Глава 21

Моргана как-то в шутку сказала Лее, что если не хочется находиться в данную минуту в какой-то ситуации и осознавать её, то всё, что нужно сделать, представить себя каким-нибудь животным в естественной среде обитания.

-Вот я, к примеру, - делилась Моргана, - на совещаниях Артура, порою, представляю, что я сова. И когда Артур вещает о необходимости подъёма Камелота путём войны, пытаюсь увидеть, как я сажусь ему на голову совой и клюю в глаз…сразу веселее.

Лея посмеялась, но запомнила совет. Сейчас, когда руки короля пытались справиться с крючками на её платье, Лея почему-то вспомнила этот совет и попыталась к нему прибегнуть, но сердце бешено колотилось, когда она думала о судьбе графа Уриена Мори и Лея не могла вообразить себя никем – мысли издевались и проступали всё отчётливее.

Король устал сражаться с многочисленными крючками, создававшими крепкую сетку застёжки на платье девушки, и поэтому грубо рванул ткань. Крючки упали, ткань треснула, Лея зажмурилась…

Это платье вообще когда-то принадлежало Моргане. Она часто отдавала Лее свои вещи, когда уставала натыкаться на них взглядом – пустым и раздражённым, всех это устраивало. Это лучшее платье для служанки, подходило для Леи идеально. Сидело на фигуре словно влитое, оттеняло чуть смуглую кожу белизной кружев. Хорошее платье…было.

Уриен, что же с ним?

Лея механически отвечала – сухо и бездушно на ласки Артура, пытаясь понять, что делать. С одной стороны – вина графа есть, но с другой – и Гвиневра обязана Уриену, и для Морганы он не просто имя. Да и рыцарь заметный, знатный, важный. Потомок древней крови! Хотя, всё проще – Моргана оторвёт какую-нибудь самую ненужную часть Артура в случае, если он решит что-то сделать с Уриеном, Лея делала ставку на голову.

Нет, определённо Уриену ничего не угрожает! Что она, Лея, так боится? Всё будет хорошо с ним! у Артура нет какой-то ненависти к нему, напротив, он должен пожалеть возлюбленного своей сестры. Ведь так?

-Мне не нравится, что ты мыслями не со мной! – раздражённо произнёс Артур, отрываясь от губ Леи. – Мне это не нравится.

-Простите, ваше величество, я смущена…- Лея потупила взор, думая, что, во всяком случае, у Гвиневры сейчас встреча с Ланселотом, хотя бы ей повезло.

Гвиневра выскользнула в свои покои, когда лекарь дал герцогу Кармелиду лекарственное сонное зелье. Мучительно дочери было видеть, как когда-то храброго рыцаря, её отца поят с ложечки темной, дурно пахнущей жидкостью…

Гвиневра пыталась держаться, но слёзы иногда прорывались в её глазах серебряными потоками, разъедающими нежную юную душу. Она твёрдо решила взять отца с собою, заботиться о нём, если Мерлин не сможет его вылечить. Королева хотела поговорить с кем-то, но в то же время не хотела видеть никого, понимая, что для всех она только фигура подле Артура, фигура, которой нужно кланяться, но которую не нужно принимать в расчёт, которую можно пожертвовать в угоду изменчивой судьбе.

Она знала, что к ней придёт Ланселот – ведь Лея обещала ей это. Сама Лея, наверное, уже сейчас с Артуром. Но где же рыцарь? Мучительное время, мучительные минуты!

Шаги? Или послышалось? Нет…шаг. Знакомый шаг! Знакомый стук, знакомый скрип двери…

-Ланселот! – Гвиневра забыла об этикете и приличиях. Если бы сейчас вместе с Ланселотом вошёл бы и сам Артур, она всё равно бросилась бы в объятия рыцаря.

Ланселот обнял её – так хрупко и осторожно, словно она могла умереть от слишком тяжёлого прикосновения. Впрочем, на бледном лице королевы, опухшим от слёз глазам было написано столько боли, что, возможно, так и было.

