Глава 29

Враждебные племена учащали свои набеги, а горячая кровь Артура Пендрагона искала выход, желала сражаться, но, каждый раз, выезжая вместе со своей братией на место битвы, король заставал пепелище — биться было не с кем! Если только стоило дать бой своей совести, своим чувствам человеческого…

Но, наверное, этот бастард действительно родился под самой счастливой судьбой, и она милостиво дала ему шанс поучаствовать в битве. Верные слуги короны принесли вести, что саксонцы разбили наблюдательные посты возле одной деревушки, совсем рядом…

Не успела задрожать эта несчастная деревушка — островок мирной жизни, а Артур уже скакал во весь дух вместе со своей маленькой армией навстречу врагу. Впереди — на белом благородном скакуне (как заметила Моргана: «скакун благороднее ездока!»), восседал король, а за ним, на разномастных лошадях ехали его рыцари, в числе которых были и Персиваль, и Гавейн, и Ланселот, и Николас, и даже Кей…

Ехали и не его рыцари — Уриен неожиданно составил компанию в походе за головами врагов. Моргана нахмурилась, но не сказала и слова — она не могла определиться в своих чувствах к графу, он и раздражал ее, и не раздражал, она и любила его, и ненавидела, и проклинала, и ждала. Молясь, тайком, чтобы он взглянул на нее, она встречала его взгляд и нахально требовала, чтобы он отвернулся. Странная игра связывала этих двоих.

-В других условиях мы были бы идеальной парой! — в сердцах призналась как-то Моргана Ланселоту, отшвыривая свой кубок в угол его комнаты.

Рыцарь спокойно проследил за пролетевшим в угол сосудом и спросил:

-А что мешает быть в этих? Артур?

-Да пошел…- Моргана прикусила губу и не договорила. Она настолько сильно ненавидела Артура, что не смогла бы жить без него. В ее чреве был его плод, пусть еще неоформленный, неузнанный миром, неугаданный, но уже живой. Она ненавидела Артура!

Сначала он был для нее никем, только орудием для мести Мерлину. Мерлин должен был видеть, как рушится его мир, и как она, Моргана не могла ничего сделать в ту проклятую ночь, так и он должен был сознавать свое бессилие. Моргана рассчитывала низвергнуть Артура, чтобы пал Мерлин, но…

Она пала сама. Чувство, более глубокое и страшное родилось в ней. Она стала его ненавидеть, когда взглянула на него, когда поняла, что он ее ждал. А потом они провели ночь, от которой у Морганы, прятавшейся тогда под обликом Гвиневры, ныло потом все тело и ничего не осталось от нее прежней с того дня.

Но дальше было хуже! Артур не только не попытался ее убить, но простил, и ввел в совет. А потом и вовсе едва ли не прямым текстом стал заявлять ей вещи, от которых Моргана стала его настолько яростно ненавидеть, что не представляла уже себе иного положения дел. Она понимала, что никогда звезды не сойдутся так, чтобы быть им вместе, да и если бы даже это удалось — их союз пропитался бы ядом, страстью, злостью, кровью… да, это был бы крепкий союз, но это было бы войной. Вечной войной.

А Уриен заботился. Он готов был воспитывать и ее ребенка от Артура, еще нерожденного, и ее принять так, как не принимал никто и вообще обходился с нею с первого дня их знакомства как-то…искренне-трогательно.

Артур не был склонен к подобного рода размышлениям, но и в нем бродило то же чувство, и те же мысли. Все ухудшала кровь его отца, которого Моргана из самых ласковых определений выделяла: «злобный уродец с разжиженным похотью мозгом» и «чертов ублюдок». Но Утер всегда добивался своего, и Артур желал добиваться. Он искал войны и укрепления славы, и война ходила рядом тенью в его замке и война была в саксонских наемниках. Эти две войны сплели для короля один образ, и это углубило, ухудшило ситуацию, и, хотя, Артур, как почти прилежный муж, проводил у королевы теперь пару ночей в неделю, он все равно терзался! Ходили слухи о том, что король заводит любовниц, а может, то и не было слухом, а истиной, но сказать об этом наверняка не представлялось возможным.

