Глава 56

-Моргана! Моргана! – утренний стук в дверь всегда раздражителен, особенно, если накануне ты неслабо перебираешь с вином, а после проводишь львиную часть ночи в компании короля, и уже позже, в покровах ночных коридоров, почти бегом, ступая по холодному каменному полу добираешься до своих комнат и, без сил падая уже в свою постель, забываешься хмельным и почти нормальным сном. Но, что поделать? Игнорировать стук в дверь, значит – продолжать его. Наверняка, Октавия или кто там еще, но кто-то доложил Гвиневре, барабанящей в дверь, а это была она, что Моргана в своих покоях. Остаётся шепотом выругаться, поднять ноющее тело с простыни и набросить на плечи хоть что-то приличное. И уже тогда, не заботясь о виде своем больше, открыть дверь…

-Доброе утро, - Моргана натянуто улыбнулась, пропуская Гвиневру внутрь, - и чего тебе не спится?!

Обычно Моргана сама вставала очень рано, но сегодня был не тот случай. Вчера была свадьба Персиваля и Леи, вчера было другое настроение и неожиданно приятное и качественное вино. Моргана только сейчас подумала, что вино было явно из земель де Горра…никак, он озаботился? Интересно, учитывая, что его, вообще-то, никто и не звал. Ладно, неисповедимы мысли чертова принца де Горра.

-Что ты так рано? – повторила Моргана свою раздражительную мысль. – Могла бы… с Ланселотом провести ночь.

Маски были ни к чему. И Моргана, и Гвиневра, обе вздрогнули от этих слов, но все стало так естественно и ясно, что даже сама королева не стала оспаривать ее фразы и только долгим взглядом ответила ей прежде, чем перейти к сути своего визита.

-Октавия мне раскрыла заговор! – пылко воскликнула Гвиневра и Моргана увидела в глазах королевы нехороший огонек, который, как она знала из своего уже опыта, свидетельствовал примерно следующее: «я знаю то, чего не знаешь ты, и я хочу сыграть в эту игру по-крупному».

-Кто такая Октавия? – Моргана медленно трезвела, думая о том, что предпочтения Ланселота неожиданно становятся ей понятными. Он рассказывал о том, что Леди Озера была ужасной женщиной, но она была первым женским образом, который он встретил и, видимо, по этой причине, Ланселота так притягивала некая внутренняя не самая благая сила, которую он видел в Моргане и которую теперь Моргана почувствовала в Гвиневре – пусть и немного, пусть еще спящую, но реальную. Если же учесть, что Ланселот говорил о Леди Озера, как о светловолосой высокой и хрупкой на вид женщине, становилось понятно, почему он так часто выбирал блондинок и даже Гвиневра…светловолосая.

-Октавия твоя служанка! – Гвиневра с гневом взглянула на Моргану. – Ты не помнишь своих слуг? Она из моего двора!

-У меня есть дела важнее, - спокойно улыбнулась Моргана, - например, помогать твоему мужу управлять Камелотом.

-Да-а,- Гвиневра вздохнула и невинно ответила, - ты хорошо знаешь моего мужа. Лучше, чем я. Вы много времени проводите вместе.

Моргана снова взглянула на Гвиневру – такая королева ей не нравилась. Ей нравилась запутанная девочка, которая смотрела на нее как на непререкаемый авторитет, а эта… холодная душа, совершенно не вызывала в ней желания помогать ей. Совсем.

-Что за заговор? – спросила Моргана, переходя на другую тему и оставляя фразу Гвиневры без ответа, уговаривая себя тем самым быть мудрее.

-Октавия говорит, что Мерлин плетет заговор, чтобы уничтожить тебя и меня, ему не нравится, что Артур вышел из-под его влияния, - Гвиневра нервно стиснула белые тонкие руки и Моргана расслабилась – Гвиневра снова показалась ей прежней.

-Она может доказать это? – Моргана изобразила волнение. – Она может представить какие-то факты?

-Она шпионила за мною и за тобою, а потом пришла ко мне каяться, - продолжила королева, - представляешь? Она хочет, чтобы я защитила ее от твоего гнева, если ты узнаешь, что она служила Мерлину.