-Видеть тебя…ты реален…- Гвиневра дышала ему на ухо, шептала, но сама не понимала что говорит. Знала, что это важно, знала, что это нужно сказать, но вряд ли могла осознать. Слова сами вырывались от неё, сами вершили её жизнь.

-Бедная моя, бедная моя, - отвечал Ланселот, не в силах оторваться от хрупкой фигуры королевы, трепетавшей в его руках. Он ощущал себя сильным и обязанным защищать эту странную хрупкость. Такого с ним прежде не было.

Гвиневра оторвалась от него, но не отняла руки от его груди, вглядывалась, словно бы стремилась запомнить его навсегда, словно бы видела в последний раз. И он отвечал ей тем же взглядом, смутно предчувствуя, что не вся боль ещё отражена на лице этой девушки, которая виделась ему священной в полумраке комнаты – маленькой и неожиданно душной для того чувства, что распирало их души.

-Поговори со мной. Побудь…- вымолвила Гвиневра, а может быть, она и не произнесла и слова и это сказали её глаза – бездонные провалы, сотканные болью и осколочным счастьем.

-Я всегда буду рядом. – Ланселот прижал её руку к губам, и потёрся щекой о нежную кожу, неожиданно усмехнулся…

-Что? – заметила она, краснея, но, не отнимая руки от его лица.

-Моргана как-то…нет, - Ланселот смутился сам, - нет, моя несчастная королева, я не скажу тебе этого. Тебе неинтересно это.

Он бережно отвёл руку Гвиневры и прошёл в комнату, налили из серебряного кувшина травяного бодрящего напитка и снова усмехнулся воспоминаниям.

-Расскажи, - попросила Гвиневра, садясь в кресло. – Прошу. Я схожу с ума в тишине ночи. От любви. От боли. От скорби. От предчувствия…расскажи мне что угодно!

-Мы когда ехали с Морганой к Монтгомери, - покорился Ланселот, усаживаясь рядом с Гвиневрой и лаская её волосы, бережно проводя по ним пальцами, раскручивая и закручивая прядки, - начинали весело. Она бросила в меня перчаткой. И сейчас вспомнилось мне это…у тебя такая нежная кожа…

Гвиневра вымученно улыбнулась и спросила:

-Моргана говорила – ты спас ей жизнь?

Ланселот пожал плечами:

-Это…нелёгкий вопрос. Много чего было – путаница, лабиринт событий. У меня был даже бой с ней.

-Ты дрался с беременной женщиной? – охнула Гвиневра, поднимая голову, которую положила на колени Ланселота. – Ты…что?

-Нет, - успокаивающе ответил Ланселот,- драться – это когда два, приблизительно равных противника вступают в битву. Здесь меня чуть не убила хрупкая беременная женщина.

-Из-за чего? – Гвиневра смотрела ясно, и разговор этот был спасением для её измученной души, ведь говоря с Ланселотом, она могла не думать больше о чём-то ещё.

-Кто теперь уже вспомнит? – Ланселот снова начал гладить Гвиневру по волосам. Она тяжело вздохнула, положила голову к нему на колени и вдруг подумала, насколько горькую иронию имеет жизнь. Находясь в доме тяжелобольного отца, зная, что её муж сейчас развлекается с её служанкой, она была счастлива тонкой струной души, чувствуя тепло, исходящее от рук Ланселота и нежности, которую она чувствовала в нём каждой клеточкой своего тела.

-Когда Моргана появилась в замке, я испугалась её…- задумчиво произнесла Гвиневра, прикрывая глаза, чтобы унять начинающуюся головную боль. – Да. Да…

-Я думал, что она ненавидит меня, - признался рыцарь, целуя Гвиневру в лоб. – Бедная моя королева…

-Твоя, - прошептала Гвиневра и из уголков её глаз потекла слезинка. Ланселот прижал её к себе и вдохнул аромат её волос и одежд.

Они сидели так долго, не шевелясь, не говоря…постепенно дыхание Гвиневры выровнялось и Ланселот обнаружил, что его любовь уснула в его объятиях. Бережно он вернул её к себе на колени, не удержавшись – коснулся её лба, и, стараясь не разбудить её, накрыл её покрывалом.

