Глава 59

 Моргана не сразу отреагировала на стук в дверь…в самом деле – те, кому действительно сейчас было дело до павшей сводной сестры короля, могли войти и без всех этих церемоний. К чему заставлять её распрямляться, откладывать в сторону многотомник «Пособник чародея» и обращать свой взор на дверь? Какая, черт возьми, сила, должна была прийти и требовать её ответа? Разве она, Моргана, по-прежнему, ещё что-то решает?

Но когда стук повторился, Моргана с раздражением отшвырнула в сторону книгу, распрямилась, позволяя волосам свободно распасться по плечам, и обернулась к двери, явно с ненавистью ко всему сущему.

-Можно? – в проеме возник Ланселот, с самым смущенным видом. Странно, что ещё могло смутить рыцаря? Меньше трёх часов назад ему открыто сказали, что он может убираться прочь, что он предал Артура и получил за это все свои блага…

Что ему еще надо?

-Нельзя, - раздраженно отозвалась Моргана, но от двери отвернулась, стараясь не глядеть на входящего Ланселота.

-Я зашёл…- всё в том же смущении начал рыцарь, но Моргана перебила его:

-Вижу!

-Чтобы узнать, как ты, - спокойно закончил рыцарь, который, судя по всему, успел нарастить броню против всех её глупых и нарочитых грубостей.

-Вешаться не собираюсь, - процедила Моргана, не удостаивая Ланселота взглядом, попыталась схватить «Пособник чародея», но книга выскользнула из непослушных пальцев прямо на пол и фея рухнула в кресло. Почему-то именно это доконало её. так бывает, убеждалась она много раз, когда терпишь и терпишь, когда хоронишь чувства и эмоции, а потом из рук падает книга, или разгибается уголок странички и это становится последней каплей, чаша терпения переполняется и хочется орать…

Выть от бессилия, сидеть, раскачиваясь, из стороны в сторону.

Ланселот не то угадал её настроение, не то его тоже раздражала эта валяющаяся на полу книга, но он наклонился за ней, швырнул в сторону, слегка удостоив её взглядом, и неловко коснулся плеча Морганы, не то, пытаясь хлопнуть её, не то погладить.

-Шёл бы ты…к Гвиневре, - ядовито произнесла фея, отодвигаясь. – Ей сейчас тяжело.

-У неё есть леди Тамлин, забота об отце и она справится, - отозвался Ланселот. – А вот ты…

-У меня есть Артур! – порывисто выдохнула Моргана и закрыла лицо рукавом, понимая, что имя Артура не только не может её защитить, как не могло защитить никогда, а напротив, уязвляло.

-И я тебе сочувствую, - помедлив, сказал Ланселот, присаживаясь на подлокотник кресла, не заботясь уже о сохранности мебели. – Но мир прекрасен даже в разочаровании. Моргана, мы выжили!

-Ты будешь жить, - Моргана отняла руку от лица, - Гвиневра будет жить. А мы с Артуром и Мордредом будем не жить, а существовать. Ты слишком молод, чтобы понять эту разницу. Но однажды, если звёзды не сжалятся над тобою, ты поймёшь.

-На мою долю не выпадало столько, сколько выпало на твою, это правда, - Ланселот не спорил. – Но это не значит, что я совсем ничего не понимаю. Тебе больно – ты потеряла всё, и что хуже – на этом не кончились твои потери. Ты любишь Артура и будешь любить его, даже если будешь знать, что будет дальше.

-Пошёл бы ты…к Гвиневре! – уже более яростно повторила Моргана, отказываясь отвечать прямо на его слова.

-Моргана, - он заговорил мягче, бросил взгляд в окно. – На улице сегодня жгут трупы. И жгут всю ночь. за Артура было мало заступников, но они были и это позволило многим свести личные счеты. Ни ты, ни Артур, ни Мордред не находитесь в числе этих трупов. Вы не стоите на площади, сжигая тела, вы не стоите в числе монахинь и плакальщиц, вы не стоите в числе тех, кто прощается с теми, кого сегодня оставила жизнь. У вас начинается новый день. Ты можешь чувствовать, что ты предала Артура, предала своего сына и саму себя, но Артур мог погрузить весь Камелот в этот самый погребальный костёр, всех монахинь свести до плакальщиц, и всё, что оставалось…

-Замолчи! – резко потребовала Моргана, снова прячась от света и слова.

