Глава 40

«Здравствуй, Мелеагант! Я добрался до Камелота вполне нормально, если не считать того, что меня не очень хотели впускать. Только после того, как я сообщил, что везу письма от принца де Горр, меня пропустили. Сам же Камелот являет собою теперь не самое лучшее зрелище, меня не было чуть больше недели, а я уже начинаю теряться! Ощущение, что замок как-то делит свою власть между Морганой-Мерлином-Николасом. У меня появилось смутное подозрение, что каждый из этих троих пытается перетянуть Артура на свою сторону, но использует его лишь как марионетку. Николас явно держится в тени, на нем заключены все финансы — он не вмешивается в разборки между Морганой и Мерлином, а эти двое… ох, говорят, они ругаются и ругаются.

Мерлину твое письмо я отдал, он помрачнел, взглянув на печать, и принял его из моих рук холодно. Моргану поймать лично не смог, что очень досадно, письмо оставил на ее столе, замаскировав так, чтобы никто не увидел случайно его среди свитков.

Что до Леи — она мне клянется, что все в порядке. Более того, возможно, наша девочка совсем уже выросла… не поверишь, но сэр Персиваль, кажется, имеет на нее не самые легкомысленные виды, а если верить Ланселоту, то и самые серьезные! Да, этот человек знатных кровей, готов жениться на Лее! Я немного ревную, но я не имел на нее никаких прав, я должен это признать.

Обоз с зерном Артур распорядился сразу отправить на север, а может, это было и не распоряжение самого Артура, но мы отправили. Все в порядке…было. Видишь ли, Мерлин настаивал на том, чтобы Артур повез зерно голодающим людям сам, а он не стал этого делать, и зерно повезли твои люди, с твоим именем. В результате, деревня, получив зерно, немного…вышла из-под контроля. Они, голодные и недовольные, готовы разорвать забывшего их короля и выйти из-под его власти. Кто-то донес эту весть Артуру и, знаешь, как он поступил? Он не внял совету друида. Он решил отправить туда войска. Во главе с Гавейном. Для подавления восстания. Этот человек так гениален, что я даже начинаю переживать! У меня ощущение, что мы пытаемся утопить котенка, который сам имеет желание умереть! Во всяком случае, я пока побуду здесь. Пожалуйста, присмотри за моими землями и за Лилиан — это вообще наш единственный целитель!

Твой друг Граф Уриен Мори»

«Уриен, скажи на милость, а почему я отправил именно тебя? Я мог выбрать любого гонца, но тогда Артур мог и поехать бы на юг, устраивать всю ситуацию. Мне этого не нужно. Я отправил тебя, чтобы он побоялся оставить свою ненаглядную Моргану! Тогда он должен был остаться в замке…и остался. За землями пригляжу, за Лилиан тоже не волнуйся — она заботится обо мне так, как никто прежде. Однако меня беспокоит то, что она остается безумной далекой для жизни двора. Существует где-то там, далеко от меня или со мною. За Лею…рад. Надо будет пересмотреть для нее приданое, пусть порадуется! И еще, дай понять Персивалю, что если он Лею обидит, если хотя бы подумает ее обидеть, я вырву ему язык и заставлю его проглотить. И еще, возвращайся через два дня, не следует дожидаться конца восстания.

Мелеагант»

«Ваше высочество, мой дорогой принц де Горр, я очень благодарен вам за то, что вы не дали погибнуть от голода южным провинциям. От лица моего короля — Артура Пендрагона я

приглашаю Вас к нему во дворец, для вручения достойной награды и воздаяния почестей вашему благородству. Король Артур не желает вражды с вашими землями, напротив, всячески желает объединения…может быть, вы желаете рассмотреть брачный союз? Мы можем подобрать вам невесту из числа знатных родов, в том числе и приближенных к королю. Это так мудро — спасти народ! Я рад, что ваша неприязнь к Артуру сходит на нет.

Советник короля Мерлин»

«Идите к дьяволу, друид! Я не сделал этого для короля. Я сделал это для народа. Народ должен кто-то спасти, и, видит небо, это не ваш ублюдок — Артур!

Мелеагант»

«Мелеагант, не смей меня пытаться запугать! Я следую нашему плану. Я все еще помню твою цель, я помню, что обещала тебе, и буду помогать, но не смей играть со мной в эти игры! Не смей мне угрожать!

