Глава 1. Верю – не верю

  • 33
  • 1
  • 0

«Я дура!» – сказала вслух Тая и уперлась неподвижным взглядом в пустоту. «Когда я позволила ему забыть о том, что он мужчина? Как разрешила себя втянуть в зависимые отношения?» – лихорадочно думала ошеломленная от недавних событий и предательства женщина. А еще это слово «альфонс»! Ведь она точно знала, как выглядит такой персонаж, и была готова поклясться, что узнает его с первого раза и ни за что не допустит в свою жизнь. Святая наивность! Она и не догадывалась, насколько легко можно воспользоваться ее доверчивостью и природной открытостью. Да что там, она сама готова была обманываться, лишь бы согреться, получить опору и защиту.

Тая, Таечка, Таюша… В детстве ее дразнили Тайка-китайка, хотя она совсем не была похожа на китайца и оптимистично смотрела на мир большими карими глазами. Мама ее всегда называла строго: Таисия. Никогда у Таи не было с мамой настоящих теплых отношений. Никогда мать не гладила по голове свою дочь, не обнимала и не называла «своей принцессой», а именно этого так жаждут все девочки мира.

Мама – Екатерина Ивановна была строгой, волевой, настоящей железной леди, под стать своей королевской тезке. Она работала в школе учителем истории, пользовалась бесспорным авторитетом, была начитанной и эрудированной. Эту красивую статную женщину, знания которой были так же велики, как величавы ее манеры, ученики за глаза называли «Великая». Она любила модно и дорого одеться, и заслуженно получала комплименты от обоих полов.

Екатерина Ивановна имела много друзей, с ними была гостеприимна и общительна. А с детьми, их было трое, она становилась требовательной, жесткой и категоричной. Дома у них были заведены строгие порядки, дети рано научились самостоятельности. Тайка была старшей и с нее многое спрашивалось. Уборка, приготовление еды и присмотр за младшими – далеко не полный список ее домашних забот.

Воспитанная без родительской ласки, Тая мечтала, что когда-нибудь встретит доброго, заботливого мужчину. И они будут делить все пополам, будут вместе в горе и в радости и проживут счастливо до конца дней. Для своих будущих детей Тая поклялась быть самой лучшей мамой. И всю жизнь старалась быть не похожей на свою царственную мать. Тайка была солнечным человеком, она дарила всем вокруг свое тепло и внимание, друзья считали ее душой компании и заводилой. Она была оптимистом и, несмотря на трудности, свои 48 лет прожила интересно и ярко. Одно не ладилось у нее – личная жизнь.

Тая была похожа на отца Тимофея Никитича и красива какой-то своей внутренней красотой, с женственной от природы фигурой, с кудрявыми светлыми волосами и большими карими глазами-вишнями. Но под гнетом жизненных трудностей Тая скорей напоминала стойкого оловянного солдатика. Волевая и решительная, с несгибаемым внутренним стержнем. У нее не было жеманства и кокетства, женская слабость ей была неведома. Она первая открывала дверь, даже если следом шел мужчина, крепко, по-мужски пожимала протянутую руку и смело общалась в новой компании. Она умела быть яркой и интересной, но больше всего окружающих привлекала ее отзывчивость и жизнерадостность. Ее сердце горело жаждой любви, и она готова была не задумываясь прыгнуть в этот огонь.

С отцом отношения тоже не ладились с самого детства. Тая называла его «батя». Он был военный моряк, дома бывал редко и потому каждый раз, выходя в отпуск, истово брался за воспитание детей. Жену любил преданно и верно всю свою жизнь. А она была властной не только с детьми, но и мужа, капитана 2-го ранга, держала под своей железной пятой. Отец как мог старался компенсировать свое регулярное отсутствие дома и превращался в домашнего тирана. Он рьяно занимался детьми, нещадно наказывал за малейшую провинность и даже порол. Дома царил порядок, как на корабле. Батя мог зайти в детскую среди ночи и, разрезая тишину, грозно спросить: «Кто сегодня на камбузе дежурит? Марш мыть посуду!» И спорить было бесполезно; стряхнув сон, Тайка в одной пижаме плелась на кухню. Сон склеивал глаза, посуда жалобно позвякивала в ночном безмолвии, а отец надсмотрщиком стоял за спиной и контролировал процесс.