«Вот дрянь!», - с чувством подумала Моргана. этого в их договоре не было. Октавия должна была прийти к Гвиневре и пожаловаться ей на то, что есть заговор Мерлина, который стоит против Гвиневры, потом прийти к Артуру и донести ему на заговор Кармелида, который стоит против Морганы. То, что эта девица теперь пыталась переиграть Моргану, вызвало гнев…

-И что ты сделала? – с подозрением, которое Гвиневра приняла за волнение, спросила Моргана.

-Я пришла к тебе, - ответила королева, - я не знаю, как быть!

-Ко мне? – Моргана едва удержалась от желания отвесить королеве подзатыльник. – Ты должна идти к королю! Это не шутки. Это заговор! Заговор карается законом! Это предательство, в конце концов…

-Ты к королю вхожа, - промолвила Гвиневра холодным тоном, и это сработало как укор.

-Ну-у, ладно, - сдалась Моргана, - мы пойдем с тобою вместе. Ты расскажешь Артуру, что тебе передала Октавия, затем мы подумаем…если что, позовем Октавию и Мерлина, устроим общий разговор, кто кому и что сказал. При Совете, если потребуется!

-Да! – Гвиневра с прежним, детским и почти теплым восхищением, взглянула на Моргану, - верно! Верно!

Она поднялась, уже готовая идти, но Моргана попросила:

-Дай мне минуту, я не могу явиться к королю прямо с постели.

Гвиневра хлопнула глазами, покраснела стремительно, но кивнула, выражая свое согласие, покорно опустилась обратно. Моргана же, метнувшись в купальню, судорожно принялась одеваться, а затем, кое-как приведя себя в достойный вид, написала записку: «Октавия должна умереть. Сейчас же!». Записку эту Моргана, щелкнув пальцами и призвав тоненький синеватый ручеек силы, направила к герцогу Кармелиду, моля небо, что Мерлин не оказался на пути у этого письма, и не заподозрил ничего. Ей было понятно, что Октавия, попытавшись переиграть ее, Моргану, подписала себе смертный приговор. Стоит очной ставке состояться, Октавия может заложить не только Мерлина, но и Моргану, и Кармелида… это же уже плохо.

Моргана вышла из купальни готовой идти к королю, нарочито облаченной в наряд скромнее, чем наряд королевы, и держала себя как-то в тени, пока они шли.

***

Письмо щелкнуло Кармелида по носу громко и очень больно. Леодоган застонал сквозь сон и медленно сел на постели, просыпаясь. Письмо висело перед ним, прыгая и подсвечиваясь синеватым блеском от нетерпения. Кармелид взглянул на левую сторону кровати и увидел, что Октавия еще спит, он поправил ей одеяло, и протянул руку за письмом. Оно было еще теплым…странно теплым, и будто бы живым. Кармелид прочел его дважды прежде, чем решился посмотреть на Октавию.

Она мирно спала. Так мог бы спать ангел, и, даром, что этот ангел превращался в потенциальное чудовище с пробуждением и умел открывать рот, портя все очарование своей юности. Кармелид нерешительно коснулся ее щеки. Письмо напугало его – он не понимал, почему Моргана спешит, и чувствовал, что оказался на пороге чего-то важного. Он догадывался, что если не убьет Октавию сейчас, то, наверняка, это заденет Моргану и расстроит ее планы. Расстраивать Моргану, конечно, тоже не хотелось, но сначала требовалось все просчитать, а время будто бы давило его, заставляя решаться.

Леодоган выбрался из постели, набросил на плечи мантию, чтобы не замерзнуть, пока…будет решать. И попытался подумать.

Думалось от сна и выпитого плохо. Он смотрел на Октавию, все такую же мирную и юную и на письмо в своей руке и не мог понять, как ему быть. Кармелид не испытывал иллюзий, понимая, что и для Октавии, и для Морганы – он лишь помеха, ступенька. Моргана явно хотела избавиться и от него, и от пронырливой девицы, и бог ее знает, от кого и чего еще. Октавия тоже при случае подставит и его, и Моргану, и Мерлина. Что будет, если сохранить жизнь Октавии? Что будет, если ее убить? Где ставка выше, где опаснее чаша весов? На что поставить и как выбирать, когда письмо отдает приказом, и нет достаточного количества данных? Они что, раскрыты? Кем? Когда? Как? Это план Морганы? Не проиграет ли Кармелид? А выиграет ли?

