Глава 61

 Полумрак опасен тем, что он еще не тьма, но уже не свет. В полумраке не может жить райская птица, но ещё не способны жить ночные создания, и полумрак, чтобы не оставаться одиноким и поддерживать иллюзию собственной нужности в этом мире, создал в своем покрывале своих монстров. Наверное, полумрак был очень обижен на то, что ему пришлось самому трудиться и крутить колесо истории, чтобы выбрать себе своих обитателей, по крупицам собирая их страх, или же он просто очень долго жил один и тосковал так, что решил сразу же вложиться на всю мощь в своих монстров – неизвестно, но монстры получились страшнее ночных.

В самом деле, когда ты идешь в темноте, ты готов к встрече с чем-то ужасным и пугающим, когда же тебя обманывает мерцающий, заигрывающий со смертью блеск свечей, ты не готов столкнуться с собственными монстрами.

А самое худшее то, что если на свету мы видим монстров в привычных обличиях, как и во тьме, потому что привыкли к ним, то полумрак заглядывает на самое дно наших душ и находит в них самое низкое, подлое и грязное, что вообще есть в человеке, затем пожирает это, пропускает через свое серебристое тело и выплёвывает нечто совершенно новое и жуткое.

Если бы кто-то спросил у Морганы, что она видит в полумраке, и она снизошла бы до ответа вам, вы бы услышали, что она видит фигуру отца в дверном проеме, который быстрыми и рваными шагами идет по коридору, навстречу матери. Он идет, одной рукой грубо срывая с головы, шлем, другой – судорожно расстегивая доспехи…

Но страшно не это. Страшно то, то это не её отец. Это кто-то чужой, надевший его лицо, словно бы маску, впился в не свою кожу, как в одежду. И он идет, сокращая расстояние до пятилетней Морганы и до матери. И мать горит восторгом, потому что, кажется, в этом доме все сошли с ума, и только Моргана видит, что это не лицо отца – это лишь маска на ком-то, кто хочет казаться им. И Моргана в этом полумраке пытается закричать, подбежать к матери, но ее грубо отпихивают в сторону, а кричать она не может и из горла только вырывается ржавый хрип, царапающий когтями легкие изнутри, и падая куда-то на дно желудка, вызывая противный холодок…

Всё это Моргана видит в полумраке и может поведать тому, кто спросит. Правда, это будет последнее, что вы услышите, потому что Моргана не любит говорить о том вечере и о том кошмаре, который до сих пор тянет к ней руки из полумрака и предрассветной тишины. Она нуждается в том, чтобы говорить об этом, но каждый раз, сказав хоть что-то, пугается до жути и прячется…

Если бы кто-то спросил бы у Леи, что видит в полумраке она, то она бы, не задумываясь, ответила, что грозу. Лея боится грозы и это правда, боится по сей день, но глядя в ее глаза, вы, если хорошо знаете её натуру, поймёте, что она лжет. В полумраке Лея видит бледное тело Уриена, слышит его голос, голос того, кого она любила больше всего и того, кто так и не стал для нее возлюбленным.

Если бы кто-то спросил у Ланселота, что видит в полумраке он, он честно бы ответил, что видит в нём отсутствие жизни и пустоту для себя лично, что кончилась его нужность, что он превратился в слепое орудие чужих амбиций, навсегда утратив свои собственные моральные принципы.

Можно попробовать спросить у многих. Но вот Мерлин никогда бы не сознался, что видит в полумраке, а он явно видел, во-первых, пора бы уже, во-вторых, как иначе объяснить то, что он

подолгу вглядывался в пустоту, словно бы пытаясь угадать в этой пустоте что-то своё, что-то прошлое.

Мелеагант тоже может честно ответить на вопрос о полумраке. Только вот не вам и не мне. Он скажет Лилиан, не боясь её реакции, а приветствуя её. Он скажет ей, а мы подслушаем, превратившись, на мгновение, в дыхание ветра, что колыхнет пламя свечей. он скажет ей о том, что часто оставался в огромном замке и чувствовал бесприютность его стен и эта бесприютность пугает его сильнее бесчестия и могилы.

Лилиан услышит это и коротко вздохнет, обнимая своего темного принца, и сама никогда не расскажет, что мерещится ей в полумраке…

Но мы проявим чудеса тактичности, смущенно отведем глаза в сторону и не станем спрашивать у нее об этом.

Павший король Артур Пендрагон не мог нам ответить на вопрос о полумраке, хотя бы по причине того, что ни разу не задумывался о том, что однажды окажется с ним и его монстрами лицом к лицу. Он не думал, что проиграв в игрищах трона, утратив своё положение, как король и вообще как живой человек для «пять минут назад ещё верных людей», окажется безоружным перед ещё одной опасностью.

