И надо мною одиночество
Возносит огненную плеть
За то, что древнее пророчество
Мне суждено преодолеть.
Гумилев. Жемчуга
Всё та же жизнь и дни всё дольше.
Окурки, книги, мыслей бред,
Листы стихов… К несчастью, больше
Я не обманываюсь. Нет.
Я тишь люблю. Лишь ночь настанет,
Без грани мысль. Декарт, Платон…
Я к ним привык: мне ночью сна нет,
А жизнь моя — какой-то сон…
Мы все одной мыслью страдаем,
(Но я разболтаю секрет)
И сами себя уверяем
Что нету её, её нет!
Но мысль та растёт неустанно,
Тем больше, чем старше года:
Неправда ль, нам странно, нам странно,
Что мы существуем? Ведь да?
Ты любишь, юноша, своих раздумий смену,
Ты любишь, юноша, томов вечерних тишь?
Когда придёт пора — ты выйдешь на арену…
Мысль, ты преклонишься, замолишь, замолчишь.
Слеп — кто в своём, кто не ломался,
Кто не познал, как это мало.
Что только их не забавляло…
Кто среди них не почитался…
Тот же, кто в высь дерзко прорвётся —
Ах, перед Всем тот не окрепнет:
Или умрёт, или согнется…
Зрячий на миг тоже ослепнет.
Вот Кант, книги Маркса, Бэкона,
«Ад» Данте, Риг-Веда, Паскаль,
Вот «Всё — суета» Соломона…
Продать вас нет силы, а жаль.
Ведь мир пренебрёг вашим даром:
Кто ж ищет причин естества?
Здесь все были сказаны даром
Великие к людям слова…
А я, я на душу вериги
Сковал и ношу много лет —
Гигантскую ложь нашей книги
О жизни, которой ведь нет?
Расплываясь, смотрят в окна
Тускло с улицы огни…
Словно длинные волокна,
Убегают фонари.
Видно много мне туманных,
Как видения ночей,
Неочерченных и странных,
Исчезающих людей.
Так, так, так, — часы считают…
Конки, люди и огни
В даль и темень убегают,
Будто нашей жизни дни…
Посв. С. М. Арамянц
Я всё забыл и дням забыл я счёт,
Расстался я, свистя, с исканьем и сомненьем.
Пускай прошедшее моё пройдёт,
Совсем, совсем пройдёт с мечтой и утомленьем.
Святыня — жизнь? Иль наслаждений срок?
Кто знает! Тайна — всё, но, значит, всё известно…
Я был дурён… Но ведь везде порок,
А в зле быть хуже всех, о, это даже лестно!
И путь другим избрал и я своим,
Чтоб жить среди людей с насмешкой наглой лести
И с пошлостью, и понятой другим,
И всё ж прощенною за недостатком чести.
Но вечером мне больно, как всегда,
Когда я остаюсь вне суеты и взоров,
И мучит вновь далёкая звезда
Изменою труду и ложью разговоров.