Леодоган сам рассчитывал убить Октавию или убрать с пути, откровенно говоря, герцога устроило бы и ее отселение, и монастырь, что угодно – но он рассчитывал сделать это сам, когда вздумается ему, когда он сочтет, что пришло время. Опираться же на чужую волю…как это можно? Как это можно сейчас? Да и что было-то? Поди – докажи, что он вообще какие-то заговоры плетет! Ему ли, утратившему земли свои из-за долгов, ему ли, отцу королевы, плести интриги? Положение его прочно, так чего желать?

С другой стороны, Октавия, все же, очень опасна. Мало ли, что она наплетет Артуру или уже наплела Моргане? Что, если Октавия пошла к королю и обличила его, а Моргана, спеша разобрать ситуацию, предлагает ему спасение? А спасение Леодогана в смерти Октавии? Слишком мало условий! Слишком много мыслей!

Леодоган наблюдал за сном Октавии, и ему все больше металось в груди. Вот она – вся юная, нежная, решительная и ласковая. Она еще получит свое, но она ведь не жила. Да если подумать, она чуть старше его собственной дочери! Почему-то от этой мысли стало особенно гадостно, Кармелид представил, как сама Гвиневра лежит так где-нибудь на постели, спит, а кто-то стоит, решая, убить ее или нет. А Октавия ведь тоже чья-то дочь, чья-то возлюбленная… ну да, нрав у девицы пронырливый, да характер дрянной, но она так юна! Справедливо ли убивать юность, пусть и глупую?

Но снова! А если убить действительно стоит?! А если от этой смерти зависит, будет ли жить сам Леодоган? А что, если их и раскрыли? Конечно, Гвиневра заступится за отца, но что, если это все одна интрига Морганы? Что, если она замыслила избавиться ото всех, кто мешает ей? Как быть? Сколько круговых условий, и время давит на макушку, вдавливая и ослепляя движение. Убить не убить, поддаться письму или нет?

Кармелид решительно пихнул Октавию, она вскрикнула, села, находясь в полусне, не понимая, что происходит, попыталась осознать, но явно не могла.

-Пошла прочь! – заорал Кармелид, сволакивая ее – грубо и небрежно с постели, - пошла прочь!

Он выкидывал ее вещи за нею в коридор, а она смотрела на него, не понимая, просыпаясь окончательно.

-Милый…- она сделала шаг в его комнату, но он оттолкнул ее от себя так сильно, что она упала на каменный пол, прямо в обрамлении своих же выброшенных раньше юбок.

-Пошла прочь! – рявкнул Кармелид и захлопнул дверь в свои покои, привалился горячим лбом своим к холодной двери и услышал тихую возню за нею. Ему захотелось вернуть ее, но он не смог заставить себя отойти от двери, распахнуть ее. Если Моргана спросит, а она спросит, он скажет, что выгнал ее, а письмо пришло потом. Она же не проверит? Или проверит? Пусть это будет ее проблемой. Пусть это будет…

Но на всякий случай… Кармелид смог отойти от двери только тогда, когда услышал тихое всхлипывание и отдаляющиеся шаги, он обернулся и увидел, что на пол брошено то самое письмо от Морганы. При случае – сгодится. Герцог поднял его, аккуратно сложил и сунул к самому сердцу, за пазуху и еще почти четверть часа простоял на холодном полу, на коленях, унимая странное и рваное биение где-то в желудке.

***

-Вчера ко двору прибыла бродячая актриса, - рассказывал Гавейн всем, кто был готов и не готов слушать, - красавица! Волосы до пояса, темные, как смоль, глазища большие-большие, губы алые. А ноги...

Гавейн свистнул, демонстрируя, очевидно, качество описываемых ног.

-Что же я ее не видел? – сварливо спросил Грегори. – Врешь ты всё!

Ланселот отвлекся от проверки своего меча и спросил, не дожидаясь, пока Гавейн ответит и вступит в перепалку с рыцарем:

-Она на свадьбе у Леи и Персиваля была вчера?

-Да, - Гавейн взглянул на него с благодарностью, ему тоже не хотелось сейчас ругаться с Грегори, потом, быть может, как накопится злость, но не сейчас. – Она пришла ко двору, король ей дозволил остаться здесь, а она, пожелав отдохнуть немного, спустилась на свадьбу к Персивалю.

