Глава 17

-Итак, — Леодоган, едва вошел в покои Гвиневры, жестом выгнал всех служанок и остался один на один с дочерью, — что ты скажешь?

-Я? — Гвиневра растерялась еще больше. — Отец, что вы хотите услышать?

-Объяснение, почему твой отец до сих пор не полноправный член совета и не пользуется влиянием на короля! — рявкнул с плохо сдерживаемой яростью Кармелид, сильнее сжимая руку дочери.

Та вскрикнула от боли и отец мгновенно отпустил ее, убедившись, что не оставил на нежной коже синяков.

-Ты должна была сделать так, чтобы Мерлин и прочие утратили свою власть! — продолжал Кармелид, с опаской оглянувшись на дверь, — я стараюсь ради нас! Наш род должен остаться у трона, понимаешь?

-Да как я это сделаю? — спросила вконец замороченная Гвиневра, — я не знаю…я не знаю!

-Нашепчи ему, — Леодоган тяжело вздохнул, — дура ты совсем? У тебя есть преимущество — он тебя любит!

-И я его люблю тоже, — тихо прошептала Гвиневра, пряча глаза от отца.

-Восполь…что? — до Леодогана дошло не сразу, но когда мысль укоренилась в его мозгу, он с яростью взглянул на дочь, — что ты сказала? Что противишься мне?

-Я сказала, что люблю его, это значит, что я не хочу, чтобы он страдал! Ваша власть, отец… то есть, я хочу сказать, что если вокруг него советники — они не просто так там!

-Ты…- Леодоган задохнулся от возмущения, но взял себя в руки и заговорил ласково, однако, от каждого его слова Гвиневра вздрагивала, словно от удара кнутом. — Гвиневра, доченька, твой папа хочет добра для короля и тебя… он видит, что советники Артура…

-Моргана сказала мне, чтобы я не лезла в дела королевства! — Гвиневра вложила в эту фразу все свое отчаяние, все нежелание вредить и мешать Артуру.

-Моргана? — переспросил Кармелид и громыхнул, на беду себе, — эта тварь Моргана смеет тебе запрещать? Эта подлая гадина, это отродье…

-Гвине…- Артур очень вовремя и невовремя распахнул дверь, его уста еще складывались в имя разыскиваемой им невесты, до которой он поднимался по ступеням. Но мозг уже переваривал услышанное. — Герцог!

Кармелид в один миг сделался жалким, сжавшимся комочком из плохо сгруппировавшегося в преддверии удара от судьбы герцога.

-Артур! — Гвиневра вскочила, становясь перед отцом, — пощади его! Он просто…

-В сторону, — ледяным тоном велел Артур.

Гвиневра покорилась, как привыкала покоряться всю свою жизнь.

-Герцог, — заговорил Артур, клокоча от ярости, — я женюсь на вашей дочери, а не на всей вашей крови! Что вы говорили о моей сестре?

-Что она потрясающая женщина! И совсем-совсем не отродье, я с удовольствием женился бы на ней, — запищал герцог, в котором никто, даже самый сердобольный житель Камелота не узнал бы рыцаря. — Я говорил…о другой Моргане!

-Герцог…- Артур задыхался от гнева, — вы…подлец! Никто не смеет отзываться так о моей Моргане. Я недоволен вашим поступком и… Гвиневра, позови, пожалуйста, Моргану сюда.

-Зачем, — пискнул придавленный судьбой Кармелид, — она просто пытается запретить моей дочери лезть в дела королевства, она ваш враг! Я защищаю вас! Она же…ведьма!

-Фея, — поправил Артур, — но да, ведьма та еще, но все же фея. Я запрещаю вам говорить о ней в таком тоне, и пытаться строить ей козни, я запрещаю вам вообще заговаривать о ней!

-Меня что, звали? — изумленный женский голос раздался за спиною Артура и он обернулся, чтобы увидеть насмешливую Моргану и перепуганную бледную Гвиневру за нею. В дверь заглядывали и служанки — Артур узнал Лею и Агату — кормилицу и няньку Гвиневры.

-Звали, — торжествовал Артур, — этот человек посмел тебя оскорбить, называя отродьем! Просите прощения, герцог!

Кармелид рухнул на колени и зашептал что-то неразборчивое, молясь, чтобы судьба была к нему милостива. Моргана окинула взглядом этого жалкого человека и взглянула на Артура:

-И что? Ты вызвал меня для этого?