И, наконец, первая удача для крови! Первая настоящая, осознанная удача! Саксонцы так близко и вот Артур уже скачет навстречу врагам и с ним его или почти его свита.

-Гвиневре не говори, — бросил Артур, не глядя на Моргану.

-А если ты погибнешь? — лениво осведомилась Моргана, — что мне ей сказать? Что ты упал, запнулся об угол, и разбил голову?

Среди рыцарей кто-то усмехнулся, но фея проявила чудеса такта и сделала вид, что не заметила.

-Ей ни к чему волноваться, — жестко заметил Артур, — она очень худа, бледна и, говорят, плохо спит.

-Говорят? — Моргана подняла на короля насмешливый взгляд, — а сам король не в курсе, как спит его жена?

«Какого черта ты творишь?» — взгляд Артура, жалкий и затравленный встретился с ее ядовитым взглядом.

--Придется не умирать! — спас короля Гавейн и хлопнул того по плечу, — Артур, мы с тобой! Мы отдадим свои жизни, чтобы ты жил!

Судя по реакции Уриена, граф готов был отдать чью-нибудь жизнь, чтобы Артур не жил. Но Моргана сделала вид, что не заметила и этого обстоятельства, хотя сдержать усмешку ей было нелегко.

Уехали… кто-то смотрел им вслед, кто-то молился. Моргана пошла, разбирать накопившиеся документы, чтобы спрятать свое лицо от любопытных взоров. Еще бы! На битву уезжал и Артур. И Уриен, и Ланселот! Что будет в дороге, что будет в пути? Что будет на поле битвы?

-Моргана? — позвала Гвиневра, спускаясь по ступеням, навстречу фее. За нею шла Лея.

-Да, ваше величество, угадали! — Моргана не была расположена к дружеским беседам с королевой, но королева считала иначе:

-Куда уехал Артур7 — ее голос дрожал и в бежевом своем облачении она казалась еще бледнее.

-На битву с саксами, — отозвалась Моргана с непонятной ей самой злостью. Лея и Гвиневра вскрикнула и если первая испугалась задать вертевшийся на языке вопрос, то вторая испугалась и за Артура, и за любимого ею Ланселота.

-И Уриен с ними, — злобно добавила фея, кивнув Лее, — и Ланселот!

Гвиневра, казалось, лишится чувств и упадет в обморок. Лее пришлось поддержать свою королеву, чтобы не допустить ее падения прямо на лестнице.

-Но они обещали вернуться, — мрачно добавила Моргана и, оттолкнув Гвиневру с Леей слегка в сторону, прошла вверх по ступеням, глотая невыплаканные, странные и холодные слезы.

***

Темный потолок, изображающий в достоверности звездное небо, не располагает к занятиям и Лилиан это точно знает. Ее душа мечтательно засматривается чем-то большим, чем обычное зрение, наверх, изучая созвездия и переплетения звездной паутинки серебряных гвоздиков, чьи чудаковатые рисунки преследуют Лилиан и во сне, и наяву.

-Ты меня не слушаешь! — рассерженно вырывает из очередной грезы Леди Озера и Лилиан испуганно встряхивается и смотрит на свой перепачканный чернилами пергамент. Она записывала какое-то очень важное значение, но отвлеклась и теперь все придется начинать с самого начала.

-Где ты витаешь? — наступала Леди Озера, сердито тряхнув серебряной копной волос, — Лилиан! Ты не стараешься!

-Уже, наверное, полночь — неуверенно прошелестела Лилиан, с заведомой виной глядя в глаза Леди Озера, уже зная, что ничем хорошим ее попытка не увенчается.

-И что? — нахмурилась та, — я тебе ясно сказала, что ты никуда не уйдешь, пока не расскажешь мне весь урок, а ты снова ушла куда-то! Ну? Отвечай!