Он упрямо продолжал игнорировать факт женитьбы своего собрата-рыцаря на служанке и вовсе не произносил имении девушки, словно бы оно и было неважным.

-Вот оно что…- Ланселот вспомнил девушку, очень красивую, дурно знакомую ему, но явно он прежде не мог ее видеть, и что-то не давало ему покоя!

-А что ж она не спела? – осведомился Монтегю, издевательски гоготнув. – Показалась бы краса…

-Устала, петь будет потом, - объяснил, как для идиота, Гавейн, и тут же наставительно добавил, - а ты, Ланселот, приглядывайся, да смотри внимательнее. Зовут девицу – Вита, как развлечение, самое, что ни на есть, чудесное!

Ланселот неопределенно повел плечами, как бы выражая свою незаинтересованность.

-Только смотри, как Персиваль не закончи, а то женишься еще, не ровен час! – не удержался, все же, Гавейн, - вот…

-А что Персиваль? – обещанный конфликт нельзя откладывать долго. Грегори взвился мгновенно. – Моя жена – служанка. Что ты имеешь против?

Завязалась очередная перепалка, а потом очередная, грубая, не подходящая для знати, драка.

***

-Заговор? – Артур с удивлением воззрился на Гвиневру. Он вообще неприятно удивился тому, что она нашла его в этот час, и вообще нашла его, но более того, явилась в компании Морганы, и пришла во время разбирательства драки между Гавейном и Грегори – уже второй за эту неделю. Гвиневра выдала все с порога, Моргана всем своим видом демонстрировала непричастность и пыталась показать, что она вообще не причем и находится здесь только по тому, что очень любит Гвиневру и беспокоится за нее.

-Мерлин? – переспросил удивленный Монтессори, - нет, он интриган, но играть против Морганы, ваше величество, не будет. Он же не идиот! Зануда – да, прохвост – да, но не идиот! Без Морганы Камелоту худо придется.

-Так уж худо…- процедил Гавейн, который не мог смириться с тем, что Моргана, как женщина вхожа в совет, да еще и право голоса имеет, да еще и решает что-то, и с королем груба.

Здесь же присутствовал и Ланселот, пришедший на разбор драки как свидетель, а теперь забытый чужим вниманием. Он не знал, как быть – извиниться и уйти? Это будет глупо. Или. Глупее же, оставаться? Он сидел и мучился, вслушиваясь в происходящий разговор, боясь, что его обнаружат и что не обнаружат тоже.

-Худо-худо, - успокоил его Вендред, не привыкший пропускать хоть какое-то событие. – Давайте честно…

-Да мы справимся, - злился Гавейн, - тут неприятен факт…

-Довольно! – предостерег Артур. Он понимал, что без Морганы его правлению придется, не просто худо, правление, скорее всего, перемолотит его кости и выплюнет останки, но не мог же он этого признавать!

Гвиневра в первый раз присутствовала на частичном сборе Совета, и ей было явно неловко от того, какие темы поднимались здесь. Ей было душно, и она все больше поражалась тому, что ни Моргана, ни отец ее, никто, словом – ни разу не сказал ей, насколько это тяжелое действие – управлять, совещаться. Раньше она думала, что здесь что-то вроде развлечения, в дружеской, теплой беседе они решают, что делать и как быть, а оказалось, что обстановка способна резать по самой душе…

-Давайте иначе? – предложила Моргана, перенимая роль ведущей хозяйки на совете и выходя из тени Гвиневры, где держалась прежде. – Давайте поступим проще? Мы должны облегчить себе задачу и не забыть о чести. Мерлин – наш друид и почтенный член совета, мы не можем обвинять Мерлина за спиною самого Мерлина, в благодарность за его заслуги мы должны говорить с ним лицом к лицу, если вообще хотим говорить об этом, верно?

Первый раз Моргана сказала о Мерлине что-то хорошее. Артур даже уже воспрял духом – верно, Моргана права! Надо просто спросить самого Мерлина, и дело с концом. Все-таки, его сводная сестра очень умна!

