аmadeus

Поздний Моцарт… Он знал: чтобы писать музыку, 

Нужно выслушать последнее откровение луны. 

Закрыв глаза… Настежь полёт... 

Настаивается осень где-то очень высоко. 

Достоверное чувство покинутости... 

Скользнёт снег по праху шипов шиповника, 

Бросив сонную розу на снег... 

Вздохи клавиш сквозь всё живущее... 

Между ударами сердца Большая месса Ре минор. 

Входит и обрывает все узы Листопад. 

Не посмев выкрикнуть хрупкое сиротство и родство, 

Кто-то разорвет это, как бумагу... 

Мокрые транскрипции нот - первая шутка Бога. 

Наше одиночество вместе. 

Перехватывает дыхание у строк, 

Совершенствуясь в исчезновении. 

Всем снегом, харизматично-высоко, 

Библейскими интонациями - мой Моцарт… 

Вечность создается преодолением речи. 

Ты изгонял себя из времени. 

В этой короткой жизни 

Как длинна сакральная тайна твоя... 

Высшая форма траты, 

Распятые музыкой небеса. 

Оставляю для тебя еще несколько строк, 

Чтоб не разминуться во времени в следующий раз.

Несколько земных шагов

Река поэзии - река чувств,

Где субтитрами строки сердца...

И вечер положили в синеву.

Холодные ступни ночи.

Когда она тихо стоит на пороге босая,

Ожидая моего возращения домой,

Другими тенями скользит время.

Короткие реплики глаз при встрече...

В порезе осеннего воздуха

Она приближается легко и пламенно....

В магдаленовом времени начались её глаза...

И так тепло... и так близко.

В упорядоченных пейзажах линии жизни, 

В спелости нашей близости

До слогов её губ,

До мёда...

Семантическая коррелята

На несколько шагов адажио...

На несколько земных шагов,

Нам, заставшим безвременье врасплох...

Во имя наших горячих ладоней

Привита к нам, живым бастардам Неба

эта нежная верба.

Не удержать последнюю строку

Себе позволив выпустить слова...

Себя позволив выпустить...

Я молюсь твоей тени, роза, 

Я касаюсь твоего алого сна, 

Я касаюсь твоих нежных лепестков, 

Всех нерастраченных фраз… 

Чтоб не удержать последнюю строку, 

Последнее откровение, данное мне на земле... 

И медленно пишется слово... 

И трогает совершенством воздух... 

Написать завещание детям еще неродившимся...

И создаёт ночь музыку, 

Не испугавшись своих нот. 

Разреши нам это изящество 

И наше собственное безумие. 

Мои руки живы, касаясь тебя, 

Мой единственный слушатель - Сердце сердца... 

Я каждый день рассказывал Богу о тебе, 

Я писал стихи, в которых мои строки, как и я, 

верят в любовь. 

Сегодня у меня есть половина осени, пьющая луну, 

Низкие ноты лунного света... 

Артерия любви вибрирует. 

За жизнь взимается плата. 

Посмотри на мои шрамы... 

За слово, за прикосновение, 

За волосок, за сердце, которое еще живо, 

В другом воздухе сейчас мы. 

Любящие жизнь и читающие о ней, 

как мы не похожи. 

Невинность отсчёта, 

Мы - вкрапление безвременья. 

Обрубки ветхого завета, 

Остатки нового завета. 

За правом скитаться по воде выхожу из дома. 

Мне осталось только Творить. 

Скорость падения - Проверка на звук. 

Шрифты клёнов, 

Непостижимые, как вести, выстреливают детей 

И роняют их в небо. 

Изнанка тишины как забытая цитата... 

И выходят под псевдонимами книги, 

А мы, как нагое тело, всё ещё остаемся собой. 

Идем по воде... все дальше и дальше... 

Нам столько же лет, сколько и миру 

И нам некуда больше идти, 

Только рождаться в каждом дне, 

Чтоб превосходить себя, гималаи, небо... 

Смотрит луны вызывающий нимб, 

Небо затаило полные до краев глаза... 

Оно знает, что я давно не бог... 

Оно ждет моего возвращения. 

Латаю льняную латынь, 

Пробеги по мне тенью осенней, вечнозеленый звук. 

Просители шепчутся "божественной речью". 

Что-то недосказанное в изгибе листвы... 

Она устала слушать песню пересмешника... 

И летит, цепляясь за все невозможное, 

что случилось с нами. 

Прижимаю тебя к себе... 

Как рано рана... 

В моё воскресенье я стану тебе твоим.

*стихотворение подарено музыкой Иоганна Себастьяна Баха.

Le Triomphe

Расклеены на паузах записки со стихами...

Скажи мне, куда нас перелистывают?

Многие любили твоё мгновение, Грация,

Тайны состарились вместе с ними.

В библиотеке последних роз

Обретаю молчание губ.

Посмотри, 

как любовь описывает своё совершенство;

Осенний нуар, узоры между строк,

Одно слово может перевернуть мир с ног на голову!

Выращиваю слова подобные кружению...

Слились наши почерки,

Уступив нас прикосновениям.

Я закрываю дверь за тенями,

Мы ненадолго здесь задержимся...

Там мы остынем...

Там мы остывали каждую зиму... задержись...

Миндальные ноты взгляда, шелест Largo,

Модуляция голоса, и время уходит из под ног.

Желтый теряет свою спесь 

и обретает багряную спелость.

Игра на поражение?

Поэзия мертвых и поэзия живых.

Укрощение нежностью...

Гадают по сердцу холода,

Осыпается минутная стрелка,

И входят ловцы забытых слов...

Ловцы жемчуга Ама.

В движениях небрежного воздуха 

ветер знает, как повелевать воздухом...

Женщины знают, как повелевать ветром.

Взлетает Анданте...

Ад Данте в их живых тканях,

Чтобы писать с заглавной буквы - le Triomphe...

Порами кожи, сердцем, позвонками, ключицами...

Я говорю.

Говорю всей силой любви.

Легче ладоней говорю,

Легче букв.

Не сорви дыхание...

Что-то неразборчиво написано там, 

где рассекают воздух листья.

Запиши эти слова, пока зима не опрокинула их.

Запиши их в сердце своем неповиновением угасанию.

Пальцами скользить по звукам тишины...

Несокрушимая моя,

до исступления, 

до истончения, 

до просьбы

Бога и тебя об убежище -

Замереть, не совладать с собой

И таять словами к тебе.

Fides

Вера напротив Веры, Вера в Вере -

Волны расступившиеся перед Моисеем.

Scholastikos

Схоластика, язык твой мертв, 

И твой хорей и ямб исписан повтореньем... 

И холодна основа твоих вод, 

Холодная, как лёд, с столь бедственным прочтеньем; 

Эпитетом безликим оскверненье 

В безликой статике рифмованных болот. 

Состарься и умри или живи и пой, 

Приметы тленья складывая в буквы. 

В столичном смраде ли, в провинциях невзгод, 

Всё также прячут преступленья люди 

В земле твоей, похожей на бумагу. 

Хотя бы раз взорви молчанье, 

Ты выспишься, придёт и твой черед! 

Сговаривайся жить и после смерти, 

Соудареньем с жизнью измеряя срок... 

Поэзия - растаявшие тени послевкусья... 

Ступай в страну ушедших за без-умьем, 

Сорви там лилию глубоководных строф. 

И ударением падёт багряный лист... 

Случайного сотрётся оправданье... 

Метафоры сгустятся, метафору спустя... 

В минуту тишины, в годину знанья 

Прости себе безумье красоты, 

Прости себе неведенье войны 

С самим собой. 

О, классицизм, искавший строгих линий, 

Оставь потомкам белый их полёт, 

Потопом Ноя всё в тебе умрёт, 

Где ты собою - присно, ныне, 

Во веки снов... 

Во веки Белых Слов.

Аутодафе цветов

Ночь снова обрела венецианскую жажду.

Возвращаюсь к музыке... Улыбка багряного «до»

Режет губы, замедляя танец, круженье любви.

Белое тело лилий... Изгибы, жесты -

Плод несовершенных строк...

Следую их интонациям.

Гипнотическая нагота цветения

Со вкусом, истончающим алую вязь...

Я смешан с ней

Ныне и присно и во веки веков...

Аминь.

Анх мимесис...

С листьев тонких 

шелком сонетов перебегают пальцы…

Выходящая из воды

В слезах пламени - она...

Артефакт...

Аутодафе цветов...

Сюита осеннего абсурда...

Стоишь и исчезаешь.

Остальное дорисует воображение

Рифмованными строками вдоль тела.

Импасто обнаженной нежности

«…уйду. А птица будет петь, как пела»

Х. Р. Хименес

Скошенная трава, Птицы Хименеса. 

Ребро отданное, Отпусти тетиву, не медли, 

В сепию выцветающих дней, тоньше оккамы, 

Тут, где любое слово может окраситься любым цветом. 

Воплощенная нежность осенней листвы, 

Спелый звук мелодекломаций последних яблок. 

На моей коже выжгли нежно «Амен»... твои глаза. 

Пентатоника букв... 

Вчитывалось в меня, как в слово, небо... Запнулось... 

Синевой ища нотный знак продления звучания, 

И стихи зимы, как разрез без наркоза, полетели. 

Кесарю - кесарево. Богу - богово. 

Перечитают твою молитву. 

Страница N... и уже не смогут датировать тебя. 

Ищу в тебе стихи, делю их с птицами. 

Бестелесная пауза, взрывной темперамент, 

Падшие осенние виконты 20 лет спустя.... 

Обрушивается к ногам неистовство красок, 

И движется перо. И у строки иной наклон… 

Пообещай, 

Распуская в гортани безупречное отражение, 

В амфитеатре, где заканчиваются истоки небес, 

Импасто обнаженной нежности к упавшему листу. 

Чакона ре минор... партита... 

Боготворить твои ключицы пальцами... 

На грани пореза о касание. 

Фа-но трепета... Изгибы тел... 

Тонкий вкус цветка папоротника, 

Который цветёт раз в жизни. 

И говорит небо: 

Вот шиповника пушистые косточки... 