Деспотизм отца порой доходила до абсурда. Придя из длительного рейса, он распоряжался приготовить тетради и дневники и методично начинал свою нелегкую родительскую работу. Дети боялись этой расправы и ненавидели своего мучителя. Тайка, как старшая, была первой. Последний раз это произошло, когда она училась в девятом классе. Тая была очень активной девчонкой, хорошо и легко училась, но могла, не боясь наказаний, болтать на уроке с соседом или спорить с учителем, отстаивая свое мнение. Поэтому ее дневник часто пестрел возмущенными замечаниями педагогов.

Батя придирчиво просматривал дневник, считал, сколько в нем замечаний и оценок ниже четверки. Потом он с тщательностью детектива брался за тетради, читал все замечания, быстро находил провинности и прибавлял к общему количеству. Но это было еще не все. Следом шли правила, которые дети должны была выучить за те полгода, пока отец отсутствовал. Естественно, многое забывалось, какие-то ответы были не точны и тоже засчитывались как ошибки. Сложив все провинности, отец объявлял Тайке общий счет: «Итого – семьдесят шесть!» И брался за ремень.

«Раз, два, три!» – считал отец и, цепко держа дочь за руку, бил нещадно ремнем по чем попало – по ногам, по спине, по попе… Тайка из внутреннего сопротивления, сжав зубы, молча принимала удары, которые методично сыпались на нее. «Пятнадцать, шестнадцать!» – продолжал с равнодушием палача отец и, удивленный партизанским молчанием дочки, спросил:

– Почему ты молчишь?

За годы таких экзекуций он привык, что дети плачут, просят прощения и умоляют его о пощаде, а он,[A1] воодушевляясь сознанием справедливости миссии родителя, порол их. А тут вдруг – протест. Девушка молчала, не плакала, не уворачивалась от ударов, а упрямо смотрела на своего мучителя, сцепив челюсти так, что желваки играли на скулах. И тогда в глазах отца промелькнуло подобие страха, как будто он встретил что-то сильное и непонятное. Он зло бросил ремень на пол и толкнул Тайку к двери. «Убирайтесь!» – прошипел он, и дети спугнутыми воробьями упорхнули в свою комнату. Продолжения экзекуции не последовало, и младших отец не тронул.

Через две недели в дневнике Таи опять появилось замечание. Она прогуляла несколько уроков физкультуры. Отец с плохо сдерживаемой яростью набросился на нее: «Опять прогул? Как ты посмела?» Тайка с ненавистью посмотрела на него, смело подняла юбку, обнажив исполосованные синяками ноги, и сказала: «А ты хочешь, чтобы ЭТО увидели все?» Отец смешался, опустил глаза и беспомощно пролепетал что-то себе под нос. С этого дня побои прекратились, но еще не раз детям приходилось сталкиваться с самодурством отца, подогреваемого жалобами матери: «Вот и воспитывай своих детей, я так намучилась с ними, пока ты был в рейсе!»

Был еще один эпизод, который Тая долго не могла простить отцу. Она тогда уже училась в десятом классе. У одноклассницы был день рождения. Стояли предновогодние дни, на слегка подмороженную землю выпал первый снег. От предвкушения близких праздников и каникул было радостно на душе.

– Пап, нас пригласила Лена на день рождения, можно я пойду, будет весь класс? – спросила отца с мольбой в голосе Тая. – Мама давно мне разрешила, сказала у тебя отпроситься. У меня уже даже подарок есть.

– Ты свое время знаешь! Иди, но в двадцать один час ты должна быть дома! – строго ответил он.

– Но нас пригласили на восемь часов вечера, пока все соберутся, я даже не успею пообщаться с ребятами. Пап, ну разреши, это же в соседнем доме, и Ленкины окна видны из нашей комнаты. К тому же ее родители будут с нами! – продолжала Тая, надеясь, что эти веские аргументы сразят упрямство отца.