-Бедная моя, сколько тебе пришлось вынести. Сколько ещё придётся, быть может, вынести…

Сидеть в одном положении было утомительно, но Ланселот даже не замечал отекающих ног, пульсирующей боли в шее и голове – ничего не замечал. Весь его мир сосредоточился на том существе, что свернулось в его объятиях – доверчиво и сладко, погрузилось в сон и видело что-то в своих путешествиях по миру грёз.

Когда пришёл рассвет – Ланселот его проклял. Мысленно он возненавидел эти лучи солнца, что проникли в комнату, пробежали по покоям и коснулись Гвиневры, обожгли её, разбудили…

Она поднялась – чуть сонная, но всё такая же прекрасная, слегка растрёпанная, но настоящая, взглянула на него, и Ланселоту показалось, что он умирает, когда услышал, что ему пора. Эта ночь, эти часы нежности навсегда остались в его памяти…и в памяти Гвиневры, которая впервые за долгое время, особенно учитывая нынешние обстоятельства, спала спокойно и мирно, спала, лишённая кошмаров и мук совести.

-Мне должно быть стыдно…- прошептала Гвиневра вслед уходящему Ланселоту. – Боже мой, почему мне не стыдно? Я очерствела?

Ей никто не ответил.

Лучи солнца осветили всё герцогство. Они ворвались и в покои короля Артура, где, придавленная железными объятиями короля, Лея, которая так и не сомкнула этой ночью глаз, думала – как бы половчее запустить хорьков в спальню Артура в Камелоте? И, конечно, мысли её занимал Уриен.

Артур же спал мирно, радостно и довольно. Лея смотрела на его лицо и улыбку, неожиданно противную и гадкую – ему явно снилось что-то хорошее, и думала, что после того, как доложит Моргане об Уриене, будет искать не только хорьков, но и енотов в королевском лесу. А что…полезные зверьки! Да и пора уже менять страхи короля. Чего он только хорьков боится?

Лея показала сонному королю язык и подумала снова о графе – ему, по логике служанки, ничего не могло грозить! Род, положение при Моргане, его любовь к сестре короля была известна. Плюс – доблесть и заступничество Гвиневры перед королём. Нет, определённо, беспокоится не о чем.

И всё же!

«Ну не может же он его ненавидеть!», - с ненавистью подумала Лея. – «Чего Уриену делить с Артуром?»

Ответ пришёл ей, хоть служанка и не ждала. Артур потянулся, притянул служанку к себе, вдохнул запах её волос и полусонно прошептал:

-Моргана…

-Чего? – вырвалось у Леи против воли. Этого она не ожидала. Она знала, что Моргана беременна от Артура, что это была её месть, что имела место подмена облика, но…

«Показалось», - решила Лея, когда Артур что-то пробурчал ещё и снова, похоже, провалился в сон. – «Натуральным образом – показалось!»

Лея решила, что ей пора выбираться из объятий Артура, она попыталась толкнуть его руку, но он сильнее сжал её и что-то недовольно замычал.

«Дал Бог силы и не дал ума!» - раскрасневшаяся Лея снова предприняла попытку освобождения. На этот раз реакция оказалась более бурной. Артур сгрёб девушку, практически подмял её под себя и также сонно пробормотал:

-Моргана, ну куда ты опять…

Что там «опять» Лея уже не услышала, Артур захрапел ей в ухо.

Так как спать было невозможно, вырваться тоже, Лея оставалась лежать подмятой под Артура и думать.

Она понимала, что второй раз списать на «показалось» невозможно. Но… это что получается? Лея отчаянно хотела представить себя каким-нибудь животным и перестать размышлять. У неё не выходило.

***

-Ты не туда чертишь! – возмутилась Моргана, когда Мерлин провёл лишнюю, как её показалось, черту на пергаменте, на котором должен был появиться план нового Камелота. – Тут влево!

-Да где влево, если тут вправо? – взбесился Мерлин. – Вот, видишь, от Ратуши…

-Да не Ратуша это! Ратуша восточнее! – спорила Моргана, тыкая длинным ногтем в другой пергамент.