И король нежно взглянул на нее. Гвиневра перехватила его взгляд и покраснела – она была лишней, но если раньше Артур хотя бы пытался спрятаться от своих чувств, то сейчас демонстрировал их едва ли не открыто. Гвиневре внезапно пришло в голову, что раз она не была ни на одном заседании, то не может знать, как ведет себя Артур в присутствии своих советников с Морганой. Может быть она, королева, давно посмешище в глазах всех членов совета, где уже каждый понял, что Артур не любит своей жены?!

-Но, - продолжила Моргана, улыбаясь одобрению, - я предлагаю привести сюда и Октавию. Пусть они лицом к лицу выяснят все. Я полагаю, что Октавия все неверно истолковала… пусть это выяснится!

И снова гул одобрения.

-Ланселот, друг мой, - Моргана простерла к нему руку и Гвиневру больно обожгло от того легкого тона, с которым фея обратилась к ЕЕ Ланселоту, как будто мало ей отнять одного Артура! – Раз ты все равно здесь так удачно попал, сходи, пожалуйста, за Мерлином! И, нельзя ли, кого-нибудь послать за Октавией? Милый Монтессори? Не окажешь мне такой услуги?

Ланселот подорвался поспешно и не слышал уже ответа Монтессори, оказывается, Моргана его заметила. Его все заметили. И ничего не сказали. Даже как-то…странно.

***

Ланселот торопливо постучал в дверь к Мерлину, подбирая, пока дверь не распахнулась, слова. Следует сказать, что его вызывают к королю сразу или объяснить ли ему причину? сказать, что его обвинила Гвиневра в заговоре или не надо? Ланселот решил, что не надо. В конце концов, Гвиневра, ее поступок, очень удивил самого Ланселота, и он решил, что Мерлин лучше решит, что нужно и чего не нужно делать.

Дверь, однако, не открылась. Ланселот постучал еще раз, уже настойчивее – ему было страшновато, гулко билось сердце, он догадывался, что все происходящее происходит не от стечения обстоятельств, но становилось нелегче.

Наконец, дверь поддалась, приоткрылась, и Мерлин немного высунулся, чтобы увидеть, кто посмел нарушить его покой.

Дверь, однако, не открылась. Ланселот постучал еще раз, уже настойчивее – ему было страшновато, гулко билось сердце, он догадывался, что все происходящее происходит не от стечения обстоятельств, но становилось не легче.

И он потянул, было, дверь на себя, рассчитываясь скрыться за нею, но Ланселот сумел перехватить его руку и рывком открыл дверь, оказываясь, нос к носу с Мерлином:

-Вас, Мерлин, срочно ждут у короля, - доложил Ланселот, - вы…

И он осекся. Он встретил девушку-артистку со свадьбы Персиваля и Леи, ту самую, о которой так восхищенно отзывался Гавейн, перед тем, как завязалась очередная драка. Покопавшись в памяти меньше доли секунды, Ланселот вспомнил, что Гавейн назвал ее Витой. Эта самая Вита вздрогнула, когда свет выхватил ее, когда распахнулась дверь и ошарашено взглянула на него, затем, что-то прошло в ней и изменилось, она ласково улыбнулась и села в кресло, из которого явно поднялась при его приближении.

-Вам бы лучше подготовиться к пению, - грубо ответствовал Ланселот, что совершенно не было в его привычке, но девушка эта была ему откровенно дурно знакома, хотя, клясться можно было, прежде он не встречал ее – слишком красивая, он бы запомнил это лицо.

-А вам, Мерлин, явиться к королю! – продолжил Ланселот, с трудом отводя взгляд от Виты, - а не устраивать здесь приют для бродячих актрис.

Ланселот вышел в коридор, ожидая Мерлина, находиться в комнате, где была эта девушка, Ланселот более не желал. Он понял, что даже не испытывает стыда за то, что вломился в возможно, нелегкий и, может быть, даже интимный момент, потому что эта девушка внушала что-то нечеловеческое и не было ничего человеческого в душе его по отношению к ней.

Мерлин вышел меньше, чем через минуту.

-Что за грубость, Ланселот? – спросил Мерлин и взгляд его был озадаченнее, чем обычно. – Грубите незнакомой женщине и мне! Как это понимать?

-Приказ короля, - ответил Ланселот, - а женщину зовут Вита, про нее Гавейн рассказал. Но вас ждут и это не по шуточному делу.

-А по какому? – вежливо осведомился Мерлин, склоняя голову к Ланселоту.

-Вам скажут, - говорить с друидом не хотелось.