– Можешь вообще не идти! – сказал батя с напускным равнодушием и закрыл дверь в свою комнату.

«Ну нет! – упрямо подумала девушка. – Пропустить вечеринку, где соберется чуть ли не весь класс! Да и ребятам я обещала!»

Тайка быстро оделась и, прыгая через ступеньку, помчалась в соседний дом. Как она и ожидала, друзья собирались не спеша, смеялись, весело болтали, поздравляли именинницу и только сели за стол, как пробил злополучный час. Девушка засобиралась, но ребята наперебой стали уговаривать ее остаться. И Тая решила, что полчаса не сыграют большой роли, и задержалась еще немного. Гостеприимный отец именинницы достал бутылку шампанского, со счастливой улыбкой произнес: «Ну что, за семнадцатилетие моей принцессы!» – и налил ребятам в бокалы по глотку шипящего напитка. Пузырьки приятно обожгли горло Таи, и она вспомнила, что ей пора. Чтобы ее не уговаривали, девушка проскользнула в коридор, накинула пальто и, словно Золушка, исчезла с бала. За спиной шумели голоса друзей, кто-то смеялся, кто-то неумело играл на пианино «Чижик-пыжик» …

На улице крепчал мороз, падал снег, редкий в южном регионе Украины, где жила тогда семья Таи. Тайка привычно легко взлетела на свой пятый этаж и коротко позвонила в дверь. Открыл отец, недовольно глянул на часы – на циферблате предательски светилось 21.36.

– Пап, знаешь, ребята так просили, чтобы я осталась! Там так весело! Не сердись!

– Ты знаешь свое время! Больше тебя никуда не пущу! – грозно начал отец воспитательным тоном.

– Ну почему другим можно, а мне нельзя? Мне ведь уже почти семнадцать! – едва сдерживая слезы, звонким голосом воскликнула Тая. Она сняла пальто, обувь и направилась в детскую комнату, которую делила с младшими братом и сестрой. Едва она успела снять чулки, как в комнату ястребом влетел рассерженный отец.

– Ты мне не перечь! Где тебя этому учат, в школе?

– Папа, ну что за старорежимные порядки? Это в старину детей пороли и держали взаперти. А сейчас двадцатый век! – звенел от возмущения голос девушки. Разозленный отец подскочил ближе, до его ноздрей донесся едва уловимый запах шампанского.

– Ах, так ты еще и пьяна! Вот почему ты так дерзко разговариваешь с отцом! – зарычал он и метнулся в поисках орудия возмездия. Под руки попался шланг от стиральной машины, он схватил его и в «праведном» гневе замахнулся на дочь. Девушка проскользнула под занесенной над нею рукой, рванула незакрытую входную дверь и босиком выскочила на лестничную площадку. Однако это не остановило отца, он бросился за ней следом. Босые ноги привычно перескакивали через ступеньку, и догнать Тайку отец не мог. Третий этаж, второй, первый… Погоня продолжалась.

«Куда бежать?» – лихорадочно соображала она. Загнанной птицей девушка метнулась к тяжелой двери подъезда и с силой толкнула ее. Таю обдало морозным воздухом, босая она выскочила на ледяное крыльцо. Отец уже догонял, размахивая шлангом и не стесняясь прохожих. В соседнем подъезде жила ее школьная подруга Люся, к ней Тайка всегда приходила без стука, зная, что для нее всегда оставляли дверь открытой. Это была единственная возможность спрятаться от разъяренного родителя. Под разгоряченными бегом босыми ногами девушки мгновенно таял колючий снег, она поскользнулась, потеряла темп. И, взбегая на соседнее крыльцо, почувствовала, как железная рука отца схватила ее, сжав клещами платье на спине.

Отец, не разжимая кулак, толкал в спину босую, едва одетую девушку по морозному двору и зло приговаривал:

– Я тебе покажу! Ишь Зоя Космодемьянская выискалась!