Моргана Корнуэл»

«Моргана, милая девочка с чудным характером, я не угрожаю тебе, мне в этом нет особенной надобности. Как протекает твоя беременность? Не хочется ли каких-нибудь изысков? Фруктов? Буду рад твоему визиту в земли де Горр! К слову, как давно Артур вернул тебе титул?

Мелеагант»

«Здравствуй, Мелеагант! Я…прости, что не писала. Я не могла. Мне сложно. Мне очень сложно. Я оказалась в западне, я не хочу шпионить за Гвиневрой, она так тепло ко мне относится, мне стыдно, Мелеагант! Мне — Лее, танцовщице без идеалов и морали, стыдно! Она не заслуживает быть орудием твоей мести Артуру, Мерлину…никому. Она выплакала все слезы, она выстрадала все свои ночи, она тонка, худа и бледна. И добра, несправедливо добра ко мне! Я больше не могу шпионить за нею, я больше не могу. Даже для тебя — моего спасителя, моего благодетеля! Мелеагант, я всегда буду молиться за тебя, как молилась прежде, я всегда буду защищать тебя, я не поддерживаю Артура, но она…она не виновата, что ее отец — сволочь, что ее муж — идиот, и что она сама — разменная монета для всех вас. Ни ты, ни Моргана, ни даже Мерлин (благодетель изо лжи и фальши), ни Кармелид — никто не видит в ней человека. Только Ланселот разве что… я хочу быть ее другом, потому что я не могу так рвать себе душу! Мне показали, что я могу быть другой, что и меня можно любить за то, что я есть, за то, что я — это я.

Я слуга тебе, мой принц, мой господин, но не раба! Я не могу… моя душа ищет дорогу домой, и я нашла приют в объятиях Гвиневры. Она стала мне сестрой. О, Мелеагант, я эгоистка! Я неблагодарная тварь, кляни меня, проклинай, ненавидь — умоляю! Не смей меня прощать, я заслуживаю твоего презрения, отворачиваясь от тебя. Я живу благодаря тебе, я имею все благодаря твоей милости и сейчас я отвергаю все для девушки, которая несчастна. А еще… я любима. И я не забуду еще и этого факта. Я устала носить маски и притворяться, хранить лицо, когда душа ноет от синяков, я не хочу больше боли и ярости, я не хочу больше стискивать зубы, чтобы не выдать своей ненависти.

Я хочу жить, мой господин. И я пишу это письмо, обливая его слезами. Я не заслуживаю твоего дара жизни, я буду молиться за то, чтобы ты обрел все, чего желаешь, но иди к этому без меня. Будь счастлив…

Твое имя для меня останется именем героя, чтобы ты не сделал. Я завела себе мышонка, нарекла его — Маолас, и он похож на тебя. Он такой же необычный, он такой же умный и он останется со мною.

Прости слугу свою.

Служанка твоя, смиренная Лея»

«Лея, будь счастлива. Я понимаю твое желание и принимаю его. Заботься, в таком случае, о Гвиневре, помоги ей стать счастливой — нам, откровенно говорю, не до нее. Оберегай, не выдавай ей наших планов и помогай. Приезжай гостьей в земли де Горр, мы с Уриеном уже давно понемногу собирали для тебя приданое.

Мелеагант»

«Мелеагант, ваше высочество, во имя дружбы вашего отца, во имя его святой памяти, не откажите в милости и посетите вместе со мною охоту в моих угодьях! Окажите мне эту честь — с вашим отцом нас долгие годы связывала нежная дружба, пусть она не закончится! Я стану вам отцом, советником и другом, каким стал для меня однажды ваш отец, я верну свой долг.

Ваш покорный слуга — герцог Леодоган Кармелид»

«Герцог, к слову, о долгах! Если вы не вернете мне до конца месяца хотя бы четверть из того, что задолжали еще моему отцу, ваши угодья станут моими — я вам обещаю!