Распуститесь по утру оба 

В сытый осенний воздух, 

Где поэзия - не повод, 

А хрупкое качание.

Возвышенные слезы сентября

И отбились агнцы от рук, И летят... 

И не боятся воздуха, Оттолкнулись, чтоб обняться. 

Твоя поэзия на губах, Моя - к твоим губам. 

Еще мгновение, и ты к моим ногам. 

В любом прочтении смакуя каждый штрих 

Разрывается сердце, ибо - не вместить. 

Стирает Бог погрешность души и тела 

в холодное утро. 

Готовые призвать белые слова... 

выслеживают последних алых. 

Венецией качаемся. 

Предсердия блаженный бег 

Услышит влагу сна, 

И в лилиях капеллы ядовитых стрел

Вновь арфу тронет обреченный ветер. 

Твой поцелуй, так демонически, так светел... 

Возвышенные слезы сентября, 

Меж нами ветер. 

Я вам позволю разорить меня. 

Нам возвращаться медленно 

В стихи - полночные поля*, 

Где мы проснемся навсегда другие. 

«Помилуйте, королева... 

Это чистый спирт» неоконченной весны. 

*стихи - полночные поля © И. Филиппова

Ладанно

Музыка разворачивает свитки последних трав, 

И вторит горлу Тот, кто пишется с заглавной. 

Так нас проживают, смотрят на нас... ждут травами. 

Ветер шиповника уже готов уйти. 

Ладанно... войти на исповедь к терновым нимбам. 

Кровь забудется, опускаясь в травы, 

Срывая пригвожденных, 

вырвется из уст шелестом слово. 

Слушаю её губы. 

Наклон времени, что исписан шепотом... 

Создавая ритуалы последним выжившим Богам, 

Извлекая из слов, рук, платья её единственность... 

Оттенками мёда вязь букв, 

Только одним прикосновением к коже... 

Жажда двух древних морей, 

Ритуал коронации, где 

Привкусом сандала звучание стиха белого... 

Медлит, словно вспоминает строки... 

Это рискованное безумие - 

Вскрыть нашу страсть бритвой оккамы. 

Трепетный росчерк твоего платья на ветру. 

Твои глаза - капля пьянящего бренди. 

На изменчивой воде рисовать 

Флейты твоих ключиц... 

Незаконченные слова твоего тела - 

Заговоренные стихи моей крови.

Псалом имени тебя

Маяк с твоей стороны - дорога домой… 

Туман прорезающий, крики безумной воды, 

Песок океана и вой озверевшего ветра. 

Я переписываюсь с тобой светом. 

В сердце каждого много скорбных крестов... 

Каждое - истерзанный край. 

Обломки душ не всегда доплывают до Дома. 

Шторм тасует корабли... Кричит... 

Не кричи, я глух к твоим угрозам... 

Ты кричишь, 

чтобы я не услышал души в адовой темноте, 

Но я вижу… как там люди ступают по воде веры. 

Что делает их живыми? Да разве же страх... 

Смотрит в упор настороженный мрак. 

Так и продолжается наша ночь, 

Мы смотрим в глаза друг друга … мрак и свет. 

Протянуты руки во мглу... доплыви, берег тут. 

В такую ночь в людях нет сомнения, 

Они точно знают, что свет - это спасение, 

Единственный курс, 

возвращающий в гавань с края небытия. 

Блики солнечные трубят в фанфары надежды… 

Вот там, во тьме, ты выверишь себя со всех сторон... 

Последний псалом имени тебя... 

Чей ты? - Богов.

Где в небо опадают лепестки

Моя утонченная фабула, измеряя собой расставания. 

Мы встречались с тобой в изящном воздухе, 

В капризном лаке Страдивари, 

в день, когда рождалась скрипка, 

Владельцев обретая и теряя, 

словно была не инструмент. 

Октавы выстоялись... Губительный узор... 

В прохладу храма звук плывет, 

и руки удлиняются и тени, 

И струны изгибаются и звук... Укрой на перелете сердце, 

Оно играет не по нотам... себя. 

И кармином выводит инициалы в воздухе, 

И раскрывается свод... Лоно... Близость... 

Алтарная симметрия. 

О, эта разделенная любовь, 

Что сладкой остротой скользит сквозь нас... 

Не знаю, как теперь тебя назвать... 

О, не смотри, как раскрывается творенье – 

ты ослепнешь, 

Не будешь знать, как снова по земле ходить... 

Лети, моё глубокое моленье туда,

где в небо опадают лепестки, 

Там корни крови. Бессонница закрытых глаз Гомера. 

Просыпав из ладоней алый трепет, 

Белым анапестом касаться и ласкать тебя… 

Тончайшее 

Захлестывает, 

Разрезая пласт живой тверди, 

Оставляя отпечатки босых слов на песке... 

Не знаю, кто я... но буду жить в бутонах, снах цветов, 

Траве, что под косою упадет, твоих глазах, руках, губах, 

И в каждой ноте, словно я не инструмент, а что-то боле. 

И долгой ночью в затемненное окно 

Сорвусь стихами выдыхать тебя... 

Предсердьем выдыхать бумажные цветы, 

Мной разрисованные буквами созвездий. 

Расставленные руки ливня 

Вновь ловят наготу твоей воды... 

Испятнанные нотами и вслух следы фракталов. 

Мы слишком горячи, в нас тают зимы... 

Запретный трепет нашей нежности и страсти. 

Когда мы замолкаем, тишина передаёт нас, 

Встав на обрыв реки, как на причастье. 

Помнишь, 

Как скрипка целовала твои ладони, 

уносившие ее в вечность...

Помнишь, как строки целовали твои ладони... 

Помнишь, как киты выбрасывались на берег, 

Кровью крича голубой.

Близ лампы белой

Близ лампы белой снова свет лиловый...

Безудержное хрупкое являет.

О, здравствуй, ночь - моё немое слово...

О, здравствуй, ночь - моё нагое тело.

И в звуке, и в беззувучьи, в тихом жесте

Исчезновение так чувственно и ложно.

Ты - не утраченное в обнаженном срезе

Ликующее право многоточья.

Я был предупрежден твоим непосланным письмом

О том, что в обнаженных лицах

Всегда обнажены их имена

Невидимыми буквами транскрипций.

Ты, любящая петь мне холода,

Найди меня в подстрочнике молчанья

Касаниями вольных обещаний,

Касаниями вольного пера.

Рассечена ладонь остатком прозы

В той пропасти, где снова воцарят

Вселенский заговор на постраничной белой коже

На день седьмой Его календаря.

Иберийская бабочка

Почти не касаясь, длить замирание...

Губы жаждой поить, 

Падая блаженно друг в друга...

Мой Карфаген,

Касаясь крыльями ковчега,

Насколько близко можно приблизиться?!

Хищно раскрывались, но не давались цветы в руки.

Раны шафрана отцветали детскими словами.

Немного ларго...

Медленно, как «Павана», касаюсь тебя,

Иберийская бабочка в ночи блаженных ирисов.

Если мы выберемся отсюда живыми, 

я буду считать нас прощенными.

Склоняюсь над тобой, 

чтобы проводить тебя в сон нежности.

Хронология сновидений на твоих губах...

Золотое сечение, свечение логоса, 

еще не проронившего ни звука...

Приручаю тебя, 

приручаешь меня к своему вдоху и выдоху...

Говорю тебе слова,

 которых никогда еще не было в языке смертных. 

Говорю тебя.

Я занесу тебя белым в свою строку...

Пока мы не станем совершенным кинжалом...

Контур минора в пальцах,

Амфилады воздуха,

Вино причащения двух сумасшествий...

Касаясь ладонью перелётного... танцуй,

Растрачивая молчанием властным

 нашу уязвимость нежностью.

Преданный этой возможности изменяться,

Затянусь паузой… 

Нам больше не нужно пустовать...

Что - то написано в воздухе.

Танцуй, моя белая госпожа,

Моё святейшество, Моё высочество...

Приглашение на казнь принято.

Обладающие,

Облетающие страницы наших лиц,

Сбитые нотами равновесия тесноты,

Белым платьем украсят присутствие…

Невесомость моя 

В преддверии наших откровений 

приобретает совершенство. 

В самых горячих источниках

Таем.

Неровно вырванная страница – 

моё несовершенное дитя.

Фавны хранят ощущения нескончаемости 

в травах Вероны...

Все стихи - это один стих,

Все ветви - это одно дерево,

Все слова - это одно Слово -

Перевоплощение вечности,

Любовь к послевкусию...

Плыви по словам – 

моим диким и нежным зверям – 

Отпущенным на свободу пальцам…

Иберийская бабочка, Карфаген пал.

Нас слишком много для любви

Как ты нашла меня, любовь моя,

ведь меня не было в этом мире?!

Хором сегодня листья, хором сегодня строки

Облетают, как спелые, с ветвей 

Под покровом тысячелетних небес,

Словно кто - то разомкнул уста

И молится тишиной в тесной одежде.

Канун или канон..?

У нот нет правил, эти правила созданы этим миром.

Нарушают фонетику пентакли капель...

Девы отворяют врата девственному снегу,

Пытаясь уместить в себе строки Эдды.

Следуют за её телом всполохи.

Касаюсь начала волны твоей...

Качаюсь… словно вступил в лодку невозвратимости.

Хочу обжечь тебя навсегда,

Хочу насладиться твоим мгновением... 

хочу насладить тебя.

Раковина Наутилуса... 

Поэзия рождается из недр себе подобных…

Но как важно иметь позади себя время,

Где на пределе памяти вечного 

Переходишь в предвиденье.

Родословная слов -

Пуля со смещенным центром тяжести,

Тональность во искупление неизбежности,

Смертельность, что прописана на ладонях Бога

Вечной линией жизни.

Выпавшие из гнезда небес 

чтобы понять смысл жизни.

По обе стороны наших глаз одни и те же слова,

И это равновесие!

Секунда всегда одна - первая и последняя.

Камерный переход читающего построчное - жажда.

Вы слышите в себе эту жажду... 

вы, касающиеся образов слов.

О, сколько нас, Эдда, 

приходило исповедоваться тебе жизнью!