Едва Ланселот ввел Мерлина в зал, он понял, что что-то не так. Гвиневра тихонько всхлипывала, а рядом с нею крутилась Лея, торопливо вытирая ей слезы и утешая. Моргана переговаривались с Монтессори, и Артур слушал их очень внимательно. Вместе с Леей появился и Персиваль и герцог Кармелид. Все очень хмурые и озадаченные, все друг на друга поглядывают и переговариваются.

-Я привел Мерлина, - Ланселоту было не по себе от такой атмосферы, и он поспешил, чтобы кто-то разъяснил ему все, хотя, даже находиться здесь, Ланселот не имел права, не принадлежа к королевской семье, к личным слугам или к королевской семье.

Ответила ему Моргана, отрываясь от тихого разговора с Монтессори:

-Октавию убили. Монтессори нашел ее тело в коридоре.

-Кто-нибудь, объясните мне, во имя Авалона! – не выдержал Мерлин.

***

-И вы вызвали меня, чтобы устроить очную ставку с этой девицей? – уточнил Мерлин. Обвинение он принял достойно. Моргана сама изложила ему ситуацию, когда заметила, что ни плачущая Гвиневра, ни Артур не собираются рассказывать.

-Да, - ответил Монтессори, - это было логично. – Но, вот незадача, твоя обличительница мертва! Я нашел ее труп прямо в коридоре! У дверей ее спальни! С ножом… там, где у людей есть сердце, у этой девицы теперь дыра!

Он дрожал от пережитого. Моргана успокаивающе коснулась его плеча рукой, поддерживая и убеждая взять себя в руки. Когда умирают на поле боя – это закономерно, когда умирают от болезней и голода – это логично, но когда умирает юность…когда она жестоко убита кем-то… это другое. К этому нельзя привыкнуть.

По замку носятся рыцари - ища тех, кто мог что-то видеть, все патрули оцепили коридоры, вещи Октавии перетряхивают, надеясь найти зацепку, а придворные дамы скорбно льют слезы над ее телом, перемещенным в церковь, где скоро состоится отпевание. Все это Ланселот видел как сквозь сон, хотя не присутствовал при этом. он так и остался в зале совета, и видел совсем другое. Споры… кому она могла помешать? Невысказанные обвинения Мерлину, которые сгущаются над его головою. Да, он друид, да, он маг, но почему именно в час, когда ему хотели устроить очную ставку с девушкой, что обличала его в преступлении, эта девушка и умерла? Кто-то хочет подставить Мерлина? Или он отводит от себя подозрения? Артура трясет. Он знает, что должен решить что-то очень важно. Моргана гладит его по голове и обнимает за плечи, держась сама… и никто уже во всем совете не реагирует на то, что здесь же присутствует и жена короля Артура. Гвиневра становится тенью и Лея, наконец, уводит ее прочь…

-Надо думать…- выдыхает Монтессори, решаясь нарушить невысказанность, - Мерлин, ситуация паршивая.

-Я чист перед тобою, мой король, я не убивал ее, - твердо отвечает Мерлин. – Я действительно имел с нею дела, но… другие. Она должна была шпионить за Морганой, и она намеревалась стать королевой, я обманул ее, обещав поддержку за это, но я не пошел бы против короны, - Мерлин рассказывает одно и то же, и Кармелид по-прежнему стискивает руки в кулаки, представляя, как девушка, которую он пощадил утром, планомерно, оказывается, хотела стать на место его Гвиневры. Ярость отца…ярость политика. Ярость труса!

Надо было ему убить ее. Никто не смеет посягать на трон. Трон, который под его дочерью.

-Я слышу тебя, Мерлин, мне сложно верить твоим словам. Ты, чтобы оправдать свою невиновность и непричастность к смерти Октавии рассказываешь, что участвовал в другой интриге…против моей сестры. Именно в этом Октавия тебя и обличила, - Артур смотрит устало. Ему больно. Ему тяжело.

-Молодец, хорошо сработано, - Моргана шепотом бросает Кармелиду похвалу и его ответ парализует ее:

-Я не смог. Это не я. Я выгнал ее. Получил твое письмо и выгнал.

-Что? – Моргана спрашивает в голос и тут же понимает, что выдала себя, но все решили, что она реагирует на Мерлина и его исповедь.