-Нет, договорю, - возразил Ланселот. – Ты стала в числе тех, кто спас народ от заведомой погибели. Ты не посчиталась ни с любовью, ни с кровью. Ты должна ликовать, потому что народ будет жить, благодаря тебе.

-И тебе, - ядовито напомнила Моргана, но яд этот носил характер слабого укола.

-И мне, - устало улыбнулся рыцарь, и только сейчас Моргана сообразила, что он, скорее всего, очень устал, не меньше, чем она сама.

-Что…что там происходит? – спросила фея нерешительно, с тревогой оглядываясь на окно. Сама она подойти боялась. Даже несмотря на то, что Мелеагант объявил её к рассвету несостоявшейся женой названного брата, а её сына…сына греха – сыном графа Уриена Мори, она боялась, боялась народного гнева, а что хлеще – собственной совести, ведь в числе тех, кто сегодня жил на площади, а казалось, что жил там весь Камелот, были те, кто знал, что Моргана – предатель.

-Трупы жгут, славят Мелеаганта и новый порядок, - Ланселот проследил за её взглядом и ответил как можно будничнее, стараясь, чтобы в его голосе не было дрожи. Ни к чему фее знать, что там творится на самом деле. Трупы, и в самом деле, жгут…

Только вот трупы те – это не те, с кем сводили счеты. Ланселот уже понял, что частично – это уже гвардия Мелеаганта, которая видела его восхождение и которая должна была умереть. Мелеаганта правда славят, но больше того – злословят об Артуре и прикидывают. Как бы поквитаться, если не удалось с королём, то хотя бы, добраться до его жены, сестры и…ублюдка.

Моргана поднимает голову, прислушиваясь к шуму на улице. Это удивительный шум! Такой шум бывает только в первый рассвет после переворота. Трещат погребальные костры и звучат песни, колокола звонят, не переставая, словно от этого зависит жизнь королевства! И ветер затихает, отдает свои права безумной толпе. Сейчас будут погромы, сейчас будут танцы и кровавая толпа станет праздной, и обратится огромным зверем…

Тысячи рук, тысячи ртов и глаз сплетут ужасное чудовище, которое будет терзать врагов нового короля. Артур не мог дать идеи народу, идеи кровавой, в которой он так нуждался. Идеи смерти. Артура нельзя было полюбить или возненавидеть, народ забыл о нем и презрел, заранее облек в саван.

Мелеаганта они не смогут не полюбить или не возненавидеть. Они будут жить им, его идеями, его судьбами и покоряться его руке. Они будут воспевать его, но и это даже станут делать с опаской, потому что знают, что у них есть идея.

Народ обожает буйство. Народ обожает смерть, но разница в том, что не смерть собственную, а смерть ближних. Народ обожает видеть палача и знать, что палач не будет стричь им волосы.

Народ хочет видеть жестокость и быть частью этой жестокости, чтобы потом падать на колени перед святыми образами, плакать у икон и верить в истинную доброту и милосердие своё. Народ нуждается даже не в кнуте, нет! В крови.

Но если животное убивает и топит в крови более слабых для выживания, то тысячерукое, тысячеокое и тысячертовое чудовище толпы желает убивать и топить в крови из страха.

Они боятся, что кто-то иначе утопит их. Они боятся, что без крови не будет идеи, за которую можно фанатично броситься в погребальный костёр, а если нет идеи – нет оправдания собственной трусости и слабости.

-Как будет дальше? – слабо спрашивает Моргана.

-Ты уедешь в графство Мори с Артуром и сыном, - отзывается Ланселот, еще не предвидя разумом тысячерукое и тысячеокое чудовище. Но уже предчувствуя его душою. – Я уеду с Гвиневрой в твоё герцогство.

-Твоё! – раздраженно поправляет Моргана, дергает плечом, как дергала всегда: когда ей не нравилась приготовленная Мерлином каша и когда наставница Острова Фей, в очередной раз, запирала её в темном чулане, полном крыс, за плохое поведение.