Хором сегодня строки исполняют свои обязанности,

Гением выданные в путь.

Записные книжки богемы - Вы високосны!

Между двумя равноденствиями – 

голоса и строки, страсти и нежности.

Слогами слов оплачем мы 

огненные прикосновения Неба.

Эдда, не опускай своих глаз,

Любящие губы можешь растратить...

Это катарсис будущих слов… 

Импринты Бога опускаются на землю...

Эдда, 

красной сангиной сегодня своевольные жесты мои...

Нас слишком много для любви.

Зажги же пламя вслед моих молитв!

*Эдда - в значении «поэзия, поэтика».

Посреди самого синего океана

Связки напряженные ослабнут

между берегом неба и земли.

Нас когда-то отпустили в плаванье

Обращенных лицом к пустыням...

Хриплыми стали наши голоса.

«Однажды» не существует,

хоть и говорят, что оно бесслёзно.

Разбираем песок на слова,

Посреди самого синего океана,

именуемого небом...

Его речь - первое и последнее, что запомним…

Выше протянутых рук что-то – 

Крыло, Ветвь, ладонь Бога?

До возвращения

В том, что ДО обнажения... 

В том, что ДО завещания... 

Обреченное время...

Время встреч и прощания... 

И ладони молитвенно... 

И печаль преждевременна... 

И предлогами истины... 

И подлогами бдение... 

Отреченьем осиновым... 

Обещаньем несдержанным...

Отличить отличимое...

В том, что ДО возвращения...

Словно не было тебя

Осыпется песком многоголосье тела...

Расстанется земля, бездумье торопя,

И Бог раскрасит будущих так смело,

Так смело, словно не было тебя. 

Шаг невесомости в мгновении растраты... 

Ведет нас вброд или уводит вспять?

Богемское стекло и луч на глади, 

Выстреливают тени в бренность сна... 

Так плачут звери, просят нежность к шкуре 

Ладонь твою, ласкающую их... 

Так плачут люди...Так землеют люди...

Крестя остов расшатанных перил.

Нами будут раскрашивать небо

Нами будут раскрашивать небо,

И обмолвится нами Подсказка...

Привыкай к безупречному Свету,

Привыкай к безразличному взгляду.

Заостренные связки до точки

Эхом нас разнесут многократным...

В этом медленном танце со смертью

Больше жизни, чем в умерших взглядах...

Воск огню протяни, и пусть плачет

Этой нежностью чистого скерцо...

Бог тебя никогда не забудет,

Даже если умрёт Его сердце.

По лезвию строки

В стране, где яркий месяц в небе вышит,

В стране, где падает голгофская звезда,

Всем «онемевшим» нечего услышать, 

Всем «безъязыким» нечего сказать.

Нет боли у меня, я всю её истратил.

Зажав травинку уголками губ, 

Я что-то важное услышал в листопаде -

Совсем не новый и протяжный звук;

Все рифмы на нездешнем языке, 

На том костре, где отцветают листья,

Где тысячи лисят поют во тьме

На самой странной площади Парижа,

Которую я видел лишь во сне. 

Вы плачете? Опомнитесь, не здесь!

В России слёзы оставляют многоточья...

Миг совершенства, где эпиграфом «просрочено»

На блюде индульгенций подают. 

А мы идём по лезвию строки...

Как по воде ходил Христос когда-то…

И Бог с нас спросит за листву и за стихи…

Простив неверие молитвой листопада.

Воспоминание о пыли

Пока розы защищаются шипами...

Пока вода не опустеет до засухи...

Пока опадают листья, венценосно кружась...

Между линиями ключиц

медленнее жеста - мёд и соль.

Превосходство света над зрением -

Сердце на наковальне Бога.

Превосходство музыки в губах,

играющих губы флейты... 

Превосходство слова

в пожизненном притяжении к небесам.

Осталось ничего не сказано о искушенных,

Пред которыми роза теряет шипы.

Раскачивается перо...

Показывая очертания звуков и слов...

Я - то, что я есть,

И ничего ни прибавить, ни изъять.

Игольное ушко и нитка -

Движется строка...

Вспоминает пыль неба на босых ногах.

Aestus

Зороастрийская жрица,

Ждущая прикосновения к раскаленной гортани,

Нежной яремной выемке реки твоей...

Ладонью обнимаю твои скулы,

Поцелуй как раскрытая роза.

Темное в светлое, светлое в темное - пишется слитно.

Расстегивая рубашку, растягивая вино,

Вживаться в лепестки песни Соломона…

Сад еще не стертый со свитков - твоё тело.

Глажу клыки ветра и падаю в подлинник сердца.

Нас сегодня осенят осенью...

Прицельно…

Обнаженное пальцев дыхание согревает в ветвях птицу.

Талые руки повторяют молитвенную книгу ту,

Что сбросит свои страницы, как имя... в нас.

Перехлестнет...

Невидимым ветром пронесет меня по твоему телу

Отворять лепестков воду.

Срезанный всполох...

Следую ли я твоими тенями, воплощенная в воде?

Бог зеркал в равновесие падает,

В водные знаки, ожидающие четвертей нот.

Мне нет дела до подражания бумаге или чернилам,

Мы - Изгиб Тантры.

Наши обожженные взгляды и губы - тонкий рисунок,

Где у тебя движения южного ветра.

Голые ветви, пустые одежды…

Врачуй сгибы листов от ран, путая названия...

Раскроет ладони нежность…

Нежность - то, чем прикрывают голос.

Ты, сотканная ожиданием и зноем...

Соскользнет шёлк... гори страстно,

Как эти ягоды алых строк на ладонях, 

Которыми я кормлю тебя.

Блаженно поющая строка,

Черные ресницы бабочек…

Касаться губами узоров слов,

Написанных в воздухе последних цветов

воздержанием фраз.

Девять иероглифов вдоль твоей спины... 

В ладанке стеблей обветренные звуки

захмелевшей чистоты.

Как влажно платье твоё в этом саду,

Где слова наши не превратились в переписку,

А оставили нас смотреть друг другу в глаза.

Танцуй...

Танцуй шрифтом, 

близким к постоянной смене регистра...

Мы уже были здесь до предсказанного вечера,

И теперь отражаемся от всех предметов.

*Aestus - в значении зной.

Между нами

Найди меня...

Пересыпайся в мою глубину...

Побудь всем, что есть на свете...

Росой вернись на землю

В равновесие, очерченное Светом.

Когда-то нас всех омыли,

Осталось только вспомнить

Сказанное до слов.

Растраченные молчанием...

Самая удручающая вещь - вечность..

В ней мы были зачаты,

В ней мы совпадали во всём...

Всё между нами на земле

началось с крика новорождения

написанных неровных строк.

Терции

Терции бьются насмерть, как мотыльки с огнём.

Что чувствует огонь, когда прислоняется губами 

к их трещинам линий жизни?

Молись за нас в час поднесенной чаши...

Сложноподчиненная аккомодация.

Стихотворение всегда в самом себе...

Бич раздвоенного языка – 

трудность перевода с сердца на земное...

Если ноты перестанут сниться... разбуди их.

Терции неприрученные...

Слышишь, как распускаются цветы,

когда они идут повелевать и погибать?

Обнимаешь песочные раны...

Следы кнутами сечет время -

Чтоб вымолиться.

Тянешься сжатыми губами к небу...

На последней точке дотягиваешься до улыбки...

Заранее обреченный чувствовать полёт птиц.

Аграфа

Почти невыносимая прозрачность.

Иконописные знаки...

Смотри, как изменяются тела.

Не оцарапает ступней твоих зима 

И всеми кронами взметнется осень.

Изымется. 

Эль Греко, полоснувший по садам...

И выиграет гнев свой снег... снег гнева.

Мой незаписанный, ты - безупречное всегда,

Ты - ощущенье чистого разбега.

Предопределенность знаков препинания

царапин на воде.

Аграфа...

Нас не будет много...

Покажите им Дом, где не плакали окна...

Откройте тени...

Летим и сталкиваемся в натяжении осени.

Помоги мне лежать на воздухе, Отче...

Я ношу Твою рубашку,

У Тебя такая же, но на Тебе она лучше сидит.

Ритуальные листы спускаются на землю.

И ходят по ним ногами...

А ты творишь простое волшебство, 

Где озвучены крылья листопадом.

Тот, кто был между нами сегодня,

 был прежде нас.

Тон твоих глаз...

Разбивают ладони дожди, 

из раскрашенной груди вырываясь...

Здравствуй, моё близнецовое пламя!

Божественное замирание мысли...

Попробуй жизнь, у неё всегда привкус смерти...

Тоска арфы всё громче...

И нежность отчаянней.

Аскетичный минор сладострастен.

Зрительный ряд... место номер... мое имя -

Обнаженное восприятие,

Языки оголенного пламени.

Мы вырываемся из круга доказательств...

Смешанные с тем, что тут у вас зовут жизнью.

Слишком много должно было сойтись в одночасье...

Посмотри в эту осень, ощути, как жизнь кончается...

Незаписанные

В условных обозначениях тел.

Смертельный закон белого листа

Друг мой, Вы помните как давно люди не писали друг другу писем?... И вот пришло Ваше письмо... оно - как облака под кожей... Если и быть в этом мире, то трепе-том на обнаженной стали... в ярких и мягких нитях иду-щих то небом, то водой, но непременно идущих... В ампуле имени нас - жизнь и смерть... Бездонна, беспощадна, сиротлива и так... пронзительно-тонка, где-то в самом начале Широких Лестниц сердца говорящая на чистом листе души...

Смертельный закон белого листа – 

умирай всегда последним....

после точки... 

после повисшей паузы 

между сказанным и молчаливым. 

Кто-то разлил в эту ночь тени и молоко...

и под сердцем трепещет святая нагота...

несказанное всегда в прозрачности храма учится жить и неметь... и завесив лицо туманным платком, мы ступа-ем, забыв о том, что трата безымянна...

узнавание строки сначала происходит через губы...

а потом, плавно и медленно стекает в сердце...

и контур памяти входит в дом к спящим...