-А что это тогда? – иронически спросил Мерлин. – Что?

-Сторожевая Стена! – торжествующе ответила фея.

-Так, а это тогда что? – помрачнел друид и ткнул пальцем в пергамент. – Вот же…Стена?

-Это сожжённая стена, - ехидно ответила Моргана и выругалась. – Ну, вот всё из-за тебя! Переделывать!

-Сама виновата! – в тон ей отвечал Мерлин. – Сделала бы вид, что не видишь, Артур бы в жизни не догадался!

-Друид…- позвала Моргана, не пытаясь даже скрыть оттенок издевательства в голосе, - а ты точно…друид?

Мерлин не стал отвечать и снова склонился над длинной столешницей, которую покрывали со всех сторон пергаменты, клочки сухого листа и перья.

-Ну-ка…посвети! – приказал Мерлин и склонился над пергаментом, в котором сам же и указал неверный фрагмент нового Камелота.

Моргана кивнула, пожала плечами, взяла длинную узкую полоску дерева, которой Мерлин отмерял нужное расстояние от построек, и коснулась плеча друида:

-Посвящаю тебя, друид…

Моргана задумалась – в кого бы посвятить друида. Мерлин же скосил глаза на полоску дерева на плече и тяжело вздохнул.

-В Обладатели самого широкополого плаща…

-Закончила издеваться? – ухмыльнулся Мерлин. – Светом мне посвети, женщина!

Моргана щёлкнула пальцами, и над друидом завис светлый шарик, освещение которого хватало на комнату, так он был светел и силён.

-Пожалуйста, не ошибись в этот раз, - попросила Моргана. – Значит, идём от Южной стены.

-Сама черти, - предложил Мерлин, протягивая кусочек угля, заточенный и тонкий. – Сама черти и не возмущайся.

Моргана с сомнением покосилась на кусочек угля и поморщилась:

-Не хочу…пальцы пачкать.

Мерлин посмотрел на неё секунды три, борясь с собой и словами, что очень хотели сорваться с его губ, затем, протянул к её лицу испачканные в угле пальцы и щёлкнул её по кончику носа:

-Шпунь!

Моргана тоненько взвизгнула, схватилась за нос, начала стирать с него следы угля, но размазывала его лишь сильнее. Мерлин отчаянно веселился, наблюдая за ней, но отмщение феи не заставило себя долго ждать.

Моргана щёлкнула пальцами и в её руки скользнула коробочка с углём, из которой брал свою краску Мерлин.

-Шпунь! – крикнула Моргана, торжествующе бросая на светлый плащ друида коробочку.

Уголь попал. Мерлин охнул, увидев, как по плащу поползли чёрные змейки, пачкая одеяние.

-А мы вот так! – хохотнул друид, шепнул заклинание и лёгки ветерок прошёл по одеянию Морганы, перекрашивая её тёмное платье в…ярко-розовый.

-Ты за это заплатишь! – пообещала Моргана и бросилась за друидом, который побежал вокруг стола от неё. – Ты за это ответишь!

Её собственное заклинание сорвалось с тонких пальцев, и Мерлин даже не понял, что произошло, и увидел изменения только, когда пробежал мимо зеркала.

А изменение было зрелищным. Воистину! Ослиные уши ещё никогда не венчали голову мудрее, чем голова друида…

-А тебе идут…ушки…- Моргана задыхалась от смеха, остановившись на углу стола. – Ой, не могу…Мерлин, скажи что-нибудь!

-Очень смешно! – сообщил Мерлин, но на лице его улыбка даже не пыталась спрятаться. – Ладно, а я вот так!

-Хва…- Моргана не успела крикнуть, когда её настигло заклинание друида, - отлично!

Руки Морганы, обнажённые в её…теперь уже ярко-розовом платье , стали покрываться тёмной шерстью, шерстю кошачьей. Руки изменили форму быстро, теперь Моргана стояла и смотрела на кошачьи лапки, что недавно были её ладонями.