Слезы заливали лицо Тайки.

– Фашист! Ты фашист! – в сердцах выкрикивала она отцу и шла домой как на казнь, повинуясь грубой силе.

Как ни печально признавать, но родительские «уроки» закаляли юную душу девушки. Именно в детстве, в его несовершенстве и жесткости закладывалась недюжинная сила воли Таи, которая поможет ей преодолеть многие трудности и выйти из них с честью. Тайку бросало то в холод материнской любви, то в огонь отцовских экзекуций. Да, так и закаляется сталь: сначала огонь, потом вода и снова огонь. И юная упрямая девчонка еще не знала, как пригодится ей эта сила, как она будет ее спасать в той взрослой, порой безжалостной жизни. Как она – воительница амазонка будет побеждать вопреки всем обстоятельствам. И не известно, смогла бы эта девушка стать сильной женщиной с крепким лидерским стержнем, если бы в детстве ее путь выстилали лепестками роз. О, беспощадная мудрость Вселенной! «Чтоб добрым быть, я должен быть жесток!» – так, кажется, у Шекспира.

Тайка простила отца уже в зрелом возрасте. Она долго носила в душе свои детские обиды и даже ненавидела родителя. Тогда она не понимала, что во многом причиной ее страданий была властная мать, а отец был лишь ее орудием. Тая приняла отца и поняла всю глубину его трагичной жизни с волевой, сильной, не умеющей любить женщиной. Ей даже стало жаль постаревшего и беспомощного, но все еще любящего свою царицу отца.

Батя, чтобы снять с себя тяжесть неуважения и давления жены, частенько выпивал. Выпивка была его способом протеста. Мать ворчала и выдавала ему горькие пилюли даже при детях. Это было больно слышать,[A2] и Тая не раз заступалась за старика. Она просила не ссориться при посторонних и не унижать отца, но все было бесполезно. Мать раздраженно отмахивалась, ей было в тягость жить столько лет с нелюбимым, а теперь еще и беспомощным мужем. С отцом Тая так и не сблизилась по-настоящему. Он изредка жаловался ей на самодурство жены, грустно глядя на дочь выцветшими голубыми глазами, но чаще всего молчал: видимо, давно уже привык к постоянным тычкам и смирился.

Говорят, девочки ищут в мужчинах образ своего отца, сильного и доброго. Не имея такого опыта, Таечка всю жизнь пыталась найти своего защитника, ошибалась и опять искала. В ее голове никак не складывался единый цельный образ, которому должен соответствовать ОН – настоящий и единственный. Вот и сейчас она пыталась осмыслить свою очередную неудачу. Понять, почему вновь сделала неверный выбор? Чему учит ее жизнь и какой вывод она должна сделать?

Она устало притянула к себе зеленую тетрадь – дневник, в который с юности записывала свои стихи и с недавних пор выплескивала на его страницы накопленную боль и обиды. Для нее это была своеобразная психотерапия. Оставляя на бумаге свои горести, она как будто освобождала сердце от тяжести и могла жить дальше.

«С чего же все началось?» – подумала Тая, склонилась над тетрадью и начала писать.

Я дура! Настоящая дура! Ну почему это происходит именно со мной?

Все народные сказки заканчиваются свадьбой, и ни в одной книжке не пишут, как жили счастливые влюбленные дальше? Я всегда мечтала построить такую семью, которая будет в радость до самой-самой глубокой старости. Но увы! Сколько лет длится счастье в браке? Год, два? Кому удалось продлить радость совместной жизни навсегда? Говорят, такие есть, но их наверное не много! Я тоже пробовала пополнить этот список, но тщетно…

И вот проходит каких-нибудь восемь лет совместной жизни, и ты даже не замечаешь, как ваши отношения становятся тусклыми и равнодушными. Как постепенно во временном отрезке между фразами «Доброе утро, милая!» и «Спокойной ночи, любимая!» пропадает тепло и радость. Как все чаще, случайно встретившись взглядом, ты замечаешь пустоту в его взоре и отсутствие даже тени нежности. Ты ищешь оправдание: «Ну, устал!» а может: «Чем-то занят!» но где-то внутри ты понимаешь, что это неправда!