-Он оскорбил тебя! — теперь Артур растерял уверенность. — Он же…

-Брат мой, — Моргана вздохнула, — меня оскорбляли и называли отродьем на завтрак-обед и ужин, меня такими словами не напугать. Я слышала в свой адрес и худшее, и видела обращение, от которого твоя нежная душа просто взорвется! Оставь в покое герцога, успокой его дочь — она побледнела как смерть, и не дергай меня по мелочам, у меня нет времени бегать по этажам, чтобы наблюдать за унижением древней крови. Мне наплевать, кто и что обо мне говорит, Артур!

Моргана, не дожидаясь ответа, повернулась и, громко стуча каблуками, исчезла в глубинах коридора.

-Ваше величество! — Кармелид схватился за мантию короля, не решаясь подняться, — пожалуйста, простите меня…

Артур молча выдернул мантию из его рук и подошел к Гвиневре:

-Милая моя, не бойся! Я не обижу твоего отца, — король обнял ее и слегка коснулся губами ее лба, утешая. Она доверчиво прильнула к нему, и прикрыла глаза, понимая, что гроза прошла и Артур — могучий и мудрый, сильный Артур, не навредил ее отцу.

Мысли же Артура были не о герцоге, на которого он уже не злился и даже не о Гвиневре, от волос которой пахло ягодами и молоком, неоспоримой юностью, а о Моргане, которой настолько было наплевать на то, что о ней говорят, что она и не обратила внимания на герцога. И еще, пожалуй, о том, что у него, сына Утера Пендрагона, не будет, пожалуй, больше такой страстной и яркой ночи, как прошлая. Ему остается хрупкость Гвиневры, а в памяти он навсегда запечатлит этот порок и подлость, от которой он изведал и ад, и рай…

***

-Леди Моргана, как вам идет это платье! — неожиданным комплиментом встретил вошедшую в залу Совета фею Персиваль.

У леди Морганы дернулся глаз в немом предчувствии, но она сдержалась:

-Благодарю, рыцарь.

-Очень подчеркивает вашу фигуру, облегает ваш стан и формы, — не унимался рыцарь.

-Я поняла, спасибо, — Моргана села в уголок, рядом с подвинувшимся Николасом, надеясь, что Персиваль отстанет от нее, но рыцарь ловко перебрался на три ряда ниже, чтобы оказаться прямо за ее спиной и с жаром, который он сам, наверное, полагал романтическим, прошептать:

-От тебя такой потрясающий аромат!

-Персиваль, не по тебе плод, запретный! — вмешался Гавейн, с силой ударив рукой по плечу друга. — Уйди от девушки!

-По тебе что ль? — обозлился рыцарь, — Моргана, ты меня не бойся, я не обижу, в накладе не останешься! Не пожалеешь.

И Персиваль подмигнул ей.

-Убери даже мысли от нее, — не выдержал Мерлин, сидевший через два места от Николаса, — не для тебя создание! Не тебе предназначено.

-Ух, ты, у нас по назначению, — обалдел Персиваль и хмыкнул, — девушка, наплюй и решай сама!

-Давай так, — Моргана развернулась к нему, устав от бесполезного вмешательства в свой мир, — если ты сейчас встанешь на скамью и продекламируешь мне отрывок о гибели Приама — я твоя, в противном случае, если ты этого не сделаешь сию минуту, но посмеешь ко мне подойти еще раз с такой же развязностью повадок, достойных лишь сброда на Тракте, я вырву тебе язык и засуну его тебе же в глотку. Понял?

Моргана перевела дух, по зале прошел смешок-шепоток. Над Персивалем, которому не удавалось никогда очаровывать, но который всегда пытался пользоваться бешеным успехом у дам, хихикали, но так открыто не отвергали. Моргана, несмотря на тонкость своей фигуры и юность лет, сумела внести разлад в душу рыцаря. Прежде многие из них, если и знали отказ, то в виде пощечин и грубых слов, здесь же было что-то совершенно иное…

-А если я продекламирую этот отрывок? — шепотом спросил Николас, когда распахнулась дверь, и в сопровождении раздражающе прыгающего Кея появился Артур, — могу я считать тогда вас своей?

-Ну…может быть, — Моргана оценивающе оглядела рыцаря, отметила его умное лицо, высокий лоб, усталость взора, стать, — а что, продекламируете?

-Мог бы, но нет, — он поморщился с печальной улыбкой, — нет, Моргана, я не хочу вас обидеть, вы потрясающая, красивая, умная и любой должен за честь держать даже то, что находится в вашем обществе, но я хотел бы остаться вам только другом. Видите ли, я вообще недружелюбен, а с женщинами у меня всегда…не складывалось. Я спросил из интереса, но, увы, я вообще испытываю равнодушие к женщинам, как к предмету страсти.