-Только в ботинки мне не гадить, - серьёзно предупредил Мерлин, и Моргана закатила глаза:

-Я тебе глаза выцарапаю, друид!

Дверь скрипнула, на пороге возник задыхающийся от волнения рыцарь Эжон, оставленный Артуром в замке. Он явно нервничал, готовый сообщить какую-то новость, но застыл с открытым ртом…

Дивная картина представилась рыцарю: разбросанные пергаменты, Мерлин с ослиными ушами в странного вида плаще, Моргана с кошачьими лапками вместо рук, перемазанным чем-то чёрным носом и в ярко-розовом платье…

-Входи, друг мой! – радушно разрешил Мерлин и взмахнул рукой, призывая рыцаря приблизиться.

-А…э…- у рыцаря кончился запас слов и уверенность в собственном рассудке.

-Заходи, мы нормальные, - угадала его сомнение Моргана, приводя себя в надлежащий вид, - честно слово – мы работали над картой.

Мерлин тоже привёл себя в нормальный вид, и улыбнулся Эжону:

-Что у вас за дело?

Эжон проморгался и, извиняясь заранее за всё, что должен сказать, сообщил:

-Граф Уриен Мори арестован в герцогстве Кармелида…

Моргана должна была закричать, возмутиться, пообещать кары небесные Артуру, но вместо этого она тоненько вздохнула и осела без чувств на пол.

***

Артур стойко выслушал решение Гвиневры о том, что отец отправится в Камелот. Более того, он, находясь в относительно хорошем настроении (Лея получена, Уриен, мешающийся под ногами у его, Артура, Морганы, арестован), велел закладывать лучшие экипажи.

Лея отчаянно делала вид, что всё происходит так, как должно, но она прекрасно чувствовала на своей коже любопытные взгляды рыцарей и доверенных лиц двора Артура и, что хуже. Кармелида – ещё бы! – вчера она почти на виду у всех, кто был в этих залах гостем ли или слугой, рухнула в объятия короля…

«Ну и плевать!» - подумала Лея легкомысленно. – «Зато Гвиневра выглядит бодрее».

Это было правдой – на щеках Гвиневры появился тонкий румянец. Ланселот тоже походил на живого. Всё было почти в порядке.

Лея хотела перемолвиться словом с Гвиневрой, но удалось ей это не сразу. Только когда Артур распорядился об управляющем в герцогстве и велел готовиться всем к отъезду, Лея навязалась с Гвиневрой на «прощальную прогулку» по аллеям герцогства и королева, угадав безошибочно, отослала прочих служанок.

-Вы знаете об Уриене? – без предисловий спросила Лея, когда Гвиневра приветливо кивнула ей.

-Да, - помрачнела лицом Гвиневра. – Слышала утром. Это ужасно. Это напраслина! Заговор! Уриен – благороднейший рыцарь Камелота, он…я обязана ему многим!

-Тише, ваше величество, - предостерегла Лея, так как они поравнялись с придворными девушками. – Тише…

-Я сказала королю, что Уриен не виноват…

Лея сдержала смешок, но ничего не сказала и Гвиневра продолжала – пылко и яростно:

-Я сказала королю, что Уриен – благородный рыцарь, преданный короне, и что его нужно немедленно освободить, что он никогда не решится на подобную низость, что…

-Что сказал вам на это король? – быстро спросила Лея. Она чувствовала, что Гвиневра клокочет от ярости, но у неё не было много времени для обсуждения всех деталей, и Лея торопилась узнать как можно больше, пока была возможность.

-Король сказал, что я – глупая женщина, не понимающая в делах королевства, и он во всём разберётся. Он вообще заявил, что женщины не должны лезть в управление землями.

-Моргана будет счастлива это услышать, - хмыкнула Лея и почувствовала, как краска подступила к её лицу, девушка вспомнила, что с утра Артур, в полусне, назвал её Морганой. Дважды.

Гвиневра внимательно следила за ней и, похоже, угадала смущение своей служанки, обняла за плечи, спросила тише прежнего:

-Он назвал тебя Морганой?

Лея с удивлением воззрилась на неё и Гвиневра со смешком пояснила:

-Он и меня так называет. По утрам. Пока в полусне.