Тайком его провели в цепях, скованного, как зверя, по нижним этажам, увели куда-то в глубины собственного…уже, впрочем, не собственного, замка и втолкнули в маленькую комнатенку, без окон с одной только тяжелой дверью, железной кроватью, жестким стулом и маленьким столом.

И Артур остался там не королем, а нищим. Он пал окончательно и духом, и телом, распластался по холодному каменному полу, потому что кровать мало чем от пола отличалась, разве что противно скрипела еще.

Артур ждал и смерти, и темноты, и пустоты, и того, что ему просто придут и отрубят голову, и болезненно хотел надеяться, что увидит ещё Моргану и их общего маленького сына…Артур желал многого, но вот, парадокс, совсем ничего при этом не хотел.

Он ждал ночи, забвения, болезненного забытья, а пришел полумрак. Пришел в образе окровавленного Кея, скалящегося, безумного и залитого черно-кровавой кашей из разбитого черепа, сидящий в углу, родной…

-Ар-тур, - хрипло прокашлял полумрак, принявший на себя облик Кея и Артур зашевелился на полу, взглянул в угол…

И даже не удивился. Он ощутил запах крови и человеческого мяса, увидел кашу вместо головы своего молочного брата и совсем не удивился, лишь сел напротив него.

-Здравствуй, Кей, - слова вылетали изо рта Артура, но он сам не мог поклясться в том, что это были его слова – слишком чужие и слишком холодные.

-Так вот…- Кей развел перебитыми руками в стороны, как бы подводя итог безмолвному их разговору, и Артур кивнул, соглашаясь:

-Да.

Кей подумал ещё мгновение, затем спросил:

-Ты боишься?

Артур прислушался к себе и понял, что страха нет. Есть отвращение к самому себе, желание закончить все и неважно, каким способом, но страха нет.

-Не боюсь, - отозвался Артур спокойно.

-Ты прости меня, - неожиданно произнес Кей, протягивая обтянутые кожей, тонкие пальцы молочному брату. – Прости меня, Артур!

-И ты меня…- Артур, как во сне, коснулся пальцев Кея своими и тут же отнял руку, испугавшись...

-Я был виноват, - Кей, наверное, пожал плечом, но в издевательском полумраке сложно было понять. – Я буду ждать тебя там, Артур. Тебе ведь…скоро.

-Скоро, - согласился Артур, зная, что так или иначе, он найдёт свою смерть в скором времени.

-Ты…отцу напиши, - легкое смущение призрака в полумраке – это горькая ирония для живого мозга. – Скажи, что…меня Дракон убил. В бою.

-Напишу, - снова соглашается Артур, не слушая даже Кея. В его разуме резко наступает такой же спасительный и безумный полумрак, только у него нет лица.

Пока нет.

-Я буду ждать тебя… - выдыхает полумрак и растворяет Кея в своих объятиях. Он растворяет на мгновение все и перед Артуром потолок сливается с полом, сам Артур как-то странно и по-мальчишески теряется и проваливается в полубред-полусон. И в нем он видит, как в полумраке вспыхивают две зеленоватые искорки – глаза…

У его полумрака зеленые глаза, которые почти сразу меняют свой огонек на темный.

-Моргана…

Она однажды так поменяла цвет глаз, почти при нем, когда лежала, ослабленная, после родов. Артур тогда удивился её неожиданно зеленым глазам.

Его полумрак Моргана. Он боится её больше всего. Она его монстр и она его любовь. Она уничтожает его, спасая и тут же, спасая, губит и топит еще сильнее.

-Погибель моя, - это уже его слова, но полумрак кружится все быстрее, как стая голодных до падали хищных черных птиц, где у каждой стальной клюв и желание терзать начавшую гнить плоть.

-Погибель…

Погибель не наступает, наступает лишь легкий, спасительный сон, дарованный полумраком, который не готов так легко расстаться с жертвой навсегда и лишь отпускает её до следующего своего возвращения к нему, желает вцепиться острыми маленькими зубками и коготками и поверженное тело и выпить до дна, досуха, до последней капли гнилой крови Пендрагонов.

***

Подготовка к коронации проходила в суматохе. Во-первых, требовался королевский размах, причем, настолько королевский, чтобы блеском торжества затмить все неудобства, возникшие в результате перехода власти. Во-вторых, требовалось еще решить ряд проблем в государстве, настолько срочных, которые требовалось решить еще вчера…

И, которые, при этом, не были готовы к решению даже через пару дней.