-Я не обижаюсь и пони…- Моргана осеклась и во все глаза взглянула на рыцаря, — то есть…правда?

-Для меня важнее ум, чем внешний облик, — усмехнулся Николас, — я открываюсь вам, чтобы не приносить вам горечи, если вдруг…

-Благодаря моей сестре Моргане, — заговорил Артур, глядя как раз на шепчущуюся Моргану и своего рыцаря, — мы начали зачистку Тракта.

Дверь распахнулась, обрывая слова Артура, и на пороге возник заспанный, растрепанный граф Уриен Мори.

-Прошу прощения, ваше величество и вы, господа…дама, — он даже не взглянул на фею, — но слуга только сейчас сумел передать мне, что я должен явиться на Совет.

-А вы ночуйте в одной постели. Граф! — загоготал Гавейн и его смех поддержали. Уриен криво ухмыльнулся и сел позади Морганы так, что она чувствовала его дыхание в собственный затылок.

***

-Конечно, вам будет не очень хорошо! — выговаривала Лилиан Мелеаганту, смиренно выслушивающему ее возмущение, — вы же постоянно работаете!

-Я принц, — напомнил Мелеагант, — мой долг — работать.

-На износ работать — вредить своему же народу, — не согласилась Лилиан, составляя специальный отвар для облегчения мучившей последнее время Мелеаганта головной боли.

-Не работать на износ — вредить ему еще больше, — парировал принц, наблюдая за ее ловкими движениями. — Кажется, Ланселот не слишком рад тому, что призвал тебя в ночной час к себе?

-Он может пойти и повесить свою радость или не радость, — буркнула Лилиан, разливая настойку, сготовленную на скорую руку по трем бутылочкам, — я — целитель, я приду и днем, и ночью, и на тот свет.

-Благородно, — кивнул Мелеагант, разваливаясь на постели удобнее, — очень благородно, но как же время для себя? Для семьи и любви?

-Моя семья и моя любовь — это мир, — Лилиан отвела взгляд от Мелеаганта, ей было очень сложно сосредоточиться на лекарстве в тот момент, когда он вел себя так расслабленно, и на нем не было теперь мантии, что тоже отвлекало.

-Значит, твоя жизнь — это работа? — задумчиво уточнил Мелеагант, — интересно.

-Как вам будет угодно, — равнодушным словом, но не равнодушной мыслью отозвалась целительница. — Ваше высочество, пожалуйста, запрокиньте голову, я положу вам компресс и закреплю, чтобы снять боль.

-А после? — он улыбался, наблюдая за нею, и это немного притупляло ощущение реальности.

-Боль пройдет, — пожала плечами Лилиан, с опаской приближаясь к нему, — голову, ваше высочество!

Она попыталась приложить компресс, но даже подойдя близко к кровати, она испытывала неудобство.

-Так не пойдет! — заметил Мелеагант, — садись!

-Куда? — ошарашено взглянула на него Лилиан.

-На постель садись, — уточнил Мелеагант и целительница, словно у нее подкосились ноги, села на самый краешек…

-Умница, — похвалил Мелеагант и тут же, не дав ей опомниться, передвинулся и положил свою голову ей на колени. — Так удобнее ведь? Делай свой компресс, госпожа целитель!

Легко было ему говорить! Легко, ведь его голова просто покоилась на коленях у Лилиан, и он сам лежал спокойно, прикрыв глаза, ожидая, пока она применит свои целительские способности и снимет боль.

А вот у нее дрожали руки, от такого соседства с ее коленями и ей казалось, что через тонкую ткань платья он чувствует дрожь и жар. Неловкость сковала ее движения, и она только со второй попытки смогла закрепить компресс с лекарственным сбором и замерла в нерешительности, потому что, Мелеагант, кажется, слишком удобно устроился на ее коленях и уходить не собирался.

-Можете ложиться на подушку, мой принц, — нерешительно прошептала Лилиан, борясь с искушением погладить его по темному шелку волос.

-Тебе неудобно? — спросил Мелеагант, и даже не шелохнулся.

-Удобно, мой принц, — отозвалась Лилиан, пытаясь понять, какого черта происходит в ее имеющей особенный уклад жизни.

-Вот и всё, — тоном, словно он вынес вердикт, произнес Мелеагант. — Мне тоже удобно. Лежим дальше.