-Но…- Лея растерялась ещё больше. – Почему? Они ведь…

-Я не знаю, - легко признала Гвиневра. – В первый раз услышать это было больно. Я плакала. Он не понимал – почему. Думал, что был груб…а я не нашла в себе смелости объяснить. Потом Ланселот появился. И я как-то…

Гвиневра повела плечами, словно бы замёрзла:

-Очерствела к этому факту.

-А Моргана-то в курсе? – лея оббежала взглядом аллею, словно бы надеясь, что Моргана появится и ответит ей.

-Я не знаю, - повторила Гвиневра своё признание. – Наверное, знает. Наверное, это любовь. Или ненависть. Наверное, это нечто большее…Артур думает о ней. Пусть думает в полусне, если гонит о ней мысли наяву.

Гвиневра свернула с дорожки и зашагала к раскидистому дереву, позвала:

-Лея, идём! Здесь я любила играть и плести косы…здесь всегда можно было бегать босиком по траве…

Гвиневра коснулась пальцами травинок и рассмеялась, горько…безумно:

-А я ведь тогда не знала, Лея…представляешь, не знала, что буду королевой! А ведь не прошло и трёх лет! Да. Не прошло и трёх лет с моих последних игрищ здесь. Ах, Лея! Мне всего семнадцать лет, а я, кажется, так стара!

-Ваше величество…Гвиневра! – Лея бросилась к королеве, и, наплевав на этикет и разумность, обняла её.

Рука Гвиневры опустилась на волосы Леи, взъерошила. Королева улыбнулась каким-то своим мыслям и сказала:

-Не переживай, Лея. С Уриеном всё будет в порядке!

***

-Ну? – слабым голосом спросила Моргана, обращаясь к друиду. Фея полулежала на подушках, в избытке набросанных на софе в библиотеке. Она пришла в чувство полчаса назад, но Мерлин настоял на полном её обследовании – его кое-что настораживало, какое-то внутреннее чутьё…

-Не знаю даже…- Мерлин судорожно вздохнул и сжал пальцы Морганы в своих. – Послушай..

-Давай без реверансов! – возмутилась фея. – Говори, как есть. Не маленькая. Выдержу!

-Ребёнок, который зачат с помощью…- Мерлин тщательно подбирал слова, боясь обидеть, задеть её чувства, - с помощью магии…

Он замолчал, боясь произнести, боясь признать это хотя бы в словах. Казалось, что если он промолчит, ничего не свершится. Мерлин всегда предпочитал молчать, боясь признания.

-Говори! – ледяным тоном приказала Моргана.

-Убивает свою мать, забирая её жизненные силы для создания своего магического кокона, чтобы…

Моргана залилась безумным лающим смехом, и Мерлин с ужасом понял, что ей всё известно. Он выпустил в изумлении её руку:

-Моргана!

-Жизнь за жизнь…- прошептала она, откидываясь на подушки. – Я вложила много ненависти в Мордреда. Много всего…я знала, что так, скорее всего и будет. Он пьёт меня, он забирает меня. Но я уже не хочу своей мести, давно не хочу. Но заклинание такой силы, такой природы…Ох, Мерлин, я знала, что жизнь однажды сделает со мной то, что я не смогу исправить. И это…правильно.

-Боже…- Мерлин упал перед её ложем на колени, вцепился в её пальцы, кажется, плакал и умолял кого-то…о чём-то просил. А она говорила, хоть друид и не желал этого слушать, не хотел заставить себя услышать это…

-Так верно, мой друг…- шептала Моргана и Мерлин не видел её слёз. – Не говори Артуру. Не говори никому.

-Моргана!

-Хватит, друид! Ты знал, что рано или поздно...

-Моргана, я прошу тебя…

Мерлин не знал, о чём просить и у кого. Он не мог допустить, чтобы это существо, чья жизнь стала адом из-за него, погибло! Так рано, так глупо, так…

-Мерлин, позаботься о Мордреде. Может быть…тебе удастся…

-Моргана, не говори ничего, умоляю.