Мелеагант поручил готовить коронацию тем, в ком не видел особенной нужды, а сам же собрал большой совет из всех министров, помощников трона, лучших рыцарей и казначейства. Заседали весь день с одним лишь перерывом на обед, во время которого Моргана даже не нашла сил, чтобы встать из-за стола.

-Бросьте меня…- драматично попросила она, уронила голову на руки и впервые пожалела, что престол занимает Мелеагант. Если бы Артур оставался бы королем, Совет уже бы кончился, быстро решились бы текущие дела, и все разошлись бы, довольные друг другом и недовольные Артуром.

Мелеагант же решил не просто вникнуть в текущие дела, он к каждому докладчику цеплялся, желая проследить всю цепочку событий, которые привели к данной ситуации в сфере, за которую отвечал докладчик. Так как сферы были объединены и взаимосвязаны, то приходилось ворошить дела не только одного министра, но и большей его части в одном только деле.

Приносили старые документы из архивов, письма и прошения доставались из самых дальних ящиков и Мелеагант разбирал и разбирал…

Пока речь не зашла о делах Морганы, но она уже успела изрядно перепугаться по паре пунктов и получила небольшую трепку за дела очень давние, что-то из той поры, когда Артур еще думал, что он будет слушаться во всем Мерлина.

Трепка, к слову, не была похожа на трепку, которую стабильно прописывала всем правым и виноватым Моргана, разбирая чьи-то оплошности. Это была очень тактичная, преисполненная словесных изяществ, отточенная в манерах, разборка давних грехов и провалов, после которой у Морганы задергался глаз, хоть и отделалась она малой кровью.

Мелеагант вышел на обед, объявив всем, что ждет всех здесь снова через два часа и полон намерения продолжать, а Совет расползался по углам: кто на обед, кто заползти в постель и попытаться умереть. Моргана попыталась умереть на столе, но у нее не вышло.

-Это нормально, что я хочу назад, к Артуру? – спросил сэр Николас, неуклюже падая в кресло рядом с Морганой.

-Я тоже хочу Артура, - простонал Голиард, растирая затекшую шею. На самом деле, Мелеагант не пожалел и его, опасного и жуткого, нужного – не побоялся и неплохо ему ввалил за промедление в отношении болезни, всколыхнувшей недавно земли Кармелида.

-Давайте мы его воскресим, - жалобно предложил Николас, - Морган, ты же ведьма?

-Фея, - мрачно поправил Ланселот, вырастая за спиной Морганы и садясь рядом с честной компанией, - не воскресим. Мы победили узурпатора Камелота и теперь Мелеагант – наш путь к процветанию.

-Тебе бы речи писать, - не сдалась Моргана, у нее болела голова, её подташнивало и слегка мутило, а помимо этого в зале ещё и было душно. Первым, конечно, эти тревожные признаки в состоянии феи заметил Ланселот, наверное, потому что уже настроился на прием физического состояния Морганы, или же просто хорошо знал её.

Ланселот поднялся с места, распахнул настежь окно, впуская воздух, ни слова не говоря, вернулся к столу, наполнил из хрустального кувшина стакан для Морганы водой и протянул ей. Она схватилась за его руку со стаканом так, словно от этого зависела её жизнь, пила быстро и рвано, спешно и нервно.

-Ты что-нибудь ела сегодня? – с тревогой спросил Ланселот, вглядываясь в её лицо.

Моргана дернула плечом, припоминая:

-Да, ела.

-Что ты ела? – влез Николас.

Моргана попыталась вспомнить:

-На завтрак…я ела тыквенный хлеб и пирог с потрохами.

-Моргана, - ласково позвал её Голиард, - пирог с потрохами последний раз готовили два дня назад. Сегодня на завтрак только эти яблочные оладьи и сырные лепешки из хлебного. Зато лепешки потрясающие, нежные, душистые, тают во рту! У нас новая кухарка…

Моргана почти не слушала, а может быть, просто не осознавала. Стакан мелко задрожал в ее руке, Ланселот отнял его, поставил на стол, взглянул на неё:

-Что с тобой, помимо того, что ты хочешь умереть от голода ко всем чертям?

Она не ответила. Она прочувствовала.

Разумом понять можно все. важнее это прочувствовать. Разумом ты можешь понять, что умерла прежняя жизнь, но когда-то происходит маленькое действие, которое перестало быть твоим привычным действием, видоизменилось, и ты понимаешь, что никогда не будет так, как прежде.