кто-то разлил в ночь тени и молоко…

это мы писали письма Богу...

Акроним

Я не могу отказаться от твоего тепла. 

Вне распознавания оно во мне - мной и тобой. 

Читать запрокинутые руки губами... 

Где ты уже, словно, не ты... 

И я уже словно не я. 

Говори дождём... 

Говори в эту пустынную засуху, обнаженное море! 

Я был на премьере Последнего Времени, 

Оно петляло в горле пересохшем… 

Новая жизнь Данте, разомкнувшего все круги ада. 

Вода переплетается с огнём...

Прими меня, как своё сердцебиение. 

Семантика. 

Логос глубины... и нет границ между нами. 

Только неверие делает из слов и людей песок... 

Провожу по губам твоим пальцами, 

Рука умирает, 

прощаясь с касанием этого мгновения... 

Приношение бога богам, 

Подношение богу бога. 

Моё сакральное небо, 

Задержи дыхание 

под водой обращенных в тебя огненных слов. 

Целую твои ладони. 

Мы молчали несколько столетий, 

Вдыхая ладан дней, 

Опиум одиноких слов... 

Снежные листья 

Больно толкаются одиночеством в высоте, 

Скользят четыре сна 

Вдоль воздуха на север… 

Природе сегодня распечатали роль. 

Скрывает холст трещины, 

Порезанные анапестом. 

Неисповедимы пути листа... Иже с ними. 

Мы просто не из этого мира. 

Нежно обнаженные цветут у воды 

Алые в алом 

Сошествием огня Вслух. 

Люблю читать в подлиннике 

Где ты - мой самый сладкий яд. 

А я - стихи. 

Там, где на золоте чёрным написано «вечность», 

Любовь моя тебе на колени положила букет ирисов...

Я создам тебя

Я создам твою плоть...

О, таких не пугает огонь... 

Не пугает чума и падение летних стрекоз.

Я создам твою тень...

Я создам Наготу и тело,

Я сыграю тебя,

Я отдам себя нежности тлена.

И, когда вновь во мне 

разлетятся все вещие птицы,

Я тебя соберу на усталых страницах,

Я тебя соберу, я тебя не смогу не коснуться...

Посмотри на меня,

Нам одолжено было вернуться...

На мгновение - жизнь...

На безвыходность, на обреченность,

На возможное «быть»,

Источение и утонченность.

Холод смертен для смертных

В рубашках льняных и невинных...

Посмотри на меня -

Мы с тобою ни в чём неповинны.

Посмотри на меня,

Дождь заглушит присутствие Бога...

Я создам твою ночь,

Чтоб её растворить у порога.

Я создам твою кровь

Самой жаркой и ледяною.

Ты создаешь мою плоть,

Ты создашь мою душу и слово.

Удержи звукоряд...

Я истерт добела, до проталин...

Я не чувствую рук,

В них забито гвоздей слишком много.

И когда я промерзну 

до самого белого света...

Я создам твою душу,

Я создам твою душу из Неба.

Ветер неистовый

Ветер неистовый сорвал все ноты моего сердца...

он говорил со мной, он просил меня,

он молился моей верой.

он нанизывал моё тепло 

на утреннее изящество её движений...

Медленные лодки рук, Романсы роз,

Очерки ветвей, Безупречная стойкость красоты,

Книга Чисел, Сонаты утрат,

Остуженная причастием ночь,

Почерк...Сакрально

Протяжение чтением... 

Многие любили красоту...

Но кто любил тоску красоты?...

роняю буквы в твои ладони...

в проросший сад...

О время, расскажи всем правду,

О том, что мы умрём.

Тем взглядом, цвета юности,

Чеканя новую монету...

Где я иду на ощупь 

к обезумевшим цветам...

Carmina morte carent

Она, как форма наготы...

Этой нежности, этой растраты...

Она непостижима и щедра в вибрациях своих...

Carmina morte carent...

Поэзия не умирает...

Carmina morte carent...

Я пил амброзию с твоей руки.

Всем, лавром венчанным,

Богеме рифмы,

Невыдержавшим верхних нот...

Простится им дозволенность широт, 

Сердца биение качающего воду.

Смотрите на неё те, кто искал её взгляда,

Те, кто ждал её, берите её...

Она - первая и последняя,

Почитаемая и презираемая...

Она - жена и дева,

Она - блудница и святая.

Она прибывает в тех, кто возник в ней.

Она раба того, кто породил её,

Она госпожа того, кто полюбил её...

Она - молчание, которое нельзя постичь,

Она - стыд и дерзость познавших её тело,

Она - презираемое и великое

Она - бедность и богатство...

Не призирайте ее послушание,

Не презирайте ее воздержание 

И не бойтесь ее силы, вышедшей на свободу...

Она – та, что трепетна... 

та, что слаба и невредима...

Она молчит и говорит в тебе,

Она мудра и неразумна,

Она наслаждение...

И вы, ласкающие её, 

и вы, пренебрегающие ею...

Carmina morte carent...

Убийцы среди убийц или

Последние апостолы,

Вы открываетесь ей,

Она - жизнь, она - смерть,

Она... закон.

Уничтожавшие её, снова будут искать её.

В день, когда она будет далека от вас, 

она будет по - настоящему близка.

Она – речь, которая доступна каждому и которой нет, 

Ибо так велико множество ее слов...

Она - одеяние ваше...

Она - буквы, она - голос... она - наполнение голосом...

она голос первой мысли, она молчание первой мысли...

безмолвие, которое никогда не будет познано.

Вечная слеза её...

Благословляет белые листы и скудность яств.

Carmina morte carent

Поэзия лишена смерти

Забери моё сердце

Бог пишет на песке....

Договорись до прозрачного

фильм о конце снега...

В дозволенность наготы

Скоро придут опадать ангелы

Любовью

Вернись сюда

Вернись сюда... тут бьётся сердце мира...

Сквозь сожженные краски праздника

Поменяться местами с Небом...

Христоматийно

И всё, что было мной, становится твоим...

Росчерки древних молитв бабочек о порезы воздуха -

Хрестоматийно, Христоматийно.

Освобождаясь от слов, 

Сказать ещё несколько 

Верующим в разные виды одиночеств

И одну любовь в невесомой рубашке...

Любовь, слышавшую сердцебиение яблока,

Вычеркнутую из беловиков библий.

Сквозь кому мира

Белые царапины восторга... Обжигая губы и горло...

Камерная музыка... и руки парят плавно...

Сквозь кому мира, 

Где цветы между страницами книг мертвы аортами.

Когда ты повернешься к ветру, 

Прядь волос уберу с твоего лба и поцелую строкой.

И было так тихо...

И было так тихо...Как в паузе между вдохом и выдохом...

Мягкий удар мотылка, 

Всё выше и выше подбирающегося 

к свету отворенного окна...

Летящего мимо неминуемой казни звуком...

Оставляя на холодном стекле 

след дыхания бьющегося сердца.

Ortus

Пьющие влагу терний, приближая неминуемый трепет...

Не миновать нам места, где растут змеиные головы.

Где тонко натянутая вода 

Пытается слиться с влагой тела благодарно.

Обереги объятий - копи Соломоновы.

Где строгие библейские боги 

Отпускали всех птиц из клеток, 

В надежде, что обездоленные деревья рук 

снова познают Любовь.

*Ortus (лат.) - возникновение.

Блаженны

Застуженный молебен...

Звенят фарфоровые карты таро.

Стерильный знак господства

Открывает свои библиотеки боли...

Замороженные слезы в смычке гортани,

Пьющие столь жадно 

приколотый к пейзажу напиток тишины...

Упоение жертвой падает в море своих теней...

Пламенеет белым на бессловесной полосе.

Гадание на теле... окаменеет ли душа неузнаваньем?!

Имя некрещеной травы в разрезе звука...

И ты, танцующий авторство смерти и жизни...

Последний зритель самого себя...

Тебя вновь прочли по слогам...

Проснись и смертью пьяней.

Говорят, снег это слеза сострадания...

Сквозь это обручение вещей,

Надышавшихся светом на глубине потерь,

Между нами ровно две тишины смолкнувшей речи.

В этих Граалях, растворяясь, 

ложиться на листы каплями чернил белых,

Тех, что не имеют слов… 

тех, что скрыты меж словами.

Ветхие, безостановочные...

Еще слишком рано, чтоб остановиться.

Все священные преграды, 

дотла раздетые и одетые в кровь... кровоточат.

И небеса, как аварийный выход, тем, 

Чьи раны мерцают нежно...

О, память встретившихся рук...

Прислушиваться к прерывистому дыханию ночи

Раскрытым лезвием, белыми строками.

Одетые лишь шорохом листвы, 

вы, так верившие в руки Бога.

Шелестит слеза последнего оторвавшегося...

И тень его любви взлетает так высоко.

Венецианская пыль... 

Эта листва, обмякшая в унижении...

Благородство исполнения последнего поклона...

Высокий нотный стан 

на снятой голове глубины беспамятства.

Белый андрогин, склонившись, 

пил синюю воду из неба.

Жизнь - игра в тело?

На какие кресты нас положат с тобой?

О, сколько швов носит в себе листва,

В тех огненных доспехах опадания,

Где воздух вновь свободен, как страница.

Наша жизнь - это плата, 

слышать, как случается Бог

В самом прекрасном месте для казни.

О, просторы, равняющие до равенства, 

О, просторы безмолвия...

Недолго дотерпеть до родины – 

всего лишь листопад и седину...

Даль разлук...

Ищет неведомое имя для первенца

Там, где жизнь всегда как что-то необязательное.

Дихотомия...

Мгновение назад переступил я через что-то... 

Ступив на край другого состояния...

Понравился ли я Вам, о мисс Смерть?

Вы доверили мне

 стать запятой в Вашем стихотворении, 

А себе точкой.

Оставив на груди моей нетривиальный знак...

Под музыку эпохи возрождения...

Когда мы были листьями багряными...

Блаженны…

Я люблю вас

Я люблю вас... всех тех, кто вырос в «люби и достатке», 

кто не знал боли и унижений.

