На ладони горы засыпай, под покровом еловым, ненадолго, на пару столетий, и, честное слово, я тебя разбужу на рассвете весеннего дня, я тебя провожу, и в дорогу дам хлеба и меда,
Памяти Джона Бэрримора, живого воплощения готического романтизма Вот и кончен спектакль — вечер долгий без меры… Премьера. Произнес свои фразы пред громом оваций
Когда германский рейх ещё в шортах бегал, И Эльба стекала с обманчиво пухлых губ, По устью её ходил пират Штёртебекер - Гамбургский недоделанный Робин Гуд.
"Ты Данте читал?" - спросила меня сумрачная лиса. Она нервно курила, никак не могла накуриться. Под моим языком теснятся стихи с илистым привкусом Стикса, Я вижу мертвые лица в земле, я слышу их голоса.
Глубина его ада равна его свету в душе: В нём звучаний движений разломанный в линии круг. Глубина его света из зрителей вылепит жертв, Просто с яркостью молний застигнув природный испуг.
Мы океаны…Нежной гладью ласкаем берег и песок, Мы отражаем солнца взгляды, несём его любви поток. Мы океаны… Режем скалы, смываем вековую пыль И иногда во время шторма мы переходим на латынь.