-Боже, ты пугаешь меня! – сэр Николас тоже встревожился не на шутку. – Ты не…беременна?

На мгновение в глазах у Морганы помутнело, на поднялась, ее качнуло.

-Я…пойду, - выдохнула она.

Ланселот ту же поддержал её, позволяя опереться на руку, что фея и сделала. Не успев даже подумать о том, что на руку она опиралась только Мелеаганту, признавая его за равного себе.

-Пойдёт она! – проворчал Ланселот, ведя её по зале, - я тебя отведу.

Рыцари и советники расступались перед Морганой и Ланселотом, бросали заинтригованные взгляды, но молчали.

-Ваше величество, - на пороге очень вовремя возник Мелеагант, который сразу отметил то, что Ланселот почти тащит на себе Моргану. – Моргана, она… ей нехорошо.

-Вижу, - признал Мелеагант, пропуская их. – Отведи её к Лилиан, рыцарь, немедленно!

Собственно, туда Ланселот и собирался, но он не решил об этом сообщать и вывел Моргану в коридор…

Лилиан быстро привела Моргану в чувство, напоила её – собранно и расчетливо из какого-то флакончика странным на запах зельем и фея понемногу стала напоминать живое существо. Лилиан, узнав, что Моргана не ест и плохо спит…вернее, не спит совсем, выругалась, и выслала Ланселота на кухню, сама же принялась собирать какой-то сбор для неё.

-Это для сна, - поясняла она, раздавливая в ступке красноватые, налитые жизнью, ягоды. – Будешь принимать по одной ложке с водой. Моргана, с водой! – не с вином, не с элем, не с медовухой, не с чем-то еще, что горит…с водой. Во-дой.

-Значит, с морсом? – издевательски поинтересовалась фея, чем заслужила тяжелый взгляд от целительницы. – Погоди, я запишу.

-Моргана, ты понимаешь, что твой организм на нервной почве с ума сходит? – Лилиан не стала отвечать на насмешки Морганы. – Ты не спишь, ты не ешь, ты много нервничаешь.

-Я? – Моргана захохотала, безумно и дико. – Откуда у меня нервы? Что ты…

Она смеялась и смеялась, даже когда по щекам потекли слезы.

Ланселот вернулся быстро с корзинкой припасов.

-Кухарка новая, - сообщил он, - я принес тут…всякого.

-Значит так, дети мои! – Лилиан глубоко вздохнула, - Моргана, я не собираюсь бегать за тобой по замку и уговаривать принять лекарство или поесть, у меня дел хватает!

-Какие лекарства? – быстро спросил Ланселот, уже предвидя, как будет уговаривать Моргану принять какую-нибудь настойку.

-Что? – Лилиан обернулась. – А?

-У тебя нет времени, у меня есть, скажи, чем её поить – она не в стоянии тебя воспринимать, - разъяснил Ланселот спокойно.

Лилиан помолчала с минуту, наверное, пытаясь понять, можно ли доверять Ланселоту подобную миссию, но наконец, решила, что лучшей кандидатуры не предвидится, и начала:

-Вот это, - указала на флакончик ядовито-зеленого стекла, - принимать перед пищей, потому что она не ела нормально уже…да кто ее знает, сколько. По две капли, понял?

-Понял, - Ланселот коротко взглянул на Моргану, убедился, что она в прострации, и продолжил слушать.

-Вот это перед сном, по одной ложке для сна. С водой. Не с вином, не с элем, не с медовухой…черт, кажется, я уже говорила это…

***

Гвиневра затаилась. Она знала, что грядет торжество, сравнимое по значимости и жестокости души только с кровавыми идеями Нерона. Она понимала, что Мелеагант, засадив её в своеобразную тюрьму замка, лишив титула королевы и объявив жертвой Артура, не только спас, но и уязвил самолюбие.

А что хуже – он навсегда отнял у нее возможность быть счастливой до конца.

Гвиневра знала, что каждый раз, целуя Ланселота, она будет думать о том, что предала Артура, что заставила его пройти путь бесчестия одного, сама же, обратившись в один миг жертвою. Она понимала, что засыпая по ночам, будет просыпаться в глубокой темноте и ясно видеть укор во взгляде Луны.

Гвиневра уже колебалась, может ли она жить в бесчестии и дышать тем же воздухом, что и дышит Артур, чья судьба сейчас была для нее загадкой. Странные мысли роились в ее голове, начиная от самоубийства и заканчивая убийством…

Но она знала и то, что Мелеагант знал её саму куда лучше, чем она себя знала, и что он точно рассчитал всё. насколько случайно возвышение Ланселота? А насколько случайно милосердие над Морганой и Мордредом? И, наконец, возвращение Леи?