Тех, кто топил тетради «слабаков» в унитазах, 

Кто с наслаждением и страхом пинал их по дых... 

кто наслаждался своей властью, забывал о человечности 

и терял душу...

Тех, кто проходил мимо протянутой за помощью руки 

и проезжал мимо истекающих кровью 

и нуждающихся в помощи... 

люблю, 

ибо вы нуждаетесь в любви больше тех, 

кого вы «убивали»... 

Люблю, ибо души ваши искорёжены и умирают...

люблю, потому, что знаю – 

плата за эту «смерть» будет высока...

люблю и плачу о вас...

Так верят в сердце

И день, казалось, первым был из тех, 

которым присягают на мгновенье...

В корнях, что выросли из почвы, в подреберье

Подвздошной милости проснувшихся аллей,

Твоих молитв просроченные письма 

читает незаконный адресат.

Где заживо одетый в кожу дней, 

окаймленный сушей и морями

Ты вспомнишь всё, когда качнется твердь,

Ты вспомнишь всё, расставшись с якорями.

Зарубки возраста... в том узнаваньи ран...

Стоим, в них...

Кто нам поверит, что мы были

И босиком спускались в храм к богам 

по тропке королевских лилий?

В корзинах ломких нас пустили по воде

Рожденных мертвыми до первых хриплых скрипок,

Где и цветы молились синеве,

К снегам губами прижимались и молились.

Как возраст ненадежны имена

предчувствием, что постареют.

И ветер каменный играет в исполинах, 

и кружится у листьев голова.

Расстрелянные вехи тесноты,

Пляски в рубашках, вековая гильотина...

Но где-то здесь, наверно, были мы...

Друг другу кем-то здесь, наверное, мы были. 

Дрожишь, как лист, и понимаешь что дрожишь,

Но есть секрет - можно не падать в эту осень...

Можно остаться, и никто тебя не спросит,

Зачем тебе безумная зима.

Коленно входим в реку... В реку строк.

Как нежно (страшно) листьям и они смеются...

Я первой строчкой выкупа'ю их испуг,

Последний размыкаю круг,

На человечьем языке они прольются… 

Я выкупаю право быть в ветвях 

Касаний родственных… на ниточке часов,

На той серебряной, которая на страх,

Запуталась (переплелась) и ждёт ответ Ветров.

Нас всех залечат или осквернят?

Там, где так тесна близость, вне обрядов тела,

Дрожь отвечает: - так не говорят,

Так верят в сердце, обвенчавшись с тленом.

Нежное стихийное бедствие

И капает на тонкий лист бумаги тонкое чувство.

Во власти пауз перечитывать тебя пальцами 

в предсердие весны...

Нежное стихийное бедствие,

Расположившееся в серебряном мгновении 

этого вечера.

Руна луны скользнула вдоль твоей плавности

Над стеблем тела твоего постижением звуков.

И если любовь - это разговор душ,

То нежность - это разговор прикосновений.

Мы дали имя рукам.

Может быть, это так лишь сегодняшней ночью...

Пока ветер на твоей коже говорит моими поцелуями.

Мои слова предают меня, срываются с моих губ...

Цветение алого... я говорю о открытых взглядах,

О отголосках тебя, посетившей мои дни,

О плывущих по течению в языки пламени.

Я хочу узнать тебя прежде имён...

Узнать о трате вечного цветка, облаченного в пламя...

В котором нет закона формы...

Молящая о смертном приговоре,

Как незаконны эти слезы вырвавшейся нежности.

Тревожить мир глотка... Поить из губ тебя...

То распаленное и то опустошенное в тебе…

Всё сказано, опадают белые цветы, 

Белоснежную тень отбрасывают 

На нашу маленькую смерть на отмели глотка.

Глагол всевластия

Когда-нибудь, когда ты перестанешь меня любить...

Когда коса сомкнется поцелуем с камнем...

Мечты заполучат нас и продолжат свой путь...

Вы, слова мои, взяли себе половину жизни моей, 

прежде чем стать молитвой...

Вы поселились в корнях моих листвою звенящей, 

Там, где сложенные в молитве руки мои немели,

Пересекая царствие смерти.

Безостановочный фосфор времени, 

Твои выпады парировать я пришел - 

Спиральный алый рукописный текст стекает по рукам...

Это не стихи, это карта.

Когда мы с нежностью дрожим между движением и действием,

Между зачатием и рождением, 

между желанием и глотком...

Наши головы склонены, наши тела переплетены.

Любовники огня,

Мы беззащитны пред желаньем...

Когда обнажены глаза...

В доверии пальцев руки цветут любовью.

Глагол всевластия, я прочту тебя ей в губы

В ночном самоубийстве тесноты...

Срезанный воздух у горла, 

перехваченный шелковой лентой, 

Где дыхание свято...

Хищное восхищение вырастет до обладания...

Как красив её танец,

Она охотится, она так голодна,

Скрытое моё до краев наполняя.

Бейся о руки, о губы,

Бейся, скользя откровеньем, 

отравлением, омовением...

Произрастай из смерча лепестков 

за пределом белой музыки...

Я беру тебя во имя того, что мы есть, любовь моя.

Я могу уверовать во множество богов...

Но лишь в одну богиню.

Людям мнится смерть лишь как лишение...

Людям мнится любовь лишь как тело, как вещь...

Они, дабы купить её, готовы умирать,

А, умирая, готовы для её продажи.

И поэтому вам поистине не о чем сказать.

Эрос и Танатос

На острие стрелы...

Стихи прижаты к телу, как псалтырь...

В каждом - биение сердца бабочки.

Этот завораживающий медлящий танец 

Замирающих в неведомых изгибах...

Писать с завязанными глазами...

Попавшие на пир блаженных...

Все восходящие луны...

Все многомерные петли строк...

Поэзия - всегда самоубийство...

Ты выбираешь – 

Сталь или кружево для имени любви...

В этих развернутых силах натянутых струн

На герцы касаний разложена речь,

Укороченная тишиной...

Осыпается с пальцев Его ВЫСОЧЕСТВО звук 

Живых переплетенных линий...

Заклинатель звучания,

Когда устанет плоть,

Звук станет ангелом.

Завещание воспламененного огня...

Согреваю строку вслух,

В воздух роняя буквы губами.

Беру на вдох сквозную, обнажённую...

Встретимся в высоте,

Я научу тебя танцу всевластия...

Танцу открытых объятий, переплетенных рук,

Острию рифм.

О, посвященная моя...

Исходящая нежностью,

Губы твои сладкие и горькие,

В трепете и жаре помолвлены со мной...

Плен совершенного ритма...

Пластика эроса и танатоса...

Не жалей себя, царствие моё,

Пожелай себя, жажда откровения...

Ты еще невероятней, когда острей карандаша...

Когда молишься Свету на качелях любви.

Код звуков

Сок строк...

Шаги печатные вбивающие в твердь 

Всю невесомость литер откровенья...

Глоссарий Феба - место преступленья...

Вечер меж рёбер, век 

И бренных голосов.

Какая мягкость языка!

Тремоло сердца -

Бутона звук открытый...

И смерть целует складки букв и строк...

Так говорите же со мной своей молитвой.

Так говорите же со мной, пока я жив...

Ветра - литаврами,

Цветы - потусторонним,

Тропинкой речи сквозь игольное ушко

До отзвука моей ментальной крови.

До истиранья медленных октав

В дорожки слов, где не сойдется ни одна примета;

Крап бабочек, окрашенных в полях,

Бесстрастный серый и схоластика сонета...

Дрожь укрывает цвет вещей

Оркестром сумрака растрескавшейся кожи...

Неслыханная милость, я ничей!

Октав карминных я целую ложе.

Финальным росчерком:

О, я прошу, не чти 

Свою бездомность, опалившую полнеба...

Левиафан, ступающий сквозь страх,

Бросающий театр растраты Феба.

Код звуков в линиях ночей

Глаз Антигоны.

Guillotine

В божественной тесноте Твои губы текут в меня...

Мои руки на твоих страницах... 

Медленно, по высокому дну.

Любовь моя, я предпочитаю пламя, 

Где в каждой белой точке на конце строки,

Вновь качается таинство этого невесомого «мы»...

Anima - Animus.

Почерк сердца, 

Тебе сегодня пить белый сок пера А cappella...

Рассыпаясь трепетом по плечам, 

пригубив стихи сближения, 

Жажду ощущая в обожженных губах...

Там, где жизнь в пару всегда выбирает себе смерть...

В губах поящего обещание не щадить тебя этой ночью.

Тронутое поцелуем в позвонках наготы...

И уже не отыскать границ в раскаленном и хрупком.

Уязвимость близости...

Унеси меня глубже, в каждый изгиб желания

Тяжелеть сладостью смерти, 

Ненасытностью возрождаясь.

Пригуби до дна полный влаги пепельный воздух...

Чёрное вино в красном бокале...

Повинуясь внутренней обреченности наших тел...

Рождая иное горение - 

Горение всех оттенков нежности... медленней.

Великодушие казнящих глаз, слияние губ

Двоих, упавших к гильотине...

Пламенеет воздух

Повелительной жаждой гортанной 

В этот звук, полосовавший спину...

На губах моих капелька терпкого сока граната – 

Алая буква твоего поцелуя.

Напиши на моем теле чернилами близости...

В стихах прижатых телом к телу,

В предсмертии ночной сакуры вспышки звучания

Губ разомкнувшихся твоих.

Отдавая дань, обнажаются страницы откровения

Уже желающих сгореть друг в друге.

Заклинания этих слов...

Я позволяю тебе выжигать их на мне,

Я позволяю тебе скользить свободно.

Вечность не разлюбит этот танец, пока в нем жива любовь.

Сквозь хрупкость нотных ликов

Где времени наперерез так тонко и так обнажённо,

Где взмахи альтов как глубокий поцелуй

В твоем кровосмешенье с скрипкой...

Струнная легкость...Я давно так не дышал!

Ночь резонирует над альвеолами касаний,

В безмерностях и расстояньях

Вновь растворений маленькая смерть.

Ханами сердца моего -

Сочится звук, отдав мгновенью умиранье звука...