Моргана не была образцовой ученицей никогда и ни у кого, но на Острове Фей она пыталась быть приличной и покладистой. Но всё время оказывалось, что она то задает слишком много вопросов, то не слишком рьяно отвечала, то, напротив, слишком быстро выскакивала… наказания следовали одно за другим. Линейкой по пальцам от сестры Исен – райская прихоть, привычная и сладостная, почти незаметная, в сравнении с тем, что ей приходилось порою совершать. Три ночи провести в тёмном чулане с щётками, пылью, пауками и крысами за один лишь смешок на оговорку Наставницы…

Вот что было для Морганы испытанием. Из девочек на Острове Фей готовили не чародеек, не фей для помощи людям. Из них делали безжалостное оружие для сохранения древних знаний, отстаивания собственных интересов. Из двенадцати девочек курса проходила на следующую стадию лишь та, что убивала соперниц. Моргана прошла весь курс, дошла до последней черты и уже могла гордиться собой…

Но взбрыкнула и бежала, ранив многих и нескольких убив. Бежала, потому что не могла больше скрывать мысли и чувства, жить, подобно мрамору и выносить запах крысиного помёта в чуланах и просыпаться от кошмаров, в которых крысы выгрызали ей то сердце, то печень, то

просто бегали по её телу, перебирая маленькими лапками и скользя шершавыми языками по её коже.

-Ты плачешь? – удивился Ланселот, вырывая Моргану из объятия кошмара.

-Нет, - всхлипнула Моргана и разревелась ещё громче – постыдно и слабо, беспощадно, подумав, что за эту истерику её бы снова отправили в чулан с крысами, щетками и пауками – ведь феи не плачут.

***

-Она что, живёт здесь? – не поверила Лея, с трудом перелезая через тугое плетение змеевидных корней.

-Ну…я уверена, что она проспала очередь на распределение земель, - мрачно отозвалась Лилиан, перелезая через те же корни, - но…

Лилиан круто обернулась. Боковое зрение либо сыграло с ней дикую штуку, либо корни и в самом деле зашевелились и подняли змеиные головы.

-Я хочу уйти, - Лея отряхнула платье и Лилиан, привлеченная её движением, отвернулась от подозрительных корней, скрывающих проход к дому Леди Озера. – Чёрт с ним! Умру – так умру!

-Стоять! – в практике Лилиан были уже пациенты, которые рвались на смерть, увидев методы лечения. Сам король Камелота был из тех, кто предпочитал истечь кровью, чем позволить ей узнать о том, что он снова был на турнире. – Стоять, Лея! Мы уже здесь!

-Я вам не рада! – раздался капризный голос откуда-то сверху. Прямо перед изумленно Леей заклубилось пространство, вырисовывая змеиную фигуру, которая медленно обрела человеческие черты.

Женщина с правильными и узкими чертами лица, роскошной копной серебряных волос, туго стянутых золотой лентой, облачённая в воздушную кремовую мантию…

-Леди Озера? – нервно спросила Лилиан, выступая перед Леей, пытаясь прикрыть её. – Здравствуйте, я…

-Знаю, кто ты. И кто она. – Надменно перебила женщина, бросая на Лилиан презрительный взгляд. – Мерлин вечно был сентиментален ко всяким…найдёнышам! Но что же… прошу в мой сад.

Леди Озера повернулась к девушкам спиной и поплыла, а иначе и не скажешь, по тропинке, оставляя за собой изумленных Лею и Лилиан.

-И как у такой стервы вырос такой замечательный Ланселот? – тихо, почти не разжимая губ, спросила Лея, с трудом находя выход к тропинке не через противно зашипевшие змеиные корни.

Сад Леди Озера – это плетение всего, что мог создать безумный человеческий разум в попытке своей приблизиться к Эдему. Здесь душистый цвет доносился со всех сторон, он шёл от белой сирени, висевшей тяжелыми гроздьями справа, переплетался, достигнув левого края, с вишневым цветом, дурманя, взвился вверх, чтобы создать дивный аромат, столкнувшись с ароматом яблони…

Под ноги от каждого порыва ветра срывались сиреневые, белые, розовые и бледно-желтые лепестки нежных цветов от диковинных деревьев и привычных фруктовых. В этом саду не было, словно, времен года, и всё то, что цвело лишь короткий срок, сменяя один цвет другим в природе, смешивалось, образуя чудовищно пестрое полотно. Желтые мимозы, сиреневые кусты разного оттенка, белые розы, янтарные календулы и нежные и невинные фиалки выглядывали, окружали и словно бы вовлекали в какое-то преступление.