-Я готова рассказать урок, — Лилиан нервно сглотнула неприятный комок, — я учила его целый день, честно! Ланселот проверял меня дважды!

-Если я еще раз услышу о Ланселоте, я накажу и тебя, и его, — пригрозила леди Озера, но опустила свою тонкую грациозную фигуру в кресло и милостиво кивнула, — Лилиан, дитя мое, я тебя люблю. Ты будешь талантливым целителем, но для этого нужно много заниматься, а не общаться с этим…паршивцем.

-Он мой друг! — горячо воскликнула Лилиан, и ее порыв был так горяч, что она смахнула локтем чернильницу в остатки пергамента, где еще виднелись начала значений.

-Вот! — Леди Озера торжествующе подняла указательный палец, — я тебе говорю! Я тебе говорю и говорила, что от него одни неприятности! Теперь ты испортила все свое задание и тебе придется начинать все заново! Но прежде, ты сказала, что подготовила для меня урок, начинай!

Лилиан заставила себя не расплакаться — крепко закушенная губа дала ей возможность выдержать это, но нервы были на пределе и спать действительно хотелось. Это Леди Озера

могла спать днем, прячась от жары, пока Лилиан учила очередное задание, а вот ей спать днем не позволялось. Только ночью, в остальное время — учиться.

-Для создания лекарственной настойки, — начала было Лилиан нарочито бодрым голосом, но леди Озера почти сразу остановила ее:

-Стой, дитя! Встань, когда говоришь со мною.

Лилиан покорилась, поднялась из-за стола и уже тише, стараясь не глядеть на Леди Озера, продолжила:

-Различают четыре основных класса ингредиентов.

-Стой, дитя, — Леди Озера была мягка и нежна, ее голосок звучал тоненьким колокольчиком, но от этого, почему-то, было еще хуже, — с самого начала, стоя.

Она с удобством откинулась в кресле, наблюдая за своей ученицей, а та, кивнув и сжав до боли руки в кулаках за спиною, начала с самого начала:

-Для создания лекарственной настойки различают четыре основных класса ингредиентов: растительные, животные, минеральные, искусственные. Растительные считаются наиболее безопасными и, так или иначе, встречаются в составе каждого зелья. Животные ингредиенты добавляют, если хотят усилить действие или же сохранить настойку на больший период вре…

-Так, — Леди Озера подняла руку, сияя улыбкой, — заучить лекции проще простого! Так каждый сможет. Я хочу понять, способна ли ты думать сама. Скажи мне, дитя, какой орган у любого животного нельзя брать для создания лекарственной настойки?

-А…- Лилиан задохнулась словами, этого она не знала. Совершенно не могла знать, в книгах об этом не было сказано, да и леди Озера, кажется, не упоминала.

-Это совсем просто! — подбадривала Приемная Мать, — давай, сообрази!

-Я не знаю, — признала Лилиан и опустила голову.

-Та-ак, — ласково пропела Леди Озера, поднимаясь из кресла, — так-так-так! Я трачу на нее силы, время, развиваю ее способности, а она, вместо того, чтобы подумать, вместо того, чтобы попытаться представить, вместо…

-Прекратите! — Лилиан не выдержала, из ее глаз брызнули слезы, — я больше не могу! Я не знаю. Я учусь, читаю, я…

-Бездарность! — подвела итог Леди Озера, — ты не целитель, ты мошенница, обманщица. — Бездарность, Лилиан!

-Почки! — вдруг взвизгнула Лилиан, сама себя не контролируя, и испуганно вжала голову в плечи, ожидая ответной реакции. Леди Озера расхохоталась:

-Молодец! Вот можешь же сообразить! Молодец!

Леди Озера расцеловала дрожащую Лилиан в обе щеки и промолвила:

-Ступай, так и быть! Но завтра продолжим.