Ловец огня... сквозь хрупкость нотных ликов

Я именую жизнь летальностью тебя, 

Именованием забывчивости чтенья

В земных обычаях с их хищностью химер...

Смотри, ступают листья сквозь эпоху возрожденья...

От сердца к пальцам... В свой тотальный плен.

Там, где узнав, что чем смертельней пустота,

Тем нота более верна.

Так, сохранив осанку, ты ступаешь

Импровизацией живого полотна... сквозь тело.

Запечатлеть твой почерк...

О, нежная вина моя...

В воспламененном трепете самосожженья,

Где обнаженности касается Психея...

Верна, живой любви верна.

Как лава голодна... О, духота старенья мира...

Разрывом музыки озвучен

Тобой сегодня смертный пренебрег

Там, где вновь бабочки играют в «да» и «нет»,

Уже обнажена слеза Сатира.

До Воскресенья

Горячим ритмом бьется, задыхаясь...

Железом по ладоням и слезами 

Смятенье слов, звучащее словами,

Над лакримозою с шипами грёз.

Сквозь терпкий привкус пальцев всуе верных?

Задеть рукой, прощаясь на мгновенье,

Как отзвуком заката в день печали,

Слушать романс измученного лета

И засуху, как фрески, изучать.

Как тихость не шагов, а ожиданий

Жизнь - церемония для путеводных нервов,

Цветы, несущие земле свои дары.

Любовь моя, суровы эти земли,

Любовь моя, всем утомленьем нашим

Восходит солнце эту веру греть.

В том откровеньи говоривших в губы,

Возьми меня себе до Воскресенья

К богу тепла, к потерянным в забвеньи...

Пиши мной сокровенное «люблю»...

Познает время нас от смерти до рождения,

И схватки памяти нас взвесят на ладонях,

К нам прислоняясь, к обожжённым, обнаженным,

На языке сошедших в листопад.

Где тащат нас на званый ужин боли,

Из зрелищ убирая лишних,

Поя их откровеньем в срок.

ПредИсповедь... порезавшись о камни...

Судьбой по тверди, чтобы всё услышать...

Раздеться и одеться донага.

Ты знаешь, что дозволено тебе,

Колец годичных ветер сложит древо -

Так боль вдыхает совершенство в тело,

Так вечность учит вечности своё.

Поверивший, тебя признают Дома,

Прижмут к себе и больше не отпустят

К творящим жизнь из тени на стене.

Листвы взросленье снова входит в юность,

И вновь венчается с твоей горячей кровью.

Поивший вечность из своих ладоней,

Ты выбирал евангелие своё.

На вдохе

Погаси солнце...и мир умрёт...

Погаси луну... и мир превратится в смерч...

Слышишь, как надеются птицы, 

утром вымаливая рассвет?...

Слышишь, как Бог плачет,

прежде чем позволить им петь?...

А когда поют они, Он замирает, ибо боится, 

Что они решат что их песня не нужна никому...

Право на бессмертье

Ты не тревожь мой воздух, вздох ночной...

Ты - тусклый звук, цензура впечатлений...

Вновь в каждой тени спрятан древний гений,

Рассказывающий откровенья вслух.

И отпечатки речи всё острей,

Цветы догадываются, что их приручили,

Впускают аромата тонкий слог

Как предсказанье, жгучее как чили.

Какая смесь! Как не боится быть!

Так вслушивайся в эти уверенья!

Я выйду в строки...выйду весь,

Чтоб временем твоим владеть, мгновенье.

Ветер роняет белые листы...

Ты слышишь шорох рассмеявшегося лета?

Где сумасшедший зодчий тесноты

Нас выдохнет из бликов в силуэты.

И в этой столь знакомой миру пьесе

Так неподвластен мотылёк витку эпох,

И лепесток, кружащийся как бог,

Не в силах опровергнуть право на бессмертье

В моей душе запечатлеет срок

Открытой раны распустившегося сердца.

Красная глина

Не тебя бросили в мир... Это мир бросили в тебя...

В зрении садов младенцы цветов на иконах просторов...

Красная глина цветения на крови совершенства...

Колышется крыло и бродят имена по свету...

Бродят и произносят прозрачно воздух...

Произносят, пока не замерзнет он в глазах...

Пока не разуют имя...

И тогда... тебя вернут в Бога или Бога в тебя?

Глоток диеза

Ледяное лезвие вдоль лопаток...

Ветер тронет листья предчувствием речи...

Возвращайтесь звуки к своему господину…

Он устал смотреть сны тысячелетий.

В первых каплях утра глоток диеза...

Жест отрыва струнных к наклоненной шее...

Обертоны воздуха, павшие вертикали...

Проливается сердце головокруженья

Между телом и Духом - застывшая нота.

Танец бессмертия

На выдохе музыки осмелься позвать...

Поднеси ей любовь прикосновением бикфордовым...

Острый трепет звучания во всем, к чему прикасаются 

Танцующие Танец Бессмертия.

Сон искушенных...

Развязок плавящихся камертоны ...

Ихор* разжигающая близость...

По ту сторону кожи вырастает горящая роза...

Как пропуск сорвавшимся в полёт.

Касаясь струн полуночи...

Прикосновения как прочерки...

Цвести дотла.

Раскрытые ищущие губы,

Нежный преступный сплав,

Двуязычье.

Спор рук, ждущих согласия,

Плывущих в ветер в обертонах касаний.

Вновь и вновь оказываясь в эпицентре взрыва...

нежность сладко пульсирует

И целует время король пентаклей*.

*Ихор - нетленная прозрачная кровь богов

в греческой мифологии.

*Король пентаклей - карты таро,

в контексте стихотворения символизирует изобилие.

Произношу тебя побуквенно

Смотри же, как легко проходит звук,

Скользит по стеблям пальцев лепестками...

Сад алых строк - ожог у губ...

Лира ветров склоняется над (с)нами...

Сияй же в отраженьи глаз моих...

Я в них сгорал...сгорал в твоём «люблю»...

Как я сгорал, но жил ли кто светлее?...

Свидетельствую сердцем - не жалею! 

О, боже правый, я бы повторил.

Чтоб развернуть октавы и стихи, 

Ладоней зрячих повелительным глаголом,

Так любят женщину, так любят жизнь и слово,

До острия, до откровенья наготы.

Мы пламя двух, столкнувшихся во тьме...

Поспоривших о том, что знают пламя.

Я был тобой, я целовал стихами

Всё то, что запивали мы огнем.

Когда ты пьешь безудержно стихи,

Дрожит на шелке тесноты арена.

На сотни клеточек одна святая дрожь -

Риторика, лишающая тела.

Как нежно и опасно... ночь...

Вечное ценит только то, что бренно.

И лунный звук по телу льет вино,

Цветеньем наполняя вены.

И трещины и опечатки линий жизни,

Где мы спиной к спине, лицом у лицу, 

Где двое нас, искавших суть одну,

Где пальцы пальцами... мы складываем в выси

Одну лишь ноту, на двоих одну.

Вторжение в глаза сверхзвуковой иглой...

Сквозь сумеречный алфавит движений

Протуберанцы аромата роз пронзают стих...

Как обнажЁнно голово-круженье.

Так тонко, так отчаянно легко...

Запретной книги алые страницы...

Как нежен звук, желающий забыться,

Произношу тебя побуквенно -

Люблю...

Первая вечность

"Нет, не мигрень, но подай карандашик...".

О. Мандельштам

1

Все поэты как листья и ветер...

Помнишь, нас от ветвей оторвало...

И нас кто-то унес... нас не стало... 

Вся поэзия - листья и ветер...

И охраняют время Сторожа,

Как будто тут они,

Как будто, как и мы,

Забыты...

2

О, Сторожа, сыграйте мне на скрипке, 

Я знаю - скрипка очень хороша...

В ней скерцо гениального поэта, 

Поэта с странным именем - Душа.

Глубокая, похожая на раны,

Где скорби побеждает красота,

Где ты её отогреваешь словом – шрамом,

Похожим на распятого Христа.

Роняя обреченный голос

На белый лист, чей омут так глубок.

3

Странный мой спутник - слуга этой бренной руки

Грифельной мягкостью белый лист причащая…

Я расскажу ему то, что совсем он не знает -

Как замирают слова, прежде чем отболеть.

Как повторяют разбитые губы строку,

Как заостряются, гибель свою понимая, 

Как повторяют нас, кружатся и опадают

На белый лист, отдавая звучанье ему...

Так получи меня снова в подарок...

4

Так получи моё сердце в подарок

Так безнадёжно, как вечное слово,

Так ненадежно, как точное время,

Так получи меня, так получилось.

Это лишь первая вечность, как осень,

Дальше зимы будет звонкое лето,

Слово для губ, слово для соло,

Слово для нежности и для запрета.

Слово для боли, слово для ночи, 

Слово для вышедших к ветру и листьям... 

Снова вода прольется на шорох...

Женщина ночью – рай или птица?...

Завтра та бабочка встретит собою…

Завтра та бабочка встретит вновь твердь

Сердце твоё, печальный паломник...

Вот карандаш твой, расплавивший смерть.

Хайку тающего кубика льда

Пальцы рисуют сначала губы,

Потом ключицы, спускаются ниже...

Отзываются дрожью.

Как бабочка – обнаженность...

Наслаждение затяжного прыжка...

Мёртвая петля желания перехватывает горло...

Воск танцует на теле...

Откровения обжигающих контрастов

Каждой каплей звука...

Ещё так тёпл след огня на воске...

Письменность губ...

Собирая в иероглиф невидимые вены любви

Руками переплетаясь с речью,

Пробуждается трепет.

Влажный ритм...

Твои бедра встречают язык пламени,

И медленно сочатся слова на черное знамя ночи

О губы ветра рассекая звук...

Медли её...

Лепесток сакуры безмолвных узнаваний

Развязывает тишину дыханьем пальцев.

Вызволить арканы пламени...

Я беру твоё звучание на острие моего языка...

Трепет растраты...

Хайку тающего кубика льда.

Le Desir

Я буду вслух читать стихи сегодня, на бархате ночи,

Прикосновением черной орхидеи к телу...

Строками обнажая тонкий след поцелуя 

на твоих запястьях

Сумасшествием, звучащим в крови.

Когда ты идешь во тьме на зов моих рук, 

Мягким глотком пить тебя...

Знающие цену наслаждения...

Первый глоток - жажда, второй - страсть...

Пыльца цветов на пальцах - эстетика цветенья, 

Совершенная каллиграфия обнаженных поцелуев...

Снять с тебя одежду, 

под которой ты так долго молчала...

Я выберу тона, подходящие к твоему звучанию...

К твоим касаниям,

Там, где время с пространством столкнулось 

и заговорило.

Там, где влажны лепестки...

Ты нежна и опасна, как пламя и лёд...

У вершины вдоха 

сойдись во мне всеми линиями и ливнями...

В литерах азбуки твоих движений,

В ребрах звезд, в ребрах ветра...

Плектрами* каждую струну твою 

остриём от лона до горла...

Пить поэзию твоей наготы,

Оттягивая приближение моих пальцев к твоим губам...

Завяжи глаза ей, вытяни руки её

И иди на прощание с разумом...

Нежный черный цветок:

Касанья, губы, руки, глаза - пропасти края'...

Жажда поёт в горле, отдавая нас огню.

Выдох как выстрел...

Глаза разлившихся любовью,

Срезанные ветром, разлитый лунный сок.

Воск не устанет течь любовью 

На тело, испившее белые строки...

И месяц, заблудившись в связках, 

Прочтет le Desir на всех языках любви.

Вчитываясь в твою кожу,

Смешивать кровь с вином.

Вином, 

переливающимся через край неровного дыханья.

Я буду вслух читать стихи сегодня, на бархате ночи.

*Плектрами - тут, кольцо-коготь, надеваемое на палец.

*Le Desir(фр.) - желание.

Правила поклонения

Мы мертвы, когда одеты...

Я зову тебя с собой насытить твоё молчание, 

любовь моя,

Туда, где черными клавишами бесконечной музыки дышит белое.

Помнишь, как среди обнаженного доверия

Теплый ветер дыханья медленно раскачивал слова.

Лето твоих песен во мне,

Во всех касаниях, 

что обретали звуки вслед за моею рукой...

Оспаривая право на тебя...

Эта нежность и эта страсть,

Эта грация бабочки,

Этот контур медлительной луны,

Эти губы, что знают все правила поклонения,

Эта поэзия нежности, вся, целиком...

И когда все уйдут, мы останемся вдвоем

Слушать разговор наших пальцев...

Ты утолила всё то, что не смогли утолить другие...

Острейшее касание стиха,

Я следую за голосом твоим,

Открытость всех морей в тебе...

Ночь пьёт Гекаты мёд,

Вальсируем пьяняще с тенью, 

касаясь друг друга невнятными буквами...

Где губы твои раскрываются всё жарче...

Где наши руки зажигаются огнём... 

как посвящение жажде...

Тебя, такую вольную во всем,

От ступней вверх до кончиков волос и снова вниз

Читать...

Яркие слова, я укрываю ими тебя...

Яркие слова песком у твоих ног...

Близость подобна разоблачению...

Я потерял своё инкогнито, мой бог...

Пульсирует на шее слово,

Отбрасывая тень к стене... сбрасывая тело в близость...

Глотаю воздух из твоих глаз,

Код нашей войны в нашей нежности...

Тень истекающих строк на гладком шелке...

Символы прикосновений...Пылающее сердце свечей -

Древнего речитатива и молитвы...

Ты похожа на мёд и красное вино...

Предел у влажных лепестков – 

так пахнет время красотой.

Покинь же ненадолго мир и возвращайся...

Как вечное, как своеволье... как... россыпь лепестков,

Где эти трепетные звуки пронзают кожу -

Так расцветает близость... Распяв руками руки.

На стебле расцветает лилия...

И вязью букв в величественном танце выгибают спину.

Ты, нищий, способен дать всё; Ты, всесильный, проси!

Вручая себя губам,

Безжалостному поединку двух откровений,

Где под утро вы станете произносить себя тишиной, 

Долгим послевкусием разливаясь по венам тем, 

что было ночью вами.

Густая степень близости произнесения

шрамирует бумагу,

Рисуя строками тебя, как вечное, 

Как своеволье древнего речитатива и молитвы...

Наследую имя любви

О, как чистокровен тот звук у молчащей строфы,

Что дрожит под языком так безмятежно,

Какие шедевры ночь шепчет теням опрометчиво-нежно,

Где насмерть сразятся все образы, спавшие днем.

Интимен твой внутренний шелест, ступающий «за»...

Как прежде роскошен цвет, вдохновляя воздух,

Наследую имя любви и ее первый возраст...

Как ложно сказанье, что ночь бесконечно темна.

И пишет иероглифом белым

Свеча в этих бренных тенях,

И просит словарь утешенья, блаженного мира,

И только немного помедлит 

По следу рука...

И только немного отчётливей станут чернила.

Над белым молчаньем кружится воинство слов,

И близится листопад молитвой последней.

О, как чистокровен тот звук,

О, как невпопад 

Приходят слова на твоё вечное откровенье.

Венок спелых слов

Где венок спелых слов мне на память оставило лето,

Где слова отпускал я, пряча сердце своё между строк,

Где эдемских детей ночь роняла в тела с парапета,

Где вновь целилась осень ярким лучником 

в белый висок.

Там, где вместо меча я в ладонях держал тишину,

Там, где выдержав сухость, два пробела и чёрную точку,

Я последнюю правду сраженья прочёл в высоту....

Поперек всех Эльбрусов, укрощающий их мерзлоту,

Самой огненной в мире строчкой...

В ней живым оставаться - проклятие или везенье?

Ножевая и назаретовая

В библиотеке Бога так много книг...

Он читает каждую - каждого.

Струны для новорожденных арфы и скрипки...

Он слушает каждого...

Он знает, что с той стороны картины больно каждому.

Он знает о всемогуществе смертных, 

Готовясь испытывать на прочность их сердца...

Он плачет, отпуская нас в познание тяжести...

Так падаем мы в рассвет, 

ударившись теменем о столп яркого света.

Бог стирает нашу память, сравнивая счёт.

И сжигая нежные связки первым криком,

Мы становимся сопричастными дрожи...

Трепету кожи, цвету повторений, 

Прагматике исчезающего, сердцу вечного...

В этом бездомном родстве

Призванные смотреть обноски снов, 

Пришедшие из созвездия любви...

Что ты примешь тут и что отдашь?

До момента... До самого Высшего, 

В котором произносится «прости» -

Самая жаркая молитва любви на ледяной латыни...

Ножевая и назаретовая.

Серебряная нить

Назовем эту грусть - теплый ветер вечери...

Назовем этот день - не кричат петухи...

Назовем эту правду - тишиной Магдалены...

Назовем это время - время с новой строки...

Назовем синь чернил - обетованным молчаньем...

Если ты пожалеешь, тебе выдадут крест тяжелей...

Назовем это место - песнопением в травах...

Назовем это утро - ожиданием палачей.

За минуту до...

Властелины того, что потеряли,

и пленники того, что храним...

О, близкий мой... сполна мой день...

Поручители мои - сердце и любовь,

Приручение огня Красоты 

в оболе холода и молчания...

Голод, я срастался с тобой,

Мне было слышно, 

как пыталось заговорить моё сердце, 

обо всем, что я люблю по-настоящему.

Переболевший тобою, живёт тобою...

Подвенечная Красота,

Я позволял себе пить твою обнаженность, 

твой свет, твою тьму...

Мы имели с тобой дитя. Мы дали ему имя.

Детство его - всепрощающая тишина...

Отсутствие всегда ищет слова -

нечто языческое, неоглашенное, 

конфликт немоты и отрешенности, звука...

Онемевший разговор, где

гильотина времени всегда наготове.

Где-то, в каждом из нас, 

зашита ампула смерти и жизни...

Говорят, Бог стирает нас в Себе после смерти...

Голоса наши еще не остыли...

За минуту до слабости и всесилия...

Целуя в губы пройденное, 

Красота превратит нас в подобие.

Всё или ничего

Ночь раскладывает сиротство строк на столе...

Не может произнести и вынуть из себя ни слова...

А голос мой летит, чтобы дать имя сну, 

Чтоб найти свой символ жажде...

Стихи начерчены на стене ветвями и отблеском фонарей, 

Обнажены для ласки лунных прикосновений,

Я знаю их жгучую песню -

Это мои голоса поют в их движениях...

Я смею любить каждую ноту их откровений…

Я перестаю погибать в каждой из них несмотря на то, 

Что все мы стоим в очереди на смерть...

Племя солнечных слов ищет приюта в моём горле...

Пой, как будто с тобой произошло всё 

Или не произошло ничего...

Завтра на рассвете тебя оденут и в пепел и в цветение...

Птица, влюбленная в высь - всё то во мне, где обитаешь Ты...

Невесомый разговор

На губах горизонта закат...

Полнотой витальной опасной и ликующей силы...

Отливает жаром медленная трава 

И приходит тенью стихов кто-то, 

Так долго ожидавший меня в сумраке сиреневом...

Между ночными венами и тишиной 

Чиркнул черной спичкой воздух...

Ветер выгибается в танце...

На цыпочках приближаясь 

К шелестящему воздуху бумаги...

Регистр отточенного карандаша собирает дыхание...

Невесомый разговор... декупаж предсердия...

Луны соскользнувший взгляд - белый автограф, 

Оплавивший нежность грифеля...

Подлинник любви 

самоубийственно сойдёт в мой алый ритм, 

Отдавая сцеплению звуков и кружевным теням 

право слышать огонь...

Просыпается ритм и падает между строк...

Помнишь, ночь, 

что к рассвету меня убьют твои откровения?!

Но не бойся, утром я выйду в срок...

Солнцестояние. Dum spiro, spero

Dum spiro, spero

(В то время как я дышу, я надеюсь)

 

Место, где я впервые увидел звёзды и деревья…

Снег в своём величии и мороз в своей жестокости…

Место, где я стою сейчас.

И дерево шумит, как встарь…

Прямо в глаза мне, прямо в объятья 

идёт безмятежный покой.

Мне хватило отваги вернуться,

Вернуться сюда живым.

 

Моя биография – то, что осталось в сердце…

Это нельзя записать адресами или точными датами.

Свет, вернувшийся из забвения, Идет... 

и небо несёт в глазах…

Усталых, но дышащих тем же ветром…

Он говорил мне: помни – сохрани своё неповторимое …

И я стоял на этих спасительных Мостках 

как на вершине мира…

И слушал и вслушивался - так, как он учил ме-ня…сердцем…

Вдыхая сердцем поэзию мира,

Отыскивая дорогу к своим глазам... своими глазами.

 

Открытие законов всемирного тяготения - то первое, с чем я столкнулся по дороге,

И противопоставленный этой силе – 

молчаливый поцелуй Бога.

Я всегда ждал Мессию, я знал, что Он идёт …

Идет, чтобы прийти и снова коснуться голгофы.

Он шел и знал, что не избежит неизбежного.

А я писал… Писал о Любви.

Я хотел, чтобы к Его приходу люди были готовы, 

и Он избежал бы неизбежного…

Писал... зная, что мне за Ним не угнаться, 

писал о том, что помнил -

Том дне, где с последней улыбкой на губах Он забыл страдание.

Его присутствие реально как вино и хлеб,

 как стих псалма…

Я не прятался за молитвами, я писал

То, что не умещалось в слова, но продолжало быть.

 

Когда Он постучится в твои тонкие двери, открой…

Солнцестояние. 30 серебренников

Помнишь, ты говорила мне в ночи:

Солнце всегда возвращается.

Мысли на фоне неба....

Разносятся пунцовые голоса роз 

на дне праотцовских книг

И тускнеют, будто игрушки в руках Бога.

Тебя приласкает предчувствие, 

исцеляя от минувших дней,

На мгновение приласкает…

Поверь, поймешь потом – 

нет ничего слаще предчувствия.

Нас окружают мысли.

Мысли впитывают первый смех ребенка

Мысли на каждом осеннем листе, 

на каждом листке осень.

Мысли... твой слух внимает не им, а мгновениям…

Когда сломается компас или штурвал

Ты окликнешь каждое мгновение по имени.

 

Луч, проходя через стекло, искажается....

Люди - искажённые стеклом лучи…

Слышен пульс тех, кто надеется остаться невредимым...

Слышен их пульс, но не сердцебиение.

Ты купил сон. Сон о тебе…

Выйди из предощущения себя... открой свою жизнь!

Мысль продается за звон серебра там, 

где тебя проживают стежками…

Подтекст любого соглашения – 

утраченное или украденное.

Вам уже предлагали 30 серебренников 

за умолчание о лжи?

Обворованные щедро платят за твоё молчание.

Тускнеет игрушка в руках ребенка.

 

На осине висит время – иуда.

Под каждой травинкой Весна.

Время идёт всегда под откос.

Предохранители сердца ломает цветение.

Всё можно перевести на любой язык,

Опыт мгновения свят. Ты единственный, 

кто прикоснётся к нему.

Можно ли получить одно, не жертвуя другим?

Мысли на фоне неба…

Есть ли тут глаза, которым в диковинку этот сон?

 

И смотрят из пламени на тебя глаза…

Твой Бог не писал тебе уже сотню лет...

Новорожденный здравствуй!

Бесконечная красота и конечная боль 

всегда в бесконечности.

 

Цветут ли цветы осторожно?

Любовь - это когда двое 

дарят друг другу свою невесомость.

Я хочу попросить тебя Быть...

Как и тысячи весён «до», как и тысячи зим «после»…

Солнцестояние. Иди и смотри

Книга плача... Мы плывём к центру взрыва.

Перекликаются голоса - это мы, мы ищем себя...

Иди и смотри... ибо если твоя душа спрячется в тебе, то иссякнешь...

Иссякнешь, если не поймёшь игры, состоящей в том, чтоб выйти из игры!

 

«Несите меня, воды глубокие,

из темени той и пустыни той»

 

Не спугни Солнце, изломанный на колесе.

Ты пришел в эту жизнь молиться о помиловании...

Развязываешь узлы ещё неясного...  

туго затянутые тобой самим.

Окуриваешь фимиамом совесть, 

чтобы недвижно сидела взаперти.

Белизна страниц ненаписанной книги...

Страх иглы пера - нитка белая, нитка черная...

Отказываешься от стёкол, искажающих свет...  

На позвонки ночи нанизаны фонари...

Круг запутанных троп темноты. Круг тебя.

Дворники считают тех, кто умер, 

Метла искрит в напряжении.

Ты чувствуешь её присутствие. 

Она ждет, чтобы вернулся Ты,

Исписывая существование в тебе 

ещё не проявившимися чернилами.

Достигнув спелости, 

ты обретаешь прощальную неизбежность встречи с ней,

И она же дарует тебе новое цветение.

Всё живое в бесконечности...

Каждый знает своё лицо, скрытое в темноте -

На одной струне сыграно и величие 

и ничтожество листьев.

 

Дозревшие до броска к небесам, уже опадают

И гулким ударом о земное тревожат Хозяина Сна.

Утренняя проповедь птиц...

В лёгких их – Стихи.

Заговорил свет... Звон беззвучен...

Передавая свои знания, он даёт миру шанс... 

позвать Душу.

 

Тонкие Ткани пишут нас на одном дыхании... 

без черновиков,

Быть Собой, приходить в Себя, 

находить Себя в хаосе событий...

А ведь то, от чего вам больно - не то, что входит в вас, но то, что из вас выходит.

 

Иди и смотри...

«ибо любовь — самый тяжкий свет из всего, что несём мы в наших глазах»

Солнцестояние. Тень креста

«Одни несут на Голгофу свой крест,

другие - молотки и гвозди».

Неразорванные звуки, неразомкнутые кельи - 

Это бег в бегущем мире,

Где безлюдные тела ходят по земле...

Смотреть в Ослепление - не тоже, что смотреть в Есмь …

Кто Ты - Тело или Душа? Ищу человека!

Собери Себя из...И будешь Ничто и Многое.

 

Код Прюфера – «между всеми деревьями существует взаимооднозначное соответствие...»

Мелодический контрапункт...

Внутренние внеязыковое пространство,

Мерцание настойчивой жизни… Прыжок Веры.

След той Любви, что дарит Он нам...Свет той Любви – родимое пятно

В едином мгновении с прикосновением Того, 

кто распят в каждом из нас.

И если даже никогда прежде 

у тебя не подгибались ноги, они подогнуться,

Если ты поймёшь, что распинаешь Его и сейчас...

Ибо Любовь - самый тяжкий свет, 

что несём мы в наших глазах.

 

Ты сам себе и палач и приговоренный…

Палач отдал, приговоренный взял.

Палач взял, приговоренный отдал.

Посмотри в глаза каждого, кем ты был в этой жизни,

Но здесь никогда не было лиц! Это одно лицо - твоё....

Всё - лишь очертания слов, а за ними бесконечность…

Ты всеми смертями уже умер на земле!

Всмотрись...

Замедлись там, в тиши неоскверненной,

Она никогда не платит по законам чужой совести.

 

Человеку можно помочь встать, но, если он не готов стоять, он снова упадет...

Я целую каждый твой шаг на пути на эту голгофу…

Отнеси свой крест туда... распятием, творимым в тебе...

Не ставь Живым точки! 

Ведь ты любишь в себе всё живое...

Как же мало будет тех, кто останется жив...

 

Бездомные птицы содома и гомморы слетаются...

Разучились на человеческом разговаривать…

Всем хотят метку черную раздать...

Выставляют всему счёт САМО-убийств.

Страх быть смертным - самый большой страх.

 

Изъять или оставить – растратить или сохранить?

Сшивающие песни - как попытка выйти за пределы,

Противоречие между «письменным» 

и «дописьменным»...

Всё - мгновение, подтверждающее себя следующим мгновением, или забвение?

Со-Действовать Мгновению или Забвению?

Если входишь в мгновение, становишься ясностью...

Если захочешь вчитаться в себя, станешь прочитанным.

 

Святые в мир пришли на языке дождя...

Целовали листья и ранили губы о их багряность...

И снова целовали.

Жизнь окрикивает Солнцестояние в тебе...

Солнцестояние потерянного по дороге.

 

Показалось или нет? Кто-то шел с фонарём

Это будем потом

Заверните меня, когда я уйду, в стихи

В черновые наброски недописанных строчек,

Отыщите ту песню, что пела любовь мне ночью

В той тональности нежно-скрипичной 

хрустальной тоски.

Это будет потом. А сейчас я отправлюсь дышать

Бесконечной душой и всецелым причастием к тлену,

Долго - долго молчать перед каждой строкой,

Разливаться побуквенно речью по венам.

И листать этот воздух, подстрочник читать,

В невесомости шага над бездной с именем Бога

Открывать свою дверь и впускать тишину, в ней стоять

И смеяться печалью на грани забвенья и снега.

И смотреть, как Нерон, на рассвет, сжигающий тьму

В достоверность отсутствия, вылетая за скобки ковчега

И вскормить и скалой и землей эту белую грусть

В ветхом шепоте серебряного ночлега.

Исчезаю по капле, по словам остаюсь...

Что такое для вас голос поэта?

Не имеющий берегов алый путь...

Там, где все безымянно под сводами Босха и бреда. 

Имя жизни - Любовь, имя смерти - Часы...

Ветка ветра над папертью покрывала...

Выжигает слова на ветру чья-то кровь...

В ночь сквозных недомолвок 

перекрестится звуком октава

И покатится ввысь с широты своих дней,

Обнимая распятого, что ходит дождем по звукам,

Чтоб услышать и спеть теплом чьих-то губ 

Что такое Поэт... И строку вложить в его руку.

В тех конвертиках тел, что разносит земной почтальон,

Письма, полные снов и откровений...

У поэзии вечный Серебряный век.

Заверните ее в саван вместе со мной,

Положите ее, как терновый венец, к изголовью.