-Я хотел иметь силу, которая сможет обуздать тебя и контролировать! – Мерлин не оправдывается. Он объясняет, продолжая верить в свою правоту, - ты уже много бед принесла Артуру.

-Потому что их принесли мне, - ответствует Моргана холодно, стараясь унять сердце, ведь выходит что-то невообразимое! Октавия мертва, но ее убил не Кармелид и напрашивается очевидный вопрос – кто тогда? – Ты принес!

-Это дело прошлое, - упорствует Мерлин, - но ты не можешь…

-Прекратите! – Артур устал от этих двоих. Эта ночь, проведенная с Морганой, и события утра, от которого он уже устал, все создает то, что создает, ту паутину, которой не должно было возникнуть, - Мерлин! Я… ненавижу тебя.

Качается мир и, кажется, пол. И даже шепот стен замирает. И Моргана смотрит на Артура со странным выражением.

-Ненавижу, - повторяет Артур, поражаясь своей смелости. – Ты… интриган!

Как по-детски звучит это слово из его уст и от этой детскости становится еще страшнее.

-Ты только и делаешь, что учишь, да поучаешь, да лезешь, когда тебя не просят! – Артур набирает ярость. Он вспоминает все идеи, которые высмеял друид, все его поучения, когда он уже взошел на престол! взошел! А Мерлин все стоит над его душой и требует от него того, что не нужно требовать от короля, а впору требовать только от мальчишки.

-Ты мне надоел…- Артур чувствует, что это его победа. Противостоять Мерлину. Мерлину, который давно уже вызывал раздражение у Артура своими речами и занудством, своими моралями и попытками оградить Артура от всего, чего он сам жаждал. – Ты пытаешься сделать меня марионеткой…

И в этом есть доля правды. Мерлин верит, что Артур без управления извне натворит бед.

-Ты пытаешься навредить моей… - королю сложно дать определение Морганы и он не заканчивает этой фразы.

-Он спас меня, - напоминает Моргана, с трудом сдерживая ликование – Мерлин пал, теперь ему останется наблюдать со стороны, как рушится Артур, его правление и упиваться бессилием и смотреть со стороны…

Как она смотрела со стороны на его обман. Получай, друид! Ты заплатишь! Ты уже начал платить!

-Надо выяснить, не причастен ли он к тому, что мы не можем найти сэра Николаса и что он вообще тебя отравил, - это уже перебор, но Артур в эту минуту готов обвинить Мерлина во всех смертных грехах.

-Он твой советник, - намекает Моргана, с трудом сохраняя встревоженную и вежливую скорбность.

-Нет, - твердо решает Артур, - я… изгоняю тебя, Мерлин. Прочь! Ты, может, и не убивал Октавии, но ты несешь за собою не меньшее зло, чем убийство.

Тихая печаль и горечь отражается на лике Мерлина, у которого больше нет дома, кроме Камелота, у которого вся жизнь сложилась из скитаний и попытки оградить то одного, то другого человека, а теперь…Артура, от зла. Мерлин знает, что это Моргана… и он не винит ее. Он знает, что она хочет, чтобы ему было больно. Он знает, что заслуживает этого. И знает, что Моргана сама разрывается сейчас, и будет разрываться.

И Мерлину жаль Моргану. Он знает ее порочную любовь с Артуром, знает, что это не конец, что дальше Моргана разрушит Артурское правление, а потом…наверное, потом она спасет его и они уйдут, жить в боли друг друга, оставляя Мерлину пепел в душе. Он не нужен. Он…никогда не имевший ничего, он никогда не имевший никого…

-Мне жаль, что ты так думаешь, - для кого эта фраза в большей степени Мерлин не знает сам, - прощай, мой король.

Мерлин разворачивается. Мерлин идет к выходу. Гавейн, кажется, пытается броситься за ним, но не бросается… приказ короля выше чувств.

И Мерлин уходит. Уходит, зная, что дальше лишь крах. И зная, что единственный выход – спасти Моргану и Артура от их же собственной порочности, от их же собственной забытости, от огня фея, это сделать все падение вперед…

Сломать, чтобы возродиться. Сломать, пока есть время, пока песня Авалона не пропела для него в третий, в роковой раз.

Благо, в Камелоте осталась Леди Озера, и принц де Горр не настигнет ее там.