И ты стараешься вернуть хоть искорку счастья, которое вот только что было рядом, но куда-то испарилось. Ты говоришь ласковые слова и прижимаешься к уже давно чужому и отстраненному человеку. А он, чтобы избавиться от тягостной сцены, все так же автоматически и равнодушно тебя успокаивает: «Конечно люблю! Ты самая лучшая!» И опять звучит фальшь в его голосе, но тебе так хочется верить, так хочется спокойной и теплой атмосферы в доме. Ты, упрямо тряхнув плечами, отбрасываешь сомнения и сама себя быстро уговариваешь, что ты любима, что ты преувеличиваешь его холодность, что со временем, наверное, так у всех и происходит. Уходит яркость и радость отношений, а остается тихая и добрая привязанность.

А потом проходит время, и ты начинаешь почти физически чувствовать ложь. Ты уговариваешь себя, что все люди с недостатками. Ах, как мы умеем себя уговаривать, убеждать! Да нас можно и не заставлять, мы сами обманываться рады. Мы сами станем лучшими адвокатами своей угасающей любви, мы докажем, настоим, найдем причины.

Ты замечаешь, как он прячет телефон и всегда переворачивает его экраном вниз. Ты слышишь поспешные объяснения, когда кто-то звонит, а он не берет рубку. И суетливая интонация «Это Тинькофф банк!» или «Опять реклама!» не обманывает тебя, но ты позволяешь усыпить свою бдительность этими объяснениями. Почему? Зачем? Потому что так удобно? Безопасно?

Нет! Как раз тут и затаилась опасность! И тебе нужно бы срочно бежать от нечестных отношений. Но ты все уговариваешь себя, виртуозно подбирая все новые и новые причины, по которым ему НАДО верить. Верить! Верить!

Что это? Малодушие? Слабость? Нет, я же сильная и самостоятельная женщина!

Может быть, я просто себя не люблю? НЕ уважаю? НЕ ценю?

А что такое любить себя?

Да мне это и в голову раньше не приходило. Любить детей, мужа, родителей, землю, друзей, музыку, природу! Да много чего можно любить! А вот СЕБЯ? Да! Наверное, пора начинать!

А как это? Как любить себя?

Раньше нас учили, что себялюбие и эгоизм это синонимы. И ни одно ни другое недопустимо для Настоящего человека. Может, это оттого, что я росла в Советском Союзе? Но нет! Я и сейчас, в 2019-м, вижу вокруг сотни молодых несчастливых женщин, обманывающих себя и пребывающих в плену давно искалеченных отношений. Все просто – мы попираем свои принципы, уступаем и в результате проигрываем эту игру под названием «Моя счастливая жизнь».

Когда наша жизнь из ВМЕСТЕ превратилась в жизнь РЯДОМ? И может быть, психологи скажут, что это типичная модель, когда жена играет роль матери. Но кто же об этом знал? Ведь мы проживаем нашу жизнь по-настоящему, а не пишем черновик. И это настоящая боль и настоящее разочарование. И они бьют тебя наотмашь независимо от того, по какой модели ты построил отношения.

Тая подняла заплаканное лицо, слезинка предательски скатилась по подбородку прямо на середину исписанной страницы. Плям! Клякса живописно растеклась по тексту и линзой увеличила часть слова: рЯДОМ. «Ядом», – прочитала Тайка и горько усмехнулась. Да, такая жизнь действительно стала ядом для нее. И нужно было обязательно найти противоядие.

Еще месяц назад она была уверена, что все образумится, и совершенно не думала о разводе. И сейчас она лихорадочно перебирала в голове события последних месяцев и искала причину. Искала, когда это все началось. Когда была первая ласточка их разрыва? А может, ее вообще не было и их отношения с самого начала были обречены?

[A1]Обстоятельство, выраженное деепричастным оборотом, запятая нужна.

[A2]Сложносочинённое предложение, запятая нужна.