Лея, кстати, ходила довольно мрачная, зато была теперь рядом с Гвиневрой, разбавляя их скорбный дуэт с леди Тамлин. Гвиневра научилась угадывать скорбь за печатями ежедневных масок за последние пару дней. Прошедшие в кровавой пыли и всё ещё звучащие вскриками умирающей леди Вивьен…

Гвиневра научилась понимать скорбь и приперла-таки Лею к стенке, требуя рассказать ей, своей названной сестре по несчастью всё, что лежит у нее на душе.

Тот, кто хорошо знал Лею, увидел бы в глазах её бесноватый огонек, в котором все кричало безумным:

-Да скажи ты ей, что вы родные…по отцу!

Но Гвиневра не все научилась читать и она не заметила, как бесноватость сменилась покорностью.

Зато леди Тамлин, более искушенная в жизни, интригах и бесноватости, прочла нечто большее в глазах Леи, но тактично об этом умолчала, не имея сил на то, чтобы оставлять в прошлом свои игрища по плетению хитрых паутин и созданию чужими руками комбинаций, в которых можно выживать.

У Леди Тамлин был ещё брат – Гифлет, который не желал знать сестру, но явно нуждался в ее помощи, особенно когда не было покровителя в лице Уриена и Артура тоже не было. Был Мелеагант – беспощадный и жестокий, который явно не станет терпеть такого безнадежного рыцаря, как Гифлет и вышвырнет его прочь, оставив милостями.

А в замке так хорошо! Теперь в нем может пойти иная жизнь. Нужно объявлять всем и каждому о том, что она, Тамлин – жертва Артура и что она предана короне, и тогда, быть может, ей отведут уголочек в новой кормушке, главное – удержаться.

Но ютиться в уголке не хочется, когда начинаешь свой путь во второй раз. Она уже подобралась к королеве и все рухнуло. К Лилиан – этой целительнице, не подобраться, как к служанке, есть вариант – очаровать самого Мелеаганта, но это будет слишком очевидно, да и…трусила Тамлин отчаянно, от его тяжелого и всезнающего будто бы, взгляда.

Выходило, что если нельзя пустить в ход женскую соблазнительность и обаяние для Лилиан, нужно было включить мозг и предоставить Мелеаганту какую-то информацию, чтобы он понял, какая Тамлин полезная и что ее нужно держать подле себя и баловать…

Вот и затаилась леди Тамлин, ожидая чуда и веря в то, что фортуна еще полюбит её упорство.

Но Лея и не думала прятаться от Гвиневры всерьез. Собравшись с духом, она выложила в ее присутствии и присутствии Тамлин, что беременна от Артура и даже поделилась планом Лилиан.

-Гвиневра, если ты возьмешь меня к себе служанкой…

-Конечно, возьму! народ может считать, что это мой сын! – Гвиневра даже обрадовалась перспективе того, что Лея будет с нею, а по новому дому, в котором будет, наконец, ютится её маленькое, осколочное счастье, будет еще одна жизнь.- Я воспитаю…мы воспитаем его все.

Лея взглянула на леди Тамлин.

-Она поедет либо с Морганой, либо со мной, - быстро сказал Гвиневра. – Наверное, милая, с Морганой?

И павшая королева просительно взглянула на свою служанку.

-Конечно, почту за честь, - криво улыбнулась Тамлин.

-Но это же еще не все, - убежденно продолжила Гвиневра, обнимая Лею, - милая моя, что ещё?

И Лея поведала ей про визит к Леди Озера, обещанную помощь Мелеаганта и Морганы, от Лилиан, о проклятии, которое Лея случайно приняла на себя.

Леди Тамлин сначала жутко раздосадовалась на это, потому что выходило, что Мелеагант знает о бастарде Артура, а значит, продать эту информацию, не удастся. Затем Леди Тамлин порадовалась своей выдержке, стоило ярости отступить – она поняла, что продавать информацию нужно не Мелеаганту.

Нужно продать информацию тому, кто не хотел его возвышения. Тому, кто совершенно точно решит бороться с ним, нужно тогда рассказать и про его сына Мордреда…и про бастарда. Жаль, сам Артур мертв (леди Тамлин никто не стал посвящать в побег павшего короля), но всегда есть кто-то, кто жаждет власти, кто будет недоволен королем и если найти этого человека, сдать ему и Лею, и Моргану…

Впрочем, и с самим Мелеагантом, если честно, есть о чем поторговаться!