-Что-то мне не по себе, - тихо шепнула Лилиан Лее, следуя за молчавшей, плывущей по своим владениям, Леди Озера. – У меня тоже есть сад…

Сад принца де Горра, Мелеаганта. Он подарил ей сад, а заодно случайно замок и своё сердце, позволив ей творить в своём закоулке всё, что ей только вздумается. Да, порою у нее погибали даже неприхотливые плащаницы и колокольчики, а яблони шли гнилыми пятнами, но это была жизнь! Здесь, как на подбор каждый цветочек и края лепесточка, в котором было столько же естественности, сколько в здравомыслии Артура Пендрагона в роли короля да без поддержки.

Леди Озера круто остановилась и развернулась так резко, что Лея и Лилиан едва не поперенаступали друг другу на плащи.

-Милочки! – её голос отразился стальными нотками, лишившись даже напускного дружелюбия, - моё время – дорого стоит! Вы же не произнесли и слова, пока мы идём. Вы пришли ко мне молчать?!

-Нет, но…- Лея растерялась и на всякий случай спряталась за Лилиан, решив, что той, как королеве и вообще зачинщице этого беспредела, лучше всего и отвечать и Лилиан выдохнула:

-Простите. Мы неверно истолковали ваше приглашение, но моя подруга…Лея, она случайно стала жертвой проклятия. Как Моргана – сестра Арту…

-Знаю! – раздраженно махнула рукой Леди Озера, кивком головы приказывая лее появиться перед собственными светлыми очами.

Лея выскользнула робко из-за спины Лилиан и встала перед Леди Озера, жалея уже не только о том, что вообще разделила ложе с королем, но и о том, что, в принципе, появилась на свет.

-Вы скоро умрете, милочка, - буднично сообщила Леди Озера, окинув взглядом складную фигурку Леи.

Та оцепенела, не в силах вымолвить и звука.

-Спасибо, все умрут, - выступила Лилиан, заталкивая Лею к себе за спину. – Но что-то же можно сделать?

-Можно, - согласилась леди Озера, повернулась на каблуках и снова поплыла по садовой дорожке. Лея и Лилиан обменялись красноречивыми взглядами, и бросились за нею с одинаковой прытью.

-Простите! – выкрикнула Лилиан, нагнав женщину, - вы поможете ей? если можно ей помочь…вы сделаете это?

Леди Озера взглянула на Лилиан так, словно увидела её первый раз в своей жизни и обернулась к Лее, снова оглядела её:

-Нет.

И двинулась дальше, словно бы не было никаких гостей в её неживом, пусть и прекрасном саду.

-Прошу вас! – Лилиан грубо схватила Леди Озера за рукав и почти мгновенно выпустила ткань, удившись её холодности и мертвости в руках. – Прошу вас, Леди Озера, помогите ей! Мерлин помог Моргане…

-Отдав жизнь, - холодно закончила Леди Озера, оглядываясь со смешком на превратившуюся в соляной столб горечи и бессилия Лею. – Да, Мерлин герой. Я не стану помогать. Я не Мерлин.

Леди Озера изящно взмахнула рукавом кремового воздушного платья и ветки, словно бы выскользнувшие из-под земли, сплели, разделяя её от просительниц, стену.

-И как у такой стервы…- с ненавистью глядя ей в спину не удержалась Лилиан.

-Пойдём, - дернула её за платье Лея. – Пойдём, всё пустое. Всё зря. Спасибо, но…всё.

Между тем, леди Озера шествовала по своему саду…

Саду, в котором только она и немногие, равные ей по силе, видели истинный облик. Она видела не только увядающие деревья и сгнившую под ногами листву, но и то, что лепестки под ногами – это лишь огромные куски шевелящейся слизи, разноцветной, слагающейся в красивые лепестки для других.