-Потерпи, - Моргана усмехнулась, откидываясь на подушках, - Потерпи, я скоро замолчу навсегда.

-Но можно…

-Нельзя, Мерлин. Я ведь знаю, о чём ты думаешь, так вот – тебе нельзя. Я сделала свой выбор, друид. Я мстила всему, и жизнь отомстила мне.

-Ты сделала свой выбор – я сделаю свой.

Мерлин взглянул в её глаза и прочёл в них целую гамму чувств. Конечно, она хотела жить, она могла просить о шансе на жизнь, но не чувствовала, что имела на это право. Глупая девочка! Она единственная имела право на то, что задумал Мерлин, на то, что поняла Моргана.

Смерть – условие, которое позволяло явить в мир ребенка, наделённого магическим заклинанием, защитой и миссией. Но смерть роженицы не оговаривается отдельно – это может быть другая смерть. Смерть того, кто обладает магической силой сам.

-Ты не посмеешь пойти на это! – без особой уверенности сказала Моргана.

-Глупая девочка! – прошептал Мерлин, сжимая её руку и поражаясь тому, какая у неё холодная и маленькая ладонь. – Глупая, глупая…

-Ты не попадёшь в Авалон! – в ужасе воскликнула Моргана, и Мерлин увидел в ней не фею, не советницу, а маленькую девочку, что узнала о существовании в своей крови магической силы. – Ты умрёшь по-настоящему!

-Значит, так должно быть! Моя душа попадёт в Земли Живущих, и, быть может, я однажды вернусь…

-Мерлин…- Моргана до крови, не осознавая этого, впилась в руку друида. – Мерлин!

-У меня было три дочери, - Мерлин обнял фею. – Три дочери, и каждой я горжусь. И я пожертвую всем, ради их жизни, я не смог научить их счастью, но сумею удержать на земле. Моргана, ты – старшая из дочерей… ты – первая, кем я гордился. Первый цветок в моей пустынной жизни.

-Мерлин…- Моргана беззвучно плакала, уткнувшись ему в плечо. – Ты не обязан! Ты не обязан, слышишь?

-Но я хочу, - уверенно сообщил друид. – Я хочу знать, что ты живёшь. Воспитываешь сына. Направляешь Артура. Моргана, я всё равно должен уйти к друидам, в Высшие земли, они скоро позовут меня, но я не равен им. Я больше человек. Если Камелот потеряет и меня, и тебя – мир потеряет Камелот.

-Прости меня! – Моргана отодвинулась от Мерлина, чтобы видеть его лицо и глаза, полные невиданного ею прежде покоя. – Прости мне всё, пожалуйста. Ты всегда пытался быть мне отцом, но я, дура…

-Ты – моя гордость. И вовсе не дура, - Мерлин обнял Моргану снова. – Я прошу тебя жить. Жить, несмотря ни на что. Обещай мне это.

-Обещаю, Мерлин. Но ты не обязан, всё же не обязан…

-Я знаю, Моргана. Но я сделаю это. Я умру…

Моргана зашмыгала носом, и Мерлин неожиданно улыбнулся ей:

-Но не сейчас, не надейся! Пообещай мне, что после смерти моей, отдашь мой плащ Кею. А Ланселоту от меня – отвесишь подзатыльник!

Моргана не удержалась и прыснула сквозь затихающие, примиряющие и горькие слёзы, которые ей предстояло ещё долго выплакивать холодными ночами до конца, до сухости в душе, до пустыни…

-Я люблю тебя, Мерлин. Ты всегда был мне нужен, - тихо прошептала Моргана, и Мерлин поперхнулся словами, сказанными феей. Он вообще не подозревал, что слова: «Я», «Люблю» и «Тебя» могут вообще сложиться у неё в связное предложение, в котором ещё и прозвучит его имя. Это растрогало его, и он украдкой вытер слёзы плащом, на рукаве которого по недосмотру, остались следы угля.

-И я люблю тебя…- Мерлин подумал и вздохнул, примиряясь.

Моргана внимательно оглядела его лицо и хихикнула в кулак, и Мерлин почувствовал неладное…