-Я сижу, — напомнила Лилиан, как будто это было самым важным в жизни.

-Мне это исправить? — поинтересовался принц, даже не открывая глаз, — спой мне, госпожа целитель.

-Что? — Лилиан снова потерялась в мыслях и словах. — Вы издеваетесь, мой принц?

-Нет, просто спой, — попросил он, — что хочешь. Хочу услышать живой голос.

-Я плохо пою, — промямлила Лилиан, — и знаю мало песен и мой голос…

-Просто спой! — Принц дернулся с ее колен и в раздражении попытался сорвать компресс, но Лилиан, сама не осознавая того, что творит, накрыла его руку своей и отвела его пальцы в сторону:

-Лежите, мой принц, я спою.

Тихонько, чтобы ее слышала только Луна, она запела, не заботясь больше ни о чем, ни о том, что она лишь целительница, ни о том, что Моргана задумала какую-то жуткую многоходовку, ни о чем не хотела думать ее душа, и хотела лишь слиться с этой ночью.

-В стороне, где текут темные воды, Где вороны дремлют в чаще ветвей,

Где ветер поёт оды свободам, Живет принц — с короной, что ночи темней.

Мелеагант внезапно накрыл свободной ладонью ее пальцы. Она вздрогнула, и голос ее тоже вздрогнул, но она заставила себя продолжать:

-Он восседает на черном престоле, Он пьет горечь вина кровавого цвета, Во взгляде — величие темной воли, Одеяние его сплетено из темного света.

Мелеагант сжал ее пальцы, и тут же отпустил их, мирно задышал, словно бы примиряясь с теплом, а может быть, головная боль стала понемногу его выпускать из своих колючих объятий.

Лилиан попыталась сменить позу и он, почувствовав это, слегка приподнял голову, чтобы она села удобнее.

-Волосы принца — шелковый блеск темноты, Пальцы изящные холодом жгут. И голос его — отражение страхов немоты, В которой демоны смерти так долго ждут!

Причудливо прыгали тени от свечей по стенам, и Лилиан показалось, что одна из теней сложилась в странное, небольшое существо, человекоподобное, но только вместо рук, скорее — лапки, и когти…

А еще глаза. В тенях она видела, как глаза полыхнули радостным желтым блеском, словно бы приветствуя ее, но тени тут же исчезли, и Лилиан пообещала себе отдыхать больше, чтобы не видеть больше в огненном танце свечей всяких чудовищ.

-В глазах его огненная пропасть — яд, Он возвещает предвестие судного часа. И многое ты отдашь за его взгляд, И много отдашь за фальшивую ласку гласа...

Тени исчезли и больше не появлялись, но Лилиан, увлекшись своим же пением, внезапно поняла, что ее гладят по руке…

Она взглянула вниз и увидела, что Мелеагант, также лежа с закрытыми глазами на ее коленях, поглаживает ее руку свободной рукой. Стоило мыслям попасться на это, как она вздрогнула всем своим естеством, по ее телу пробежали иголочки…

Голос целительницы слегка скользнул по хрипотце:

-Задыхаясь, предвижу я грозный трон, Одеяние, что плетут морозные ветра… Напомню себе, что он тьмой окружен, Что нить его души из серебра…

Только допев этот кусочек, Лилиан вдруг заметила, что одеяние Мелеаганта расшито серебряной вышивкой. Пальцы Мелеаганта перестали терзать ее кожу прикосновениями и теперь просто остановились, словно принц задумался о чем-то.

-Тьма неволит твою душу, но слабеет! Странное плетение ласки и боли. И снег тебя отпоет, и тебя согреет, Свет скажет, что ты жил светлой ролью.

Мелеагант перевернулся, сел, теперь он смотрел прямо на Лилиан. Глаза в глаза, только в его плясало что-то новое, бесовское, но затягивающее.

Он одной рукой сорвал несчастный компресс.

-Ваша голова прошла, мой принц? — спросила Лилиан, почему-то не имея возможности отвести взгляд.

-Прошла, — в его голосе тоже прозвучала легкая хрипотца, — допой, Лилиан.

Его рука коснулась ее щеки, завела ей за ухо выбившуюся прядь волос, и осталась на ее лице, словно бы он боялся, что она отвернется, будто бы ему было очень важно, чтобы она не смела отвести от него взгляд.

-За круг танца, за один круг с тобой, Многое отдам, много отниму. Если ты связался с этой тьмой, Значит, я тьму тоже приму.