Леди Озера жила в аду. Она видела гнилой жучок деревьев, которых касалась, чувствовала запах тухлятины в дорогах, по которым шла и видела, что дороги эти сложены из перемолотых трупов, уложенных причудливыми и издевательскими узорами. Она видела лепестки из слизи, изъеденные червями стебли кустов и жила в таком кошмаре каждый день. Змеи не выпускали её надолго, удерживая её проклятие…давнюю историю! И удерживая её саму пленницей собственной тюрьмы.

Леди Озера не могла позволить другим видеть этот ужас. Она накладывала великолепные иллюзии, под которые не проникали более слабые маги и люди. Леди Озера не могла позволить им видеть истину, потому что была отравлена гордыней, не терпела жалости, милосердие почитала за слабость и была женщиной, для которой уют дома важен…

Хотя бы иллюзорный.

У нее был последний свет в лице Ланселота, который мог снять с неё это проклятие, и, несомненно, захотел бы это сделать, если бы узнал о том мире, в котором рос на самом деле, о она была мудра. Она понимала, что Ланселоту придется заплатить з это больше, чем ей – привыкшей к этому ужасу, и она не хотела этого, а потому убедила в своей гадливости и склонности к интригам, надеясь отвратить его от себя как можно дальше. Леди Озера даже явилась к нему, чтобы закрепить успех, представить все так. Словно она хочет вернуть его в свой дом, а на деле – отвернуть его дальше.

Ланселот давал ей почувствовать себя нужной, а сейчас не было никого…эти девочки, эти девочки! Как она хотела помочь им! Но не могла.

Проклятие сосредоточено вокруг нее. Если она умрет, а от этого ритуала она умрет, как умер Мерлин, проклятие распластается по миру и кто знает, в чем оно найдёт отражение?

Смерть девочки или смерь, возможно, многих? О, как много сил тратит мудрость, чтобы удержать баланс с собственной совестью!

-Ты никому не отказывала в помощи! – замечает Мерлин…

Он всегда с нею. Он всегда в её сердце, которого, как считается, у нее быть и не может.

-Я не могу! – она останавливается посреди аллеи, прямо на груде тел, что имеют вид её дороги. – Я не могу. Ты же знаешь!

-Ты никому не отказывала в помощи, - шелестит ветер…свежий ветер, ветер с моря, ветер с Седых Берегов, с ее родины, в котором нет тухлятины.

-Я не могу! – она подставляет лицо ветру, прикрывает глаза.

-Зло, что ты держишь здесь, уже есть в мире. Ты не можешь вечно сражаться с призраками, - замечает солнце и почему-то в голосе солнца снова голос Мерлина.

- не могу…- повторяет она как зачарованная, но идет по собственным мыслям и сложно сказать, согласна она, или нет.

-Ты никому не отказывала в помощи, - напоминает ядовитый ветер и в нем тухлятина снова проскальзывает, отравляя, заставляя леди Озера распахнуть глаза.

-Я никому…- шепчет она побледневшими, обескровленными губами.

-В чем твое назначение? – добивает ветер.

Леди Озера покоряется судьбе. Даже в ужасе можно жить, но знать, что твоя жизнь закончится. Даже если ты просил об этом сто тысяч раз по ночам и дням, которые стали совсем одинаковыми на вкус, страшно.

Леди Озера хотела умереть. Она хотела больше не видеть своего сумасшедшего Эдема, который плела для маленького Ланселота, чтобы не напугать его, в котором и осталась, чтобы оставить себе последние спасительные иллюзии!

Но теперь, когда ей сказали, что можно умереть, можно позволить пролиться проклятию на мир. Что выходит срок её заточения, она испугалась, запуталась и затряслась. Ей захотелось скрыться от своего же солнца и своего же ветра, расцарапать когтями грудь и вырвать сердце, чтобы больше никогда не слышать его.

Но она не могла поступать так, как хочет. Она никогда не могла этого. Она могла смиряться, покоряться, спорить и жить иллюзиями, она могла торговать совестью, любовью, силой и властью, могла воспитывать и разрушать, могла существовать…

Но она не могла отказать в помощи, даже если знала, что за это придется умереть