Мелеагант»

***

-Это рискованная затея, надеюсь, вы это понимаете? — управляющий герцог де Шенье — незаметная, но очень правильная тень двора земли де Горр мог бы сделать себе любую карьеру. Его ловкость могла стать ловкостью воина, его философия могла привести его к сану епископа, но он не только отрек от себя эти два соблазнительных пути, но и не пустил своей въедливости к науки, чувство эстетики в искусство, нет. Герцог закопался в бумагах, со страстной жадностью впивался в каждую строку и знал, кажется, все лазейки и ловушки в документах. Незаменимый, помнящий законы, аккуратный, педантично ведущий записи слуга, обладающий, при этом, полным отсутствием каких-либо норм морали и фантастической преданностью. Для принца де Горр — сначала для Багдамага, теперь для его сына — этот человек мог сделать все, что угодно и как угодно, он мог найти в псалмах к святым воспевание дьявола, если то было нужно. У него не было друзей, он не появлялся на пирах, предпочитая, есть скромно и одиноко. У него не было постоянной женщины — он пользовался услугами борделей, у него не было веры… ничего, из того, чем грешит средний человек. Никаких привязанностей, кроме фанатичной преданности де Горру. Нельзя сказать, что преданность эта шла всегда на пользу самим де Горрам, складывалась жизнь по-разному, но, тем не менее, Мелеагант без сомнений раскрыл одну из своих идей герцогу и теперь ждал его решения.

-Понимаю, — лениво отозвался Мелеагант, кивком предлагая де Шенье присесть в любое кресло. Герцог, не задумываясь, выбрал ближнее к себе, самое неудобное, жестковатое, истертое. Но это был человек такого качества, для которого не существовало «неудобно», существовало «необходимо». Он жалел о том, что тратит время на сон и пищу, в то время, когда мог бы читать или работать, но, к сожалению, не научился обходиться без того и другого. Обитатель самых аскетичных комнат, он не требовал роскоши, слуг и одеяний, расхаживая в двух-трех нарядах, скроенных по грубому лекалу. К слову, эти наряды он стирал сам, отказываясь от служанок…

-Испанцы сильны в кораблестроении, — признал с видимой неохотой герцог, разглядывая принесенные ему чертежи, — но новая форма их кораблей предполагает большую затрату по дереву. У нас, при всем моем уважении, нет столько нужного дерева. Я взял на себя смелость срисовать кусочек кормы, чтобы показать его мастерам, и они говорят, что наши лесопилки не располагают к подобному. Придется либо перестраивать, с риском для себя, старые, либо строить новые, но, опять же…

-Я понял, — заверил Мелеагант, — эти чертежи от испанцев, они всегда строили чуть иначе, чем мы. Однако меня заверяли, что предложенная ими форма носа и бортов позволит развивать большую скорость для кораблей.

-Мой принц собрался покорять воду? — спросил герцог с удивлением, — корабли вашего флота…

-Старые. Нам нужно постоянно развиваться, — перебил Мелеагант, — к тому же. Такие корабли есть и у Камелота.

-Мой принц полагает, что Камелот способен вступить в битву на воде? — герцог выразил очень вежливое сомнение в голосе. — Их корабли не обновлялись уже лет сорок, не меньше. Страшно подумать, как у них выглядит флот, если от него вообще что-то осталось.

-Мы должны быть на шаг дальше от соперников, — Мелеагант дернул плечом в легком раздражении, — испанцы скоро начнут воевать на новых кораблях, а мы? Мы имеем несколько старых, которые скоро выйдут из строя… что же до лесопилок, придется строить новые, налаживать торговлю деревом, выписывать мастеров из Испании.

-Я подсчитал это, — де Шенье предусмотрительно вытащил из кипы пергаментов один, аккуратно сложенный в четыре раза, разгладил с любовью, которая заменяла ему все чувства к живым объектам, — дешевле всего вести торговлю лесом с Неаполем. Он нуждается в драгоценных камнях, что добываются на наших шахтах, мы — в лесах, что там в изобилии. Плюс, Неаполь не ведет переговоров с Камелотом, не признавая власть Артура-бастарда. Но, мой принц, это все равно новые вложения, а у нас… нет столько доступных средств.

-Где ты предлагаешь их отыскать? — Мелеагант не выносил разговор о финансах, но без них не обходилось никогда.

-Это должен предложить я? — уточнил, на всякий, ведомый лишь ему одному, случай, герцог де Шенье.

-Я спросил у тебя, — Мелеагант смирился с манерой слуги всегда уточнять на два-три раза одно и то же, словно бы выгадывая для себя лазейку, а, может, так и было? — Я жду твоего предложения.