Лилиан замолчала, пытаясь справиться с переживаниями от нахлынувших воспоминаний о тех днях ее юности, в которых была еще Леди Озера, и Ланселот был прежним. Мелеагант пожелал узнать о ее жизни больше, и Лилиан приоткрывала ему понемногу свои тайны…

-Вот дрянь, — прокомментировал Мелеагант, переплетая свои пальцы с тонкими пальцами Лилиан, — так издеваться над тобой! Да как она посмела?!

-Милый, — Лилиан устыдилась своей откровенности и смущенно прижалась плотнее к Мелеаганту, — она хотела сделать меня лучше.

-Самоутвердиться эта тварь хотела, — возразил принц, — но что ты, что…черт, не думал, что я это скажу, но и Ланселот тоже, остались разумны.

-Разумны…- повторила Лилиан, как заколдованная, — ну да! Ланселот связался с Морганой, а я вот…лежу с тобою, смотрю на твое лицо…

-Можешь смотреть в другое место, — предложил принц де Горр, не задумываясь, — со слов Морганы, Ланселот о ней заботится. Да и Уриен говорит о том же, так что, зря ты так боишься за него.

-Его доброта его погубит, — горько отозвалась Лилиан и села на постели, пряча в распущенных волосах лицо, — боже, ты не представляешь, сколько он меня поддерживал! Сколько ромашек я находила у себя в комнате, когда возвращалась с занятия, чтобы готовиться к следующему, сколько он мне приносил всяких сластей! И иногда, когда я возвращалась совсем поздно, его мелкие подарки: вырезанные из дерева птички, куколки из соломы были причиной, чтобы снова утром проснуться.

-Бедная моя, — Мелеагант приподнялся за нею, провел по бархатной ее коже кончиками пальцев, утешая, — ты стала сильнее, побудь же сильной еще немного, чтобы забыть о том кошмаре…

-Ты не понимаешь, — Лилиан отняла руки от лица, блестящего от слез, — ты ведь не понял, да?

-Прошу прощения? — нахмурился Мелеагант, касаясь тонкого девичьего запястья и прикладывая ее ладонь к своей щеке, — о чем ты?

-Он меня поддерживал, ненавязчиво, аккуратно! — Лилиан на мгновение прикрыла глаза, поглаживая рукой щеку Мелеаганта, — но я не поддержала его. Мне нужно было бежать с ним от Леди Озера, когда он объявил мне, что она лицемерна, что она… ее дом походил на цветущий сад, но это была гниль! Там было много цветов, гроздья винограда свисали прямо с потолка, все было увито травами и разноцветьями, но дышать там было совершенно невозможно! Все, словно бы искусственное, мертвое, понимаешь? Я хотела выбраться оттуда, хотя, Леди Озера давала мне кров, пищу, образование и не была мною замечена в чем-то особенно злобном, но я хотела уйти оттуда. Но когда Ланселот мне предложил это сделать, я испугалась! Я трусиха!

Лилиан откинулась обратно на постель, закрыла лицо руками, пытаясь справиться с потоком охвативших эмоций.

-Не трусиха, — мягко промолвил Мелеагант, склоняясь к ней, — ты находишься в земле де Горр, а это не земля для трусов. Ты налетела на Моргану в день турнира, чтобы защитить Ланселота, ты бросилась в герцогство Кармелида с Уриеном… разве трусость это?

Лилиан не успела ответить, потому что на стене замелькали желтые огоньки-глаза и несколько Теней выпрыгнули из стены.

Лилиан взвизгнула и натянула одеяло до самого подбородка — она не могла привыкнуть к тому, что тени появлялись из ниоткуда и в это же никуда и уходили.

-Учитесь стучаться, — посоветовал Мелеагант, вылезая из постели, — ну? Что у вас?

Тень неуклюже поклонилась, что-то смущенно мурькнула-мявкнула и протянула Мелеаганту вполне осязаемый свиток с незнакомой Лилиан печатью. Мелеагант разодрал печать и развернул лист, прочел — помрачнел…

-Что-то случилось? — с тревогой спросила Лилиан, приподнимаясь на руках, заглядывая в лицо Мелеаганту.

-А? — он встряхнулся, взглянул на нее, — нет, любовь моя, нет!

Торопливо поцеловал ее в лоб, набросил на себя мантию и выскользнул в коридор вместе с большей частью Теней. Другие ушли в стену, а одна, заглядевшись на Лилиан, вдруг осознала, видимо, что ее бросили, и попыталась метнуться в стену, но влетела лбом прямо в колонну. Панически заверещала что-то на своем, и осела на пол…

-Дожили! — не выдержала Лилиан и позвала, — эй… Тень, ты…вы как?

Тень крякнула, заворошилась на полу, но не поднялась. Лилиан, обмотав себя одеялом, сползла с постели и с опаской склонилась над Тенью — та лежала на полу, прикрыв один из желтовато-слеповатых на вид глазок.

-Э…вам помочь? — Лилиан огляделась, ища ответ, как можно помочь существу, которое вроде бы и не совсем живое. То есть, нет, оно живое, но не живое в мире живых.

Лилиан, преодолевая страх, помня о том, что она целитель (да, не совсем такой целитель, но всё же!) — протянула руку Тени, и та, беспомощно вцепилась в нее лапкой-ручкой и тут же выпустила руку, картинно откинувшись в обморок.

Лилиан, не успев испугаться, почувствовала, что у нее в ладошке что-то осталось и медленно разогнула пальцы и едва не всплакнула от умиления — на ее ладони осталась лежать маленький цветочек ромашки, вложенный Тенью.

-Спаси…- начала было целительница, но осеклась, увидев, что пол, где только что лежала Тень, пуст.

-Господи, куда ж меня занесло! — не удержалась Лилиан от смешка, но ромашку сохранила, положив ее между страницами книги «Законы и следствия лекарственных зелий».

***

Вкус победы запекается на губах кровью, остается в сердцах сталью и прожигает криком душу. Вкус победы не спутать ни с чем, не забыть никогда и не стереть с губ своих. К победе полагается крепкое вино, хмельной зал добрый рыцарей и красавиц-танцовщиц, а также громкие барды…

-Это твоя победа, Артур! — Гавейн устало оперся на меч, глядя на короля так, как может смотреть только преданный слуга на своего господина. — Долгой жизни, мой король!

-Это наша победа, братья, — шепчет Артур, у которого пропало все желание кричать, ушло в землю вместе с последним, попавшим под его меч, саксонским наемником.

-Я сочиню об этом песню! — Кей мужественно трясет руки всем, раскланиваясь и улыбаясь. Он уже не помнит, что пять минут назад верещал, напуганный гусеницей, десять минут едва не был убит саксонской лошадью…он уже ничего не помнит, кроме этой, (не)своей победы. — Она зазвучит гимном для всех бриттов…

Уриен усмехается. Ему не нужно смотреть даже на короля Артура, чтобы представить его самодовольство — первая победа! Первый военный успех нового короля. Наверняка, Артур уже решил, как сообщит об этом Гвиневре, как скажет Моргане…

Впрочем, чует сердце Уриена, что говорить Моргане особенно не нужно. Или же граф стал законченным параноиком, или же черный ворон, разгуливающий свободно под ногами рыцарей и армии короля, действительно нехорошо блестит своим глазом? Бывают ли у птиц такие глаза, с зеленоватым проблеском пламени? Бывают ли птицы…такими не-птичьими? Могут ли их перья быть так аккуратно уложены, если птица изначально из числа падальщиков и дьявол знает, сколько времени она уже кружит по этому полю битвы?

Уриен отшатывается — ему мерещится что-то невообразимое, что-то диковатое. Он представляет себе сразу же несколько образов. Почему-то ему видится и Мелеагант, лежащий с перерезанным горлом, на месте трупа под его же, Уриена, ногами; и Лея, что кошкой льнет к Артуру, а его руки жадно блуждают по ее телу, так по-хозяйски порочно, пошло… и Моргана, которая хватается за его руку и шепчет что-то, что Уриен не может услышать.

-Граф, — зовет Николас, единственный, кто замечает его состояние, — вы в порядке?

-Утомился, — мрачно отзывается Уриен, и видение проходит, мелькнув…зеленоватым огоньком в глазе ворона. Ворон что, смотрит прямо на него?

-Да, Уриен, вы прекрасно сражались, — признает Персиваль и хлопает Уриена по плечу так, что у того едва-едва хватает сил, чтобы удержаться, — вы храбрец, которых поискать! Я много слышал о вас, но не видел прежде в деле.

-Могу показать еще раз, — предлагает граф сквозь зубы и что-то совершенно не миролюбивое, а скорее, жуткое, скользит в его тоне.

-Не стоит, — торопливо замечает Персиваль.

-Тогда уберите от меня руку, — отзывается граф, которому уже плевать, сколько глоток придется перерезать в этот день. Персиваль покоряется, но обстановка остается слегка раздраженной.

-Мы отметим сегодня эту победу! — яростно выдает Артур и вскидывает кулак, — братья!

-Братья! — вторят рыцари и вскидывают свои кулаки.

-И я! И я! И я! — орет Кей, подпрыгивая, и вскидывая сразу же два кулака. — И я тоже!

Довольно. Нужно возвращаться. Нужно пировать. Нужно найти чью-то податливость, если не подается любовь, если не поддается ненависть.

До крови закушены губы, до боли стиснуты руки в кулак, в глазах — немота боли. Возвращаться с битвы всегда тяжело, потому что в ночь за битвой приходят мертвые и тянут руки, и зовут. Артуру неведомо это — он прежде не бился, а Уриен бился. Он не привык напиваться в другие дни, кроме как в дни, когда кипела кровь и земля стонала под копытами боевых лошадей.

Все воины напиваются после битвы, если есть такая возможность. Забываются в объятиях красавиц, чтобы не остаться в эту страшную ночь в одиночестве. Что-то человеческое, что-то свое каждый теряет, убивая. Сколько ушло в землю крови? Сколько ушло туда боли? Сколько смеха и надежд?

Пусто в груди. Пусто. Зверь совести не молчит и Уриену кажется, что он ослеп и оглох — так всегда. Он знает, что отойдет, что вернется, но нужно выдержать день или два, чтобы снова стать собою. Он еще человек. Слишком человек для войны.Сколько боли скопилось внутри и тут же рухнуло куда-то, потянуло комком где-то в животе, холодом по ногам… смерть в глазах останется, надо не ослепнуть.

Снова лошади. Снова путь. На этот раз — в замок. В Камелот. Кей перебирает струны лютни, пытается сочинить что-то героическое, но выходит у него явно дурно, и это дребезжание его голоса и инструмента сильно бьет по душе, по обнаженным оголенным чувствам.

Уриен нагоняет лошадь Ланселота, равняется с ним. Ланселоту не досталось — удача и мастерство сделали его неуязвимым сегодня. Уриен не мог не оценить, что рыцарь дрался славно…

-Хотите поговорить со мною? — угадывает Ланселот тихо.

Смысла отрицать нет. Это не он так решил. Это решило что-то, ведущее его по жизни, но Уриен соглашается с этой силой:

-Да, я хочу попросить у тебя… если меня не станет, если меня совсем не станет, не оставь Моргану и Лею, пожалуйста. Они пропадут. Мелеагант позаботится о них, но Артур кажется, мне…непредсказуемым и я прошу тебя тоже.

Ланселот молчит лишь мгновение, но оно мучительно. Рыцарь соглашается:

-Клянусь тебе, не оставлю. Но, Уриен… если со мной что-то произойдет, сделай это же и для Лилиан, и для…

Произнести ЕЁ имя так сложно, так рвано и больно. Она живет в нем. Она стала его душою. Он, глядя на луну, на день, на солнце, видит ее повсюду. Но Уриен знает любовь. Уриен угадывает:

-Я позабочусь о ней…

И что-то большее, чем случайное приятельство остается в их судьбах, что-то объединяет их пути.