Мелеагант не убрал руки от ее лица, он оглянулся на стену, по которой прыгали показавшиеся тени, а сейчас танцевали отблески свечей, затем — обернулся к Лилиан:

-Здесь иногда ходят тени… вообще, в этом замке и в этой земле много тайн. Я знаю, что ты видела их глаза на стене, я тоже их видел, с детства.

Он передвинулся, теперь принц де Горр был совсем к ней близко, и его вторая рука скользнула по ее спине, прижимая к своей груди.

-Пообещай мне, что не будешь бояться… — прошептал он ей на ухо, вдыхая запах ее волос — от них пахло сушеными травами и свежестью, а еще чем-то очень теплым, мягким, обволакивающим.

А Лилиан и не боялась.

***

Половину из того, о чем говорил Артур, Моргана проигнорировала еще на стадии обращения. На кой черт ей было слушать о том, что всех наемников нужно казнить, а Камелот полностью перестроить, если не требовалось ни того, ни другого?

Она взяла слово и попыталась воззвать Артура к дипломатии.

-Это что, мириться теперь с Мелеагантом? — не понял все еще мрачный Леодоган Кармелид, который хоть и пытался заслужить прощение Артура, но все-таки не желал прогибаться принципами под эту ведьму.

-А что тебе не нравится в Мелеаганте? — обозлилась Моргана, отбрасывая официальное обращение, — его род, его кровь, богатства и армии не уступают. А даже превосходят Камелот! Не говоря уже о том, что там совсем иначе обстоит дело с советниками!

-Как? — оживился Артур, который сам думал, что следует помириться с Мелеагантом, ведь Мелеагант — посвятивший его самого в рыцари, был образцом воплощенного рыцарства для Артура.

-О, — Моргана хмыкнула, — там было две дюжины советников, он, вступив на престол, устроил разбор каждому и сократил их в два раза. Сильно проштрафившихся — казнил, старых — на пенсию.

Моргана ласково взглянула на Мерлина, тот нахмурился, но ничего не сказал.

-Он что, управляется двенадцатью рыцарями? — не понял Артур, — так можно?

-Со-вет-ни-ка-ми, — поправила Моргана. — Он разделил рыцарей и министров. Не спорю, там есть те, кто может в оба лагеря, но в основном, он…ценит ум.

Моргана не удержалась от косого взгляда на Николаса и улыбнулась ему.

-Интересно придумано! — оценил Гавейн, обводя взглядом залу, — мы ведь воины, но и воины могут управлять королевством, важно ведь что? Не допустить захвата саксами!

-А суть в том, — тоном, полным нравоучения продолжила Моргана, — что некоторые дипломатические ходы могут быть неприятны, но…

-Мы сами сильны! — влез Персиваль, — зачем мириться с каким-то…

-Монтгомери, например, — кивнула Моргана, — незачем! Если не считать того факта, что Монтгомери владеют территорией примерно вполовину Камелота, на их долю приходится шесть рудников по добыче золота.

-Он напыщенный индюк! — поморщился Артур, — я не хочу водить с ним дружбу.

-Я тоже не все хочу, — согласилась Моргана, — я не хочу, входя в зал совета выслушивать паршивые предложения и шутки в свой адрес, не хочу слышать о том, что я…отродье!

Это было нечестно. Она задела сразу же всех, кого смогла. И Персиваля, и даже Гавейна, и Кармелида, который поспешил сжаться под мгновенно запылавшим взором короля, и Уриена, который не сдержался и обернулся на рыцарей, надеясь взглядом выцепить того, кто посмел обидеть Моргану.

Уриен мог ненавидеть Моргану, но не мог избавиться от нее в своих мыслях. Он засыпал с Леей, он касался Леи, но не мог прогнать образ феи. Лея помогала забыться ему — ненадолго и тревожно, но это было не то.

Эта дрянь, эта Моргана была нужна графу как воздух, как вода и он выдал себя ей. И она заметила это.

-Если хочешь наладить дипломатические отношения, — наконец выдал Артур, — занимайся этим сама.

-Ты дозволяешь, брат мой? — она, не мигая, смотрела на него.

-Дозволяю, — кивнул Артур и поспешил счастливо убраться с совета, чтобы не чувствовать себя кроликом перед взором странно ненавидящей его змеи.

Уриен поспешил было за ним, но на пороге уже обернулся и увидел, как Моргана перебрасывается словом с Николасом. Кровь запульсировала в венах графа ядом и он вышел вон, безотчетно сжимая кулаки.