-Можно объединиться в альянс, — предложил самое очевидное герцог, и, как бы между делом, складывая помятые листы бумаги, продолжил, — или объявить войну какому-нибудь…бедному,

нищему, пропащему герцогству…или графству. А далее, как захочет ваше величество: собрать откуп, или же просто отобрать все. Вопрос, конечно, в благородстве, хватит ли его у принца… противников нужно выбирать равных, или не нужно — здесь уже я не знаю.

-Как поступил бы ты? — напрямик спросил Мелеагант, прикидывая в уме навскидку три варианта дальнейших событий и не довольствуясь ни одним из них.

-Я перекупил бы у испанцев второго, — просто ответил герцог.

-Поясни! — потребовал Мелеагант, изумленный по-настоящему.

-Ваше высочество, всегда сложно быть за кем-то. у любого гения есть тень, что наступает, идет след в след, кто-то недооцененный, нуждающийся в поддержке. Это изобретение, изобретение — подвластно уму человеческому. Если бы я оказался на вашем месте, чего, разумеется, никогда не произойдет, я отыскал бы второго, кто заявил нечто подобное, предложил свои чертежи, но не нашел поддержки. Покинутый, скорее всего, лишенный денег, но амбициозный — его будет легче купить, его будет легко взять на веру. А самое главное, он может оказаться более перспективным, так как будет желать переплюнуть конкурента.

-Ох ты! — Мелеагант по-настоящему восхитился решением. — Будь дело в пределах моей земли, я бы такого человека отыскал, но испанцы!

-Я, мой принц, взял на себя эту смелость, и могу предложить вам три кандидатуры на выбор…

Перед приятно изумленным принцем де Горром на стол легли три аккуратно сложенных листа пергамента с тремя начертанными именами и краткими сведениями.

***

-Моргана, я завтра уеду, а ты ведешь себя так, словно тебе до этого нет и дела! — нервы графа Уриена, державшиеся лишь на одном не самом честном слове, не выдерживали того напряжения, что искусственно создавала и поддерживала фея, полностью исключая возможность общения с глазу на глаз с графом.

-Ты прав, — согласилась фея, с легким изяществом пытаясь ввинтиться в другую, разветвленную галерею, где Уриен не мог уже ее однажды найти, — мне нет дела.

-Это неправда, — граф попытался убедить скорее себя, чем ее, но ему нужно было это убеждение. — Пожалуйста, Моргана! Я знаю, что я тебе небезразличен! Пожалуйста…

-Что «пожалуйста»7 — не выдержала фея, обернулась, глядя в глаза графу, — что тебе нужно? У меня дела, а ты только и знаешь, что ходить за мною и умолять! А о чем ты молишь?

-Уезжай со мной, — нашелся граф. — Прошу. Я ведь люблю тебя, а ты знаешь, что задумал Мелеагант, что…

-Что вы оба творите! — со злобным торжеством кольнула Моргана, ударив Уриена кулаком в грудь. Не очень больно, но очень обидно. — Вы отравили хлеб для народа, вы срываете поставки, руками Мелеаганта сожжены поля, и…

-Руками же Мелеаганта Артур развлекается на охоте и пирах? — Уриен перехватил ей руку повыше запястья, предотвращая новый удар. Теперь они стояли совсем близко.

-Руками же Мелеаганта я заставил Артура остаться в замке и не ехать к народу? Не успокаивать его? Моргана, очнись, он ведет войска против мирного населения, против своего же народа! это не сработает!

-Ты не политик…

-Я человек, Моргана. Я — граф. Мои крестьяне взбунтовались бы против вторжения короля, потому что привыкли видеть в нем спасение!

-Твои люди короля не видят! — слабо попыталась отбиться Моргана, — и вообще, то, что Артур не поехал к народу, твоя вина!

-Моя? — не поверил Уриен, с удивлением взирая на ее сверкнувшие в темноте коридора зеленой глаза. — Удиви, фея! — Он…- Моргана захлебнулась возмущением и подобрала самый неудачный ответ, — он решил, что ты, в его отсутствие, меня уведешь!

-Тогда это твоя вина, — заметил граф неожиданно жестко, — ты его ненавидишь. Ты позволяешь ему при этом думать, что ты его собственность… боже!

Уриен не удержался. Неожиданно Моргана стала ему резко неприятной. Лицемерная дрянь, которая потеряла уже собственную искренность, заблудившаяся в интригах, она показалась даже жуткой. Моргана, ты сама-то помнишь, в чем состоят твои жуткие интриги? Моргана, ты сама еще помнишь о себе хоть что-то? осталось в тебе хоть одна настоящая черта, не омраченная лживостью и путанностью? Какая ты, оказывается…

Какая? Не предупреждала ли она тебя, граф? Она говорила, она умоляла, как умоляла отступить ее мать Утера Пендрагона, он не внял ее словам, и ты не внемлешь. Это судьба женщин рода Корнуэл — оказываться в своей западне от чувств других. Утер Пендрагон ждал любовь, ждал страсть, а получил холодное отчаяние, когда герцогиня поняла его обман. Она даже не смогла его ненавидеть! А Моргана? Сама Моргана? Ты пропал в ней, но нужен ли ты ей? да ей никто не нужен! Что бы ты ни свершил, Уриен, каким героем ты не заявился бы к ней, ты ей не нужен! Ведь так?

Уриен отшатнулся. Ему расхотелось говорить с нею. он что-то увидел, пусть еще и не понял. Моргана, будто бы угадав его, не стала задавать вопросов, лишь опустила взор, предположив, что он прочел то, что должен был прочесть уже давно.

Прощаться было уже чересчур. Находиться рядом тоже. Уриен готов был убить за ее взгляд и сейчас, но понимал со смутным ужасом, что им движет не страсть, а какая-то собственная гордыня. Он оставался ей преданным, но в это мгновение не мог более выносить ее.

-Поступай, как знаешь! — спешно промолвил граф, и, не дожидаясь ответного слова ее, круто повернулся и сам скользнул в галерею, прошел сквозь, сквозь… ему требовалось утешение, но утешение, равное по силе. Он — полюбивший ту, что любить не умеет, нуждался в тепле, в том, чтобы ощутить свою нужность, в том, чтобы понять свою важность…

Лея! Верная, любящая кроткая Лея! Лея! И сердце едва-едва не выпрыгивает из груди, отбивая ее имя, словно самый сладкий и дурманящий мед.

Лея, где же ты, Лея? Где же ты, горная ящерица севера? Где же ты, маленькая, трепетная танцовщица, что так преданно смотрела на Уриена? Я иду за тобою, Лея, поступью рока, поступью страсти, поступью отчаянной похоти и…

Горечь ткнула кинжалом под ребра Уриена, ему перекрыли дыхание секунды осознания. В пылу собственных чувств, в пылу борьбы с Морганой и за Моргану, он забыл совсем о том, что у Леи может быть своя жизнь. Он не сразу осознал, что за сплетение рук и тел образовалось в лунном отсвете коридора, не сразу понял, что это за черная смоль волос…что за бледность запястий, что обхватывают могучую шею.

Его поцелуй с Леей был когда-то поцелуем ее безнадежности, и его отчаяния. Сейчас — ее поцелуй с Персивалем был его нежностью и надеждой Леи на лучший мир.

Какова была вероятность выйти в тот коридор? Наткнуться на них, ослепших и заблудших в коридорах любви? Не обративших на него и доли внимания?

На ватных ногах, качаясь, словно от хмельного крепкого напитка, Уриен вышел в соседнюю галерею и почти минуту простоял, прижавшись лбом к ледяной, безжизненной каменной стене, а после, рванувшись за внутренним чувством, отшвырнул к черту плащ, и тот скользнул на пол, и вылетел на улицу, пугая случайных слуг. Пинком распахнул дверь конюшни, разгоняя сон конюхов, и велел седлать свою лошадь…

«Иначе он убил бы тебя!» — с горечью подумала Моргана, стоя в окне старой астрономической башни, наблюдая за исчезающим всадником, постепенно сливающимся с ночью. — «Считай меня черствой, бессердечной, жестокой, падкой… я не хочу, чтобы ты пострадал. Останься жив, не будь ему угрозой…»

Она давно позабыла молитвы, но сейчас слова сами находили ее: прошептав непривычное, отрекшееся от губ «Amen», Моргана почувствовала, что за ее спиной в дверях кто-то есть.

Она повернулась — порывисто, готовая ко всему. Ко всему, кроме Мерлина, глядевшего на нее со смесью смутного беспокойства и тревоги, бросившегося к ней через всю комнату, разорвавшего темноту предрассветного часа криком:

-Дитя, не нужно!

Рванувшегося к ней, схватившего неожиданно ледяные руки друида…

За исключением этого, Моргана была готова ко всему. Растерявшись же, она, не осознавая своих действий, обняла Мерлина за шею и позволила стащить себя с окна. разрыдалась прямо в его грудь…

***

-Говорят, что для того, чтобы увидеть фею, нужно долго смотреть в огонь, — Гайя преувеличенно жутко взывала, пытаясь вызвать в Моргане хоть какую-то дрожь, но девочка только сильнее прижалась к своей…няньке. Наверное, не совсем верное слово это было, но с того дня, как Гайя встретила в своем кабаке маленькую грязную девочку до того худую, что кажется — прозрачную, единственное желание которой было напиться воды, сердце трактирщицы дрогнуло. Она никуда не отпустила Моргану, стала воспитывать ее, кормить,

а Моргана — помогать ей. содержать кабак на Тракте — дело неблагодарное, жуткое, отвратительное, опасное, но Гайя — бывшая пленница Рима, сбежавшая однажды сюда за поиском лучшей жизни никогда не жаловалась. У нее отваливались руки от тяжести подносов, глаза щипало от едкого дыма, а в ушах звенело от звона стекла и грохота, собиравшихся на Тракте мужчин, но она мужественно терпела и даже пыталась быть матерью для найденыша. Вечер принадлежал им двоим, поздний и редкий вечер, когда Гайя, хоть и засыпающая на ходу, еще могла держаться на ногах.

-И шептать заклинание на вересковый веночек, — продолжала Гайя, краем женского чутья догадывающаяся, что напрасно она пытается передать Моргане древние сказки, ник ч ему ей! но продолжала, потому что Моргана нуждалась в голосе, который был с нею ласков. Пусть рассказывает при этом любой бред.

-И вересковый веночек крутить в нежных пальцах, повинуясь ветру, — продолжала Гайя, поглаживая прикорнувшую на ее плече Моргану по жестким темным волосам…

Моргана вздрогнула и очнулась. Ей показалось, что ее кто-то погладил наяву по волосам, но оглянувшись по сторонам, и обнаружив себя в своей же комнате, она поняла, что находится здесь одна.

-Ветер, — непонятно кому промолвила Моргана, заметив приоткрытое окно. Ей казалось, что она закрыла его, но, наверное, порыв утреннего рассветного ветра оказался сильнее слабой задвижки на витражном окне, а Моргана же, сбежавшая от утешений друида, внезапно устыдившаяся своей слабости, вбежавшая в свою комнату, как в последнее убежище, не заметила даже, что закрыла окно неплотно.

-Это лишь ветер, — повторила Моргана, шепотом, проводя пальцем по припухшей от неудобного сна щеке, — да-а, хороша!

Она с неодобрением фыркнула, наблюдая себя в зеркале, но тут же взгляд ее исказился. Она вспомнила, что видела во сне и что ей показалось. Как часто, открывая одну дверь в памяти, мы невольно открываем и другую, нежеланную.

Вспомнилось, как по Тракту стали разъезжать воины земли де Горр… из числа молодых дворян — повес, возглавляемые юнцом-наследником принца де Горра и его другом графом. Вспомнилось, как эти веселые, шумные балагуры поставили перед собою цель уничтожить всякую непокорную тварь на Тракте.

И уничтожили. Костры пылали, а дворянство надевало головы павших на колья, строя своеобразный частокол-предупреждение. И однажды этот удар пришелся на Гайю. Она приторговывала запрещенными зельями, да имела в своем трактире что-то вроде сборного места для многих наемных лидеров. Разумеется, трактирчик римлянки попал на глаза молодому совсем Мелеаганту, да так рьяно и быстро, что Моргана однажды вернулась к пепелищу…

И тогда она поклялась отомстить не только Мерлину, но и тому, кто лишил ее второй, пусть и не самой порядочной, но все-таки дорогой души! К счастью, тогда Моргану заметили дворяне, отставшие от принца, погнались за ней, Моргана побежала в лес…

Долго длилась эта погоня, имевшая для Морганы страшные муки сердца и тела. Потом же юная фея влетела в еще одного юношу, который был даже моложе, чем она… в Ланселота.