Глава 1. Хор в моей голове

Глава 1. Хор в моей голове

Мыслить начала рано и продолжала делать это довольно успешно. Потребность в обществе частенько отдавалась на откуп живой фантазии, способной перебороть даже закоренелого творца, возомнившего себя гением. К своим годам почти разочаровалась в жизни и оттого мыслить, размышлять стало просто необходимостью, заставлявшей питаться, спать, читать и выполнять мелкие поручения. Во мне не возгорался огонь страсти, не кипели желания. Постоянно хотелось покоя. И так порой хотелось иногда уйти в такую глушь, где нет никого и ничего, такую, какую вижу перед своими глазами сейчас, но теперь я осознаю, что я находилась в иллюзии, считая, что в этой пустыне обрету покой. Я всё брела и брела, и не видела конца этого мира.

Кружилась мимо разнообразных песчаных видов, поднималась на холмы и утопала в песке. Спала на горячих крупинках, размышляла о бытие и пыталась понять условия игры. К счастью или к великому сожалению, спустя кучу времени так и не нашла ни скорпионов, змей, какой-либо живности, растений тем более. Всё это утомляло. Не в силах дойти до конца, запутавшись в собственных следах, медленно падало желание идти. Просто падала, валялась и проклинала существо, из-за которого тут оказалась, если, конечно, оно существовало. Мне было интересно посмотрел в лицо того, кто отправил меня сюда, делать не понятно, что, без цели, задач.

Я могла устать, захотеть спать, но никак не поесть или сходить в туалет. Большая часть потребностей просто отключились, словно мне прямым текстом говорили: «Иди, просто иди». Лучше лопнуть от полного пузыря, чем от одиночества или бесцельного блуждания по холмам.

Хоть одну птицу! Хотя бы таракана! Нет же, никого и ничего не окружало меня, кроме далёкого голубого неба, по которому плыли различные облака, высокие и низкие, пышные и плоские, с формами и без, кроме солнца, безжалостно светившее надо мной, как бы насмехавшегося, кроме песка...

Не сразу я нащупала на душе отчаяние. Наверно, я прочувствовала его, когда стремилась утонуть в песке. Ныряла в него, забегала в бури и оказывалась под ним, видя через полупрозрачные песчинки неумолимо бдящие столпы света. Зарывалась дальше, тонула, но тот же песок, залезающий в ноздри и уши, не душил меня. Дышалось спокойно и легко. Мне вспоминались пытки древнегреческих героев, которым в качестве наказания ежедневно клевали печень, ослепляли, отправляли на долгие десятилетние путешествия лишь с целью испытать. Но смысл и даже причина попадания в чёрный список у них имелись, а не у меня, а потому я чувствовала себя несчастней.

Позволите ли мне нарушить ваше спокойствие? Могу ли я поговорить с вами? Могу показаться грубой и самоуверенной, но вы способны выдержать то, что случайно выпало на долю одного слабой ничтожной особи? Будете ли срывать в громких криках глотку, до самой хрипоты? Станете лить слёзы, которым не суждено упасть на ложу песка, так как они высохнут и даже следа от печали не останется, оттого и смысла плача здесь не имеется, как и книг, музыки, людей, животных, а только... Крик. Только крик, поднимавший волны звука, единственный, резкий, мой. Я звала к небесам, шептала земле и просили освободить от этой муки. Сотрясала пустыню пронзительным свистом лёгких, до беспамятства насиловала голосовые связки и была готова лишиться голоса, чтобы только не остаться в полной тишине.

Настолько невыносима была окружающая пустота, что приходилось садиться на песок, упираться взглядом за горизонт и что-нибудь начитывать. Всякий бред, к примеру:

– Человек произошёл от китов. На Землю не падал метеорит. Что дождь – слёзы облаков.

Расписывала каждую ненормальную идею, даже ту, предполагающую, что наша планета – плоская как тарелка, с которой стекают воды океана, падающих в небытие. Мне показалось довольно забавным данная нелогичная задумка, что на миг представилось, что планета - не тарелка, а раковина, через которую по трудам стекаются отходы, лишняя вода, чтобы не затопить соседей, когда та возжелает залить пол. Разгорячённые пеклом пальцы скребли по песку такую раковину, в голове представлялись картинки. Всё казалось реальным и доказуемым, но мне хотелось плакать.

Сходить с ума настолько, чтобы думать об этом? Просто спасите меня, кто-нибудь. Пусть хоть кто-нибудь мысли мои услышит…

Я блуждала так долго, так быстро, так незаметно. Времени здесь не существовало. Волосы не отрастали, ногти не росли. Я была погребена в этом месте. Всем сердцем возненавидела пустыни, солнце, жёлтый цвет.

Просто смотрела на всё, вставала и шла, куда вели ноги.

Извините меня за несдержанность…

.

В очередной раз, скатившись с некрутого холма, распласталась звездой и стала зачитывать стихотворения, изредка выкрикивая слова. Плохое настроение, не собиравшееся уходить, затапливающее существование, давало мне настоящую депрессию. Здесь не было выхода. Тьма души, совесть и гордыня, ненависть и любовь сцепились друг в друга, начали рвать, изрывать, уничтожать. Слова о прекрасном, о роли поэта в обществе, о значимости речи и грамотности, о несчастной Музе, об одиночестве через призму состояния природы… о чём ещё думать в этой пустыне? Уже сходила с ума. Так почему не приблизить себя к цели?

Пальцы снова сжали горло. Мне хватало смелости для убийства, но для завершения снова не осталось сил. Била в панике песок, резала тупыми когтями в месте, под которым должно было биться сердце. Состояние на грани, перешагивающее грань, безумное, одичавшее. Теперь не стать больше человеком. Я убивала себя, чтобы перестать чем-то, думать о чём-то, размышлять, мыслить, желала слиться с мелкими частичками, принять в себя небеса, ветер, разорваться под его напором.

И снова напряглись колени, заскрипели кости. Снова опиралась о землю и пыталась встать. Падала, с криком, катилась дальше по склону, заворачиваясь в песок как в кокон. Песок обжигал глаза, забивался в нос, но всё это было не смертельно, как жаль! Как же была зла. Вспыхнула как искра, что кинули в стог сухого тёплого сена, разрослась пожаром над всеми холмами, под огромнейшим глубинным небосводом, разверзлись подо мной пески, и с ветром окружили меня, подо мной вздыбились следы. Длинный след по нескончаемой пустыне отчётливо виднелся повсюду, мои ноги вытоптали сигналы злости, перекипятившей усталость и одиночество, увенчанной шорохами песчинок. Я бежала с ветром наравне, подпрыгивая, огибая любые повороты, словно звуковая волна, идущая через всё, застревавшая в дивном вакууме, границы которого мне ещё требовалось узнать. Я оказалась слишком сильной, чтобы дать себе уничтожить себя или кому-то ещё. Никогда такой уверенности в себе не ощущала.

Пока умела представлять себя, осознавать в этом мире, во мне ещё хранился тонкий, почти невидимый луч надежды, способный вновь пробудить пламя жизни. В эту секунду осознала весь смысл одного высказывания, что, по сути, определило место человека в личной философии. «Если я мыслю, я существую», - примерно так сказал Рене Деккарт. Этот дядька, давно умерший, точно вписался в моё одиночество. Как только перестану мыслить, ничем от песка не смогу отличиться. Пока осознаю свои поступки, ход рассуждений, пока не деру на себе единственную одежду, я – ещё человек, способный на существование.

В секунду осознания себя, под куполом, сдерживающего моё тело, мой взгляд изменился. Из запуганного человека, познавшего собственную слабость, вырвалась наружу едкая смелость, должно быть, поразившая даже богов. Усмешка, частично сокрытая песочком, но открытая для наблюдателей, могла смутить любого мудреца, привыкшего говорить, что «нельзя менять свою судьбу, нужно идти по тому, что для тебя приготовили». Ох, никогда не была согласна с этим утверждением. Пускай мы до сих пор не разобрались с вопросом, как появилось Мироздание, но точно я решаю, пойти направо, налево, вперёд или назад, а, может, даже зигзагом!

В секунду осознания себя здесь, туман, разделявший мои сознание и чувства, рассеялся. Вновь почувствовала себя живой, с бьющимся дорогим сердцем. Вновь вздохнула и не засомневалась, что смогу преодолеть приготовленную дорогу и отыскать ответы на интересующие вопросы. Я почувствовала себя. Власть над собой.

Натянутая злая усмешка сменилась лёгкой улыбкой, что до оправления сюда, всегда была на моём лице. Искренняя. Мечтательная. Вольнолюбивая. В ней было немного грусти и ностальгии по тем временам, когда только училась ходить, вливалась в социум. И с этой улыбкой вприпрыжку, со смехом, песней про любовь, живущей везде, особенно в сердце, побежала по пустыне. Не унывала, когда падала, когда видела собственные следы, оставалась без сил. Много-много раз пела эту песню, вспоминала другую и пела новую, продолжала, преобразовывала мир скромными силами, заполняла его тысячами звуками разных оттенков, тонов и нот, чистыми и грязными, закрытыми и открытыми, не стеснялась, пела во всю мочь, пока стенки вакуума не начинали дрожать, поднимая пески на укрощение дурного на нрав одного строптивого человечишки, не думавшего сдаваться иль сходить с ума. И более того, настолько заполняла всё звуками, что на мгновении песчаных бурь с радостью замолкала и позволяла пескам обнять меня, засыпать до тишины, до пробуждения от нелепых снов, пытавшихся затащить меня вновь в лапы апатии.

Как же игра с моей жизнью и сознанием была увлекательна для создателя снов. Не могла же я предстать перед ним сомневающимся человечишкой, боящегося каждого шороха, не знающего своих желаний? Сейчас была слишком сильна для всего, в моём сердце было столько угля, что в мгновение ока он разорвёт этот мир, только бы представился шанс.

В моменты грусти, окружённой тишиной, задумывалась о прошлом, вновь улыбалась и думала, куда пойти после сна или бури? Казалось бы, обошла всё, стен не нашла. И вперёд ходила, и назад, и змейкой, и кругами, увеличивая радиусы. В который раз, до бессилия обойдя пустыню, вновь наткнулась на собственные следы.

Меня пытались сломить. Пытались запутать отпечатками стоп. Я не могла понять смысла… не могла его осознавать, шла с песнями, они со мной и остались. Больше ничего.

Интересно, что мне стоило попросить у богов, чтобы они перестали насмехаться надо мной? Мне стоило затушить надежду в конец? Перестать размышлять? Или стоило просто сидеть и ничего не делать? Как же всё было глупо.

Вечный день уже раздражал. Даже во время сна свет пробирался через веки. Отсутствие времени действовало ещё тяжелей на моё понимание себя. Сколько пробыла? Сколько не было дома? Знают ли домашние, где оказался их родственник? А если я в коме… как мне вернуться в тело обратно?

Многие знатоки говорили, что душа во время комы может бродить везде, днями, неделями, десятилетиями. Если у меня кома, тогда, где я должна быть? Не в сознании же? Оно явно было бы разноцветней… тогда… Аравийская пустыня, Сахара? Но здесь нет ничего, абсолютно, нет ночи, это явно не Земля. Обратная сторона Антарктиды? Была такая мысль. Может, в параллельном мире оказалась? Отсюда… нужно, чтобы прошло полгода, чтобы наступила ночь? Можно подождать. Наверняка, пробродила здесь не день. А есть ли во Вселенной, на основе моего раннего предположения, планета, опоясанная на экваторе землёй, как кольцом, чтобы за кольцом была вода, затем другие континенты? Если представить, что на ней также оказались люди, к примеру, на Севере? Они стали расселяться, путешествовать, искать новые места, наткнулись на различные острова, материки, а затем увидали эту землю, нескончаемую. Пошли по ней, и оказались через пару лет на том же месте, где высадились. Чтобы они подумали? Что этот континент – конец планеты? Вполне логично. Но главные вопросы: они задумаются, если посчитают эту месту концом, что к какому океану ты не вышел, можешь приплыть в точку начала, к тому месту, откуда пришли корабли? Или сколько человечеству потребуется время, чтобы побороть страх и оказаться на другом, противоположном береге континента? Не посчитают ли они это место противоположной стороной планеты, на которой проживают мертвецы?

Если представить данную картину, то она кажется довольно забавной, достойной для написания даже целой исследовательской работы или романа об путешествии, других мирах. Человеку же интересен человек, все аспекты его жизни, от самых низменных, мерзких, до возвышенных, от которых захватывает дух.

На обдумывание данной теории мне потребовалось пять снов. Именно столько рассуждала об этой планете, представляла, каким будет для них прогресс, психологию этих людей. Мне даже мыслились истории дерзких путешественников, идущих против повеления церкви, боящихся перешагнуть континент из-за страха быть отвергнутым божеством за желание открывать, познавать, исследовать. Выходила увлекательнейшая история, поражавшая даже меня. На мгновение даже возгордилась своей фантазии. Как жаль; не с кем было обсудить данные вопросы. Я, конечно, могла спародировать несколько голосов, отыграть роли, но забоялась получить расстройство личности. Мне необходимо было сохранить сознание единым, прочным и не подгибающимся под трудностями жизни.