Краденое Солнце (Чефалу)
- 6
- 0
- 0
Чефалу
Гейша! О чём промолчит
кифара?
Ждут нас в ночи
берега Чефалу.
В каждом из сотни Зверей —
Великий.
Пана свирель —
щупальце повилики.
Вместо зла и добра —
Квадратура Круга.
Ближе, маленький брат!
Мы убьём друг друга.
Крик
разрывает спутанность построений.
Жжёт изнутри
сердце Алостраэли.
Звёзды Нуит —
лезвия глаз раскосых.
Снова кленовым вином пьянит
осень.
Ржавым замком
падают шоры. Слышишь?
Слышишь. И нет Закона,
превыше...
* * *
Витай над Бездной, херувим!
Плетись в Багдад, покорный ослик!
Нет ничего не о любви —
Ни вне, ни над, ни до, ни после.
Напои, о Пан!
Палиндромное переложение
«Гимна Пану» Алистера Кроули
А те все, яд жаждя Её света,
теперь — трепет.
Муж — ум. О, муж — ум,
но он —
тень полночи. Бич лопнет!
Ио, Пан! Напой!
Ио, Пан! Напои!
Иди яро, муж! У моря иди!
И с Си-
цилии лиц,
из Аркадии так рази!
Яда, Бахус, суха бадья!
И девы, демоны, вино, медведи —
идите, дети! Динь! Идите, дети!
Динь! Идите, дети! Ди-и-и...!
Бел их ослик. О, нивы! Вино кисло и хлеб.
Иди яро, муж! У моря иди!
Иди,
жених Аполло! Пахи нежь!
И, Диана, иди!
И гони, омой ноги,
Господь до псов
у сёл, в нуле лун, в лесу,
в
роге гор!
Икре муската лил атак сумерки,
и телом окуну ком молитвы
в омут я всесвят умов,
ух! — души вишудху,
о, видя дебрей бредья диво!
Вон от ветви древ — твердь ив тевтонов:
тел муза ли, худ дух и разум лет.
Яро, муж, иди ж у моря!
(Ио, Пан! Напои! Ио, Пан! Напой!)
А Гоби? А ловя Дьявола и бога,
муж — ум. О, муж-ум!
Зов иди бур! Труб иди воз
из-за Азии!
На барабан иди, на барабан
несе вёсен!
Иду, дева. Аве! Дуди!
Я вот огнен. Готов я!
Или ждём терзать, а зреть — мёд жил
не дал, ладен,
взять язв.
Ах, объятья Бога!
Я силён, аки лев — великан, не лис я.
Иди, о, иди!
Цепенел я, нелепец.
А демона желал одиноко конь идола, лёжа. Но мёда
Лаж в око мечем оков жаль!
Вот я всесветов, вот и всесвятов.
И знаки кандзи —
Гор, Око, Рог.
Love me — символ,
идол плоти,
о, воль слово!
Ио, Пан! Напой!
Ио, Пан! Напои! Ио, Пан! Напои!
Я — человече, воля чья!
Верши волю! Ловишь рёв
нот, а как Атон.
Ио, Пан! Напои!
Ио, Пан! Напой! Ио, Пан! Напой!
Удав — туг жгут в аду.
Родной кондор.
Удали Бога горб и Ладу!
Напои, Пан!
Трёмся телами, мимо летя. Смерть —
Горний Инрог.
Ио, Пан Я! Напои! Ио! Пан Я! Напой!
Я Инь, я Ян, и я —
лез, Азазель,
лез, о Козёл!
Я — Золото Лоз!
Я — Бог Копья!
Кости тела летит сок,
стебель-хлебец.
О, бил во камнях дхьян маков — либо
он не до нрава равноденно,
А себе насилую лис, а не беса
лавр о зарю, разорвал
Рим Севера в варе — весь мир.
А там дева, ведьма та,
инок и муж, ум и кони, —
а написал: «Во власти Пана!»
Ио, Пан! Напои! Ио, Пан! Напой!
Псалом
Из Алистера Кроули
(пер. с англ.)
Господь наполняет уста мои благодарением;
Праведность Господня нашла приют в гортани моей.
Шатёр Господень — кровля рта моего;
врата Господни — слоновой кости.
Язык мой — служанка Господа;
возрадован Господь во дворце порфира.
Губы мои ликуют в праведности Господней;
чрево моё даёт благодарственное,
ибо Господь наполняет его благословением.
Я ладья Господня;
Господь благоволит мне;
Господь привёл меня к свершению.
Возносите хвалу Господу, все любящие Его;
возрадуйтесь в Нём, сыны и дщери Просвещения.
Вот, Господь возвысился в праведности;
правота Его наполняет землю хвалою.
Ибо Господь наполняет уста мои тишиною;
и блаженство Господне — искупление моё.
Песнью тайною восхваляю я Господа;
и слово Его есть Свет.
Summa spes
Из Алистера Кроули
(пер. с англ.)
I.
Всё бытие — страданье,
Желанья в том повинны.
Струн лёгких трепетанье
Зажечь я не премину:
Пусть смерть в свои пределы
Возьмёт — не сокрушаюсь.
Я жил, и жизнь кипела, —
И проклят, коль покаюсь!
II.
Разумно рассуждая,
Надежду мы лелеем:
Коль ничего не знаем,
О чём же сожалеем?
Сознание зависит
От мозговой каши́цы;
Коль та сгниёт да скиснет,
Час боли завершится.
III.
Смеёмся и танцуем,
Покуда сердце бьётся!
Уста — для поцелуя,
А дьявол — обойдётся!
Коль старость одолеет
Болячкой в каждом нерве,
Даруй нам сон, Морфея!
Пусть попируют черви!
IV.
Но если (брешут люди,
Чей мозг — и правда каша)
Жить дольше разум будет,
Чем плоть истлеет наша, —
Страданья длить не стану
(Прости, Господь Пречистый!):
Дойду до Мартабана,
Чтоб сделаться буддистом.
V.
И всё ж куда вернее,
Что смерть — уничтоженье.
О Франция! мы с нею,
Страною Просвещенья!
Попов лукавых байка —
Спасенье, вера, гнозис!
Испей меня, Хозяйка
Артериосклероза!
Припев:
Пусть, проклят людьми,
Без виски засохну,
В канаве подохну
Иль в постели с блядьми!
На свалке я рос,
В грязи алкогольной!
Пусть сдохну, как пёс;
Помру — и довольно!
Некам, Адонай!
Из Алистера Кроули
(пер. с англ.)
Обращение прецептора к своим тамплиерам
Сэру Джеймсу Томасу Уиндраму
Любовь, спасающая мир,
Да будет предана бичу!
Иных скорее — сей кумир
С небес низвергнуть я хочу.
Любовь, что очищает всё,
Омыта кровью и слезой
Своей да будет. Принесёт
Ей мука — вечности покой.
Любовь, блаженства пустоту
Заполня, бурю пресечёт,
Излечит бездны боль — но тут,
Бледнея, кровью истечёт.
Любовь, лаврового венца
Не сняв, согнётся от потерь:
Её в стыдливый цвет лица
Вгоняет падаль на кресте.
Сквозь сердце — острие меча,
В уста — Иуды поцелуй,
Над бровью — похоти печать,
Из глаз же — радости стрелу.
Жизнь, сводник злобы, словно зверь,
Рыча, насилует Любовь,
В гниющей осенью листве
Оставив девственную кровь.
И мы стоим, рабы Любви,
Устами, веками дрожим;
А тот, кому дорога — ввысь,
Сквернит святилище души.
Из богохульств, не убоясь,
Творим молитву всех молитв,
И то, что для профана — грязь,
Нам святость Таинства сулит.
О тамплиер, ликуй! Пора!
Коль клялся — злую месть сверши!
Будь чуток с ночи до утра
В гробнице, где живой лежишь.
Смерть суевериям! Ответь,
Мой Брат! Тиранам — смерть! Смелей!
Магистр мой, призываю смерть —
И то, что может быть за ней.
Топчи распятие, отринь!
Целуй клинок, прими его!
Предателя — в песок сотри;
Червя — размажь по мостовой.
Эй, рыцарь! Обнажи печать!
Хоругви — вверх! Вздохнуть успей!
К присяге! К испытанью! Встать!
Из чаши горестной испей!
Простёрся ль Beauséant, крылат?
Vexillum Belli — ввысь воздет?
Марш, тамплиеры, стар и млад!
О, славься, славься, Бафомет!
Роза и Крест
Из Алистера Кроули
(пер. с англ.)
Из жаркого котла моих невзгод,
Где сладость, соль и горечь я вкушал,
Где чары нот язык мой источал,
Где под ноги стелился хоровод
Упавших звёзд; где лижет страсти жар
Чудны́е берега; где посреди
Огней — любви мелодия в груди, —
Пылает Роза, Тайны Госпожа.
В бессчётных лепестках — мерцанья пыл,
А листья изумрудами блестят;
Огонь в груди — рубин. И, обратясь
Всем сердцем к Господу, я вопросил:
Как выразить, что в сердце у меня?
Но Ио! здесь вознёсся Крест Огня!
Гимн Люциферу
Из Алистера Кроули
(пер. с англ.)
Вещь: ни добра, ни зла; зачем она?
Без пика смерти — жизни вкус претит!
Машина безупречная точна,
Шагая по нелепому пути,
Чтоб жажду ненасытную унять.
Как скучен он, кому себя познать
Дала Любви и Пламеня печать!
Непознанная в душах и в сердцах
Жизнь — без весны, без стержня, без конца.
Он — кровью полыхающий рубин,
Он — Люцифер, он — Солнца гордый дух:
Зарёй развеял, словно исполин,
Мрак тупости в Эдемовом Саду.
Небытие проклятьем освящал,
Души безвкусье горем приправлял,
Бесплодный космос жизнью наполнял;
Невинность жёг Любви и Знаний луч...
От Радости сокрыт в Бунтарстве ключ!
Алану Беннету Макгрегору
Из Алистера Кроули
(пер. с англ.)
О горя пленник! о собрат скорбей!
Ты, бледнолик от боли и невзгод!
Твой замысел увядший вновь цветёт
С Душой Воскресшей! Мысли чародей,
Царь Мастерства! о кроткий Прометей!
Какие тайны путник обретёт,
Где белый дух твой царственный встаёт, —
Не веру! горя пленник, ты над ней!
О безупречный мир, с тобой пребудь!
О, благоденствуй щедрою душой!
Как любишь ты, так пусть взрастёт вельми
Любовь к тебе и вкруг; пока твой путь
Не озарится сбывшейся мечтой,
Где долгий бой родит нетленный мир!
L’Envoi (Напутствие)
Из Алана Беннета
(пер. с англ.)
Закончен труд. Усталое перо
Не шепчет. Глянец полночи угас.
С Востока, где рождался Свет Миров,
Летит все тайны превзошедший Глас.
Так молвим мы — из Пагоды Златой;
Так слышим мы — Его Покоя Зов;
Так множь сиянье Славы вековой:
Мы счастливы — Ему внимая вновь.
На ждущий Запад Свет летит с тобой;
Воспой, что сберегли из рода в род:
Воспой свой Дар — Закон, и с ним воспой
Припев Любви в том лучшем из Даров.
Слова — не лишь слова! В чужой стране
Пой чаянья сердец, живущих в Нём:
На безупречной Мастера струне —
Не запинаясь, но разя Огнём!
Гимн Сатане
Из Джозуэ Кардуччо
(пер. с ит.)
Для тебя, творенье
Высшего искусства,
И души, и плоти,
И ума, и чувства, —
Хоть вино искрилось
В хрустале бокала,
Как души крупица
Во зрачках сияла;
Хоть Земля и Солнце
В странствиях по кругу,
Улыбаясь, пели
О любви друг к другу,
Хоть дрожали руны,
Тайны упокоя, —
По горам, по долам
Жизнь текла рекою.
Песнь моя — во славу
Храбрых да великих,
Чтоб ты правил балом,
Сатана-владыка!
Брось-ка, поп, кадило,
Приглуши молитвы:
Сатана с тобою
Не оставит битвы!
Глянь: огнём и ржою
Меч священный червлен
В пальцах Михаила,
И архангел верный
Устремился к Бездне,
Обескрылен, скован
Хлёсткой плетью молний
В дланях Иеговы.
Бледным метеором,
Обречённым смерти,
Ангелы низверглись
С ясно-синей тверди.
Одинокий пленник
Средь земель бессонных,
Господин явлений,
Повелитель формы,
Сатана таится.
Мощь трепещет с болью
Пламенем пожаров
В чёрных глаз угольях,
Иль во взоре томном,
Непокорном, царском,
Иль в блестящем, влажном,
Плутовском, бунтарском.
Он сияет яркой
Кровью винограда,
Что стремится в тело
И дарует радость,
Мимолётность мига
Жизнью наполняет,
Держит скорбь в темнице
И любовь вселяет.
Сатана, вольётся
Дух твой в эти строки,
Если сердце гордо
Усомнится в боге —
В том царе всесущем,
В том царе жестоком, —
И пронзит рассудок
Дерзновенным током.
Для тебя, Астарта,
Ариман, Адонис —
И холсты, и мрамор,
И перо в ладони
Там, где безмятежность
Ионии пенной
Славила Венера
Анадиомена.
Для тебя в Ливане
Расцветал терновник
И святой Киприды
Воскресал любовник;
Для тебя и песни,
И лихие пляски,
Для тебя и девы,
Чьи безгрешны ласки,
И душистый ветер
В пальмах Идумеи,
Где Киприды пена —
Всех снегов белее.
Что же делать, если
Варвар назарейский
Яростью Агапе
Ритуал злодейский
Сотворил, лампадой
Возжигая храмы,
Знаки Арголиды
Разметав по травам?
Не забудь, о беглый,
Тех, кто в час немирный
Дал тебе обитель
На своей кумирне!
А затем, наполнив
Чашу страсти женской,
Бог-любовник пылкий,
Мудростью вселенской
Вдохновлял ты ведьму,
Бледную, нагую,
Утоляя к миру
Тягу колдовскую.
Вот колдун и скептик,
Вот алхимик мудрый:
Их очей сияньем
Ты наполнишь утро,
Явишь звёзд сиянье,
Неба озаритель,
Позади оставив
Сонную обитель.
Вот монах унылый
В Фиваиде ноет,
От всего укрывшись,
Что сквозит тобою.
О душа, тропинка
Здесь твоя ветвится.
В Дьяволе — блаженство:
Дар твой — Элоиза!
Ни к чему вериги,
Вретища и стоны:
Строки и шептанья
Флакка и Марона —
Средь псалмов Давида,
Панихидных песен;
И играет лира
Средь Дельфийских весей.
Светлое — страшнее
Чёрных орд без меры,
Волей Ликориды,
Волею Глицеры.
Но иных видений
О годах манящих
Захлестнули тени
Взор его неспящий.
И страницы Тита
Распалят трибунов,
Консулов горячих,
Толп народных, буйных,
Пробуждая страсти;
Итальянцев волю
Не вернёшь, отшельник,
В древний Капитолий.
Вас же, кто неистов,
Пламень не укусит:
Рок вплетётся в слово
Виклифа и Гуса.
Зов ваш неусыпный
Целый мир объемлет:
Новому рассвету
Наступило время!
И уже трепещут
Митры и тиары:
В монастырских кельях —
Мятежа пожары.
В проповедях пылких
Льёт елеем голос,
Завернувшись в рясу,
Брат Савонарола.
Как свою сутану
Скинул Мартин Лютер,
Разум человечий
Сбрасывает путы.
Молнией сверкает
Разум, торжествуя;
Восстаёт мирское;
Сатана ликует.
Дивным и ужасным
Грозным великаном
По земле гуляет,
Рыщет в океане;
Пламенный, чадящий,
Как вулкана горло,
Покоряет долы,
Пожирает горы;
Пролетит над бездной,
Мрачный и неслышный,
В потаённых гротах
Отдохнёт недвижно,
И, неукротимый,
С берега на берег
Вихрем пронесётся
Он, свой край измерив.
Вихрем разнесутся
Голоса и крики:
Вот идёт он, люди,
Сатана великий!
С места и до места
Он летит, как птица,
На неудержимой
Жгучей колеснице.
Славься же, о Дьявол,
О стезя восстанья,
О отмщенье мысли,
Разума и знанья!
Ты вкушаешь запах
Ладана и слова, —
И поповский сброшен
С неба Иегова!
Человек «а давай»
Я человек «а давай».
А давай — в октябре первомай!
А давай.
А давай — с клином птичьих стай!
А давай.
А давай — let’s make love tonight!
А давай.
А давай — на Венере рай!
А давай.
А давай — вдвоём под трамвай?
А давай!
נ
За смертью Смерть, и долго до Победы.
Руки касанье — опийный отвар.
Вхожу в тебя и нарекаю Гедом
Когтистую, прожорливую тварь.
Зима близка. И убирают сходни,
Кропя с ладони камень угловой.
В огне Кеттари. Близится Охотник.
Он за моей (твоею) головой.
منطق الطیر
Тоталитарная секта Свободы.
Тридцать пернатых в когтях небосвода.
В небе Фрингиллы отшельник рыбачит.
Помнишь, как нам захотелось — Иначе?
Бережно Сетовы сети уловят
первые вечные наши любови.
Жаром отравленным воздух коптится:
«Жалко же крылышек! Птица как птица
Тот, что нас ждёт за седьмою долиной!»
Счастливы птицы судьбою павлиньей.
...
В свежие борозды падают зёрна.
Мы отражаемся в глади озёрной,
поражены, словно громом, былиной:
НЕТ НИКОГО за седьмою долиной!
Кровосмешение в братской агапе.
Помнишь саднящие крылья и лапы,
хлебные корочки, пьяные драки? —
ТРИДЦАТЬ ЕДИНЫ В МИСТИЧЕСКОМ БРАКЕ.
Клювом пронзает небесные своды
невероятная птица Свобода.
Логрус
Когда запретным счастьем грешу, не каясь,
Когда не спится, и холодно по утрам,
Сквозь щель миров, в которых таится Хаос,
Вползает самая пошлая из мелодрам.
И хочется плакать и крыть Вселенную матом,
Срывая сердце, уставшее от сует,
Когда, заменив любовь на ультиматум,
Плетёт паутину двуличия птицеед.
Сзывает Гнездо крылатых. Да только нам бы
Из клейких этих выпериться перин!..
Опять схлестнулся с тобою, унылый Амбер;
Как мало песен знает твой Лабиринт!
Гильотина
1. Перед казнью
Дышать глубоко —
да дыхание перехватило.
Ещё пол-мгновенья —
и снова с тобою «на Вы».
Увидимся в девять.
Я еду, моя Гильотина.
Как много.
Как много.
Как много ещё головы.
2. После казни
Дышать глубоко —
да дыхание перехватило.
Уже пол-мгновенья,
как снова с тобою «на Вы».
Никто не приедет.
Я знаю, моя Гильотина.
Как много.
Как много.
Как много ещё головы.
Маятник
Не может быть
может быть
может быть
ТАК!
Качается маятник:
Тик-так.
Качается маятник.
Качается маятник.
Качается маятник:
Тик-так.
А может быть?
Может быть.
Может быть —
Сон?
Качается маятник:
Динь-дон.
Качается маятник.
Качается маятник.
Качается маятник:
Динь-дон.
Не может быть
может быть
может быть
ТАК!
Качается маятник:
Тик-так.
Качаюсь, как маятник.
Качаюсь, как маятник.
Качаюсь, как маятник:
Тик-так.
* * *
Пусть Бездна горяча и ясноока,
А в эмпиреях ангелы кружатся, —
Как, чёрт возьми, банально одиноко,
Когда темно — и не к кому прижаться!..
Краденое солнце
Трижды Солнце успело взойти и сгинуть
Средь неровных строк поперёк абзаца.
Облачаюсь в куколь, великосхимник,
За надежду снова тебя касаться.
Дух без плоти не больно уж и силён-то:
Аж костяшки сжатые побелели!
Я кайман в объятиях анаконды:
Разбери-ка нынче, кому больнее.
Разбери-ка нынче, в ночи безмолвной,
Чью погибель клятвами уготовишь!
Электричество — песня искрящих молний
В чешуе сношающихся чудовищ.
Захлебну облатку глотком Иного.
Параман линялый порвался в клочья.
Нам с тобой светила глотать не ново:
Трижды тридцать ещё до Великой Ночи.
दुर्गा
Стало лучше. Не стало легче.
На столетья глоток растянем.
Обнимаю. Кусаю плечи.
А хочу — выдирать с костями.
Знаем. Смеем. Хотим. Молчи же,
Недоступная Кали-Дурга!
Я всего лишь смешной мальчишка,
Заигравшийся в демиурга.
Пей ещё! Коридор прокурен
В этой — с друзами слёз — пещере.
Я мальчишка в тигровой шкуре.
Это просто стакан. Не череп.
* * *
Снова бессонница. Образ в окне возник:
Струями ливня в сердце скребут коты.
Мне бы прогнать их! Да только один их них —
Ты.
* * *
Дышите глубже, господин магистр.
Пришёл пиздец, нежданно-предсказуем.
О Невозможном — думать не моги:
Пока мужик — останешься ты с хуем.
* * *
Опять на улице ни зги,
O Amor fati!
И разлетаются мозги
К ебене мати.
* * *
Осколок зеркала в груди —
Невыносимая награда.
Уйди. Уйди. Не уходи.
Пока мне больно, знай: я рядом.
* * *
Когда от грядущего пахнет болотом,
Не радует солнце, и полночь претит,
Когда осыпается звёзд позолота,
Спасают язвительность и аппетит.
* * *
...а по дороге — снова волна накрыла:
Демоны скалят, твари, кривые пасти.
Еду низать твой бисер, хлюпая рылом,
Кожей пытаясь вспомнить размер запястья.
Hic et Nunc
Я не буду врать, что был на ТЕХ полях и лугах.
ТЕ имена — на ползвука мне не знакомы.
Я не буду лгать. Я вообще не умею лгать,
Хотя плевать хотел на любые законы.
Знаешь, мне было бы невыразимо легко
Отрастить ещё одно — к моим двум дюжинам —
сердце.
Но я лучше буду смотреть, как цветёт левкой
На МОИХ холмах — одна тысяча двести сербских.
Ты бы даже увидела в тонких руках свирель,
И в глазах отражается пламя твоей лампады...
Но я лучше вспомню, как свиристит скворец
У МОЕЙ тропы к Райхенбахскому водопаду.
Этих древних сказок сладок хмельной коктейль.
Пусть оставит скульптор в медной своей болванке,
Как играли в пятнашки с сине-белой сестрицей Хель,
Как не минул, Сураса, пасти твоей по дороге к Ланке.
Я в свои зиллион одиннадцать эр и зим
Не впишу тебя ни суженой, ни любимой.
Только глубже во все две дюжины меч вонзи,
Если, глаза опустив, попытаюсь — мимо.
Я зову тебя. Голос ноябрьским листком дрожит,
Пусть тринадцатый это, не трижды бессчётный вечер.
Я дарю тебе не дюжину прежних, а ЭТУ жизнь.
Я люблю тебя здесь и сейчас, на мгновенье — вечно.
Рас п а д
Чем утоляют страдания опия?
(она касается глаз моих пьёт слёзы мои)
Ни на кого не похожая копия.
(будем плакать порознь дабы смеяться вместе)
Вот я, стучусь. Да придёт Невозможное.
(она касается губ моих слюну мою пьёт)
Нитей движение неосторожное.
(будем губами касаться сплетать языки)
На горизонте маячит безумие.
(она касается тела пОтом моим пропиталась)
Голос четвёртого полнолуния.
(будем в поте трудиться для встречи)
Слов не осталось. Не будет касания.
(она касается плоти моей пьёт семя моё)
Демоны, демоны плоть мою заняли.
(буду вливаться в тебя сливаться с тобою)
Помните? Знаете? Слышите? Видите?
(кровью моею она орошается)
К Морю, о мисты! Профаны, изыдите!
(с кровью твоею
* * *
дайте мне любимую игрушку
положу в постельку под бочок
а захочет нежности и ласки
на хуй пусть уходит всё пиздец
Nevermore
Слова за слова заплетались в подобие смысла.
Джульеттой придумал тебя. Ты меня Черномором.
Слова за слова. И молчанье меж нами повисло
Единственным словом, которое выкрикнул Ворон.
Слова за слова. Не услышать за ними молчанья.
Как пламя трещит. Волнорезы под волнами тонут.
Как звякает ложечка в чашечке с утренним чаем.
Как сосен касается отзвук единого стона.
Придумали сказку. Прекрасную страшную сказку.
За десять ночей — всё страшнее и дальше от были.
А магию рук и волос полуночную ласку
Почти позабыли. Слова за слова, позабыли.
Слова заплетались. Пред нами, плетущими бисер.
Какие границы... в каком уголке и формате...
Какие меж нами... пред нами... глубины и выси...
Какая там амор! Какая там, мать её, фати!
Слова за слова — вот и всё, что осталось с той встречи.
Мы сами друг друга придумали вместо друг друга.
Пока не наступит молчанье, не спустится вечер —
По кругу, любимая. Просто хожденье по кругу.
Становясь океаном...
На свиданье ли, на войну —
Нам бы жилы с тобой из стали.
Мы уходим на глубину.
Мы устали, Линкор, устали.
Пеленгует мой курс радар.
Допоём ли, что не допели?
Ждут портовые города.
Мы успели, Линкор? Успели...
У свободы навек в плену.
Видишь? Струны торпед блеснули.
Мы уходим на глубину.
Не уснули бы в ней... не уснули...
145 часов после Рубикона
Приняла река
самое дорогое —
любовь и шляпу.
Одну и ту же — вспять не перейти.
Мы расставались дольше, чем «встречались».
Триумвират, трифолиум, триптих
Тебя, меня, подлодки на причале...
Ещё костёр услужливо светил
На ТОМ Пути, пронзительно последнем.
Не Солнце — кёнигсбержские дожди.
И не тепло — мистические бредни.
«Ну что ты, что ты! — скажешь. — Не грусти!»
Неполных 23 на эту слабость.
Прощай. Прости. И меньше, чем прости.
Мне будет не хватать тебя, О ШЛЯПА!
* * *
Махнул хвостом осенний рыжий лист,
Подался вслед за сиротливым клином.
Тепло сидеть, осенний рыжий лис,
У твоего незримого камина,
когда штормит.
* * *
Мы снова здесь, на стенах Вавилона,
Разделены двурогим языком.
Форсируй вспять ручьи и рубиконы!
Читай, судьба, мои нотариконы:
В них Воле подчинившийся Закон.
ГНК
Лёгкий флирт иль тонкий троллинг —
Заплетенье звёздных знаков?
Предъяви наркоконтролю
Лепестки увядших маков.
Пусть обнюхает, оближет,
Пусть задаст свои вопросы:
Не на волос ли вы ближе?
Не желанней стала доза?
Ветка птичке или клетка
Примерещивалась после?
Вот моя бронежилетка:
Вытри, детка, бронесопли!
Берегись, о бодхисаттва,
Воронья словесных полчищ!
Навсегда прощай до завтра.
Главное — расскажем молча.
* * *
Не рано ли оградами изранен,
наградами за гранью и у грани?
Грани гранит.
Храни.
Не хорони.
לאשטאל
Плавятся в пламени атанора
Все заклинания Reguli.
Что тебе снилось, моя Аврора,
В час Люцифера над Прегелью?
* * *
Языками ангельскими, кимвал звучащий,
Не пророчь, тайновидец, сожженье тела:
Если в клеть твою сердце не бьётся чаще,
Нет мне к тайнам твоим никакого дела.
3:14-19
Ангел мой Лаодикийский,
Знаю я твои старанья.
Ты не хладен, не горяч ты,
Ангел мой Лаодикийский.
Ах, зачем же ты не хладен!
Ах, зачем же не горяч ты!
Тёплый ангел середины,
Мне ль из уст тебя извергнуть?
Ты твердишь: «Нужды не знаю», —
Ангел мой Лаодикийский,
Но ты нищ, и слеп, и жалок,
Если пламень в сердце гаснет,
Холод разум не тревожит.
Но в моих ладонях злато,
Что прошло и лёд, и пламень,
Чтоб тебе обогатиться.
Мажь незрячие глазницы,
Чтоб узрели лёд и пламень,
Ангел мой Лаодикийский!
...............................................
Так сказал я, Амен, Амен,
Верный, истинный свидетель,
Ибо был горяч и хладен,
И не ведал середины.
גמליאל
Ищи по себе мечтателя —
В твоих облаках витателя,
Губами губ некасателя.
Духовного — не телесного.
К твоим эмпиреям лестного.
В виденьях твоих уместного.
Такого же нелюдимого.
Любовью твоей любимого.
Путём своим оскопимого.
С которым за ручку — запросто,
Который бы верил в «аистов»,
Пугался бы слова «Алистер».
Бесстрастного и бесплотного,
Фиалковым потом потного,
Растительно-неживотного.
Которого б только в рамочки.
Который тебе до лампочки.
Которому ты до лампочки.
Δαίμων
Одно из моих сердец
нуждается в срочном ремонте.
Мой — седина в бороде —
даймон те-
многлазый,
которому всё и сразу,
обратился за ним
к своим
трём десяткам леди.
С первыми десятью
он будет гулять на обеде.
Половине второго —
вырёвы-
ваться в жилет.
Девятнадцатой
(которой столько же лет)
и двадцать седьмой
(к которой едет домой) —
признаваться в любовях,
в волосах зарываться,
готовить
завтрак,
прощаться — только до завтра.
Остальным —
рассказывать сны,
писать свои лучшие
из стихов или, в крайнем случае,
засиживаться за полуношной
киношкой
и провожать до подъезда.
А у меня сиеста.
Я знаю: он справится
с починкой сердца.
Ему по обоим плечам
быть готовым к любой перемене.
А я набодяжу чай
и сварю пельмени.
* * *
Я из сотни истин верю в одну
В лютом шторме и в тихой гавани:
Если вы не готовы идти ко дну,
Ни к чему отправляться в плаванье.
* * *
Живём мы счастливо и дружно,
Любовь далёкая моя:
Мне от тебя ничто не нужно,
Тебе я тоже ни хуя.
* * *
Глаза не опустив, пытаюсь мимо я.
В декабрьские сети улови
Мой дар любви к ногам твоим, любимая —
Отрезанную голову любви.
* * *
Разочаруй себя по Интернету
Во мне. Меня за тридевять минуй.
Меняй меня на мелкую монету:
Монете не до встреч, не до минета.
Разочаруй себя по Интернету,
А я пошёл